Вести приходят издалека

86

Следующей весной, когда и жизнь, и работа давным-давно заставили ее почти забыть о старом академике и его ужасном изобретении, Маша снова сидела в электричке, направлявшейся в Москву. Мамины знакомые попросили на пару месяцев сдать им квартиру. Где-то под Ростовом в боковом кармашке Машиной сумки зазвонил мобильный телефон. Прием был плохой, и она едва узнала голос Остапа.

— Маша, привет! Как дела?

— Нормально все, к вам еду, — ответила она. — Через пару часов буду в Москве. Хотела тебе сюрприз сделать…

— Мне? — почему-то удивился Шульман.

— Ну да. Но раз уж ты сам позвонил… Ты очень занят?

— Для тебя время найду!

— Тогда встреть меня, пожалуйста, в двенадцать часов, у меня девятый вагон.

— Запросто. Я ведь, знаешь, хотел тебя к себе пригласить, с матушкой познакомить и…

Его голос захлестнул шум помех. Маша вспомнила рассказ Марины о маме Шульмана.

— Может, не стоит?

— Стоит! — уверенно отозвался он и как-то очень быстро отключился. Или это связь, и без того плохая, все-таки оборвалась?

Маша пожала плечами: что-то ей такое вспомнилось… Но что?

С Шульманом они встречались редко, и их отношения до сих пор не стали ближе, по-прежнему оставались дружескими, может, лишь чуть подцвеченными легкой влюбленностью.

Она вышла из вагона. На перроне Ярославского вокзала стоял… огромный букет багровых роз. Маша даже рот открыла от удивления. Остапа не было, зато над букетом маячила лысина депутата, «члена» Федерации, Павла Иловенского. И все это: и букет, и Павел, и охранник за его спиной — конечно, предназначались именно ей.

Это его голос было так плохо слышно, что она приняла его за Шульмана. Это он имел дурацкую привычку отключаться посреди разговора. Что она ему там наговорила? Что хотела сделать ему сюрприз? Вот сюрприз так сюрприз!

— А я думал, что ты ничего не знаешь, — сказал Иловенский, вручая ей цветы.

— Не знаю чего? — растерялась она.

— Да полно! Ты же ведь на симпозиум приехала.

— Я вообще-то…

— Ладно, это все завтра, — Павел бесцеремонно обхватил ее за талию и потащил к выходу с вокзала. Охранник попытался взять из ее рук дорожную сумку, Маша не отдала. — Знаешь, давай не будем откладывать, поехали ко мне, я тебя познакомлю с матушкой и с Витькой. Я ведь сделал все, как ты говорила, я привез их Архангельска. А Витька, племянник мой, вылитый Виталька, вылитый! Только помоложе на два года.

Обалдевшая от его напора, Маша позволила усадить себя в сияющую черную машину с мигалкой и с содроганием думала, куда и зачем она едет. Ее страхи оправдались: дома у Иловенского она чувствовала себя невестой на выданье. Его мама, Валентина Степановна, кажется, именно так и подумала, на Машу она смотрела именно как на предполагаемую сноху. Довольно тепло, впрочем, смотрела. А ведь Рокотова видела Павла Иловенского всего второй раз в жизни и не собиралась заводить с ним никаких отношений, ни близких, ни дальних. Она весь обед только и думала, как бы поскорее отвязаться от Павла, в четыре у нее была назначена встреча с квартирантами, а добираться придется через всю Москву.

Когда времени осталось совсем мало, она решила просить Павла отпустить ее.

— Не волнуйся, я тебя отвезу.

— Да я сама прекрасно доберусь, — нерешительно отказалась Маша, понимая, что сама она, конечно же, на встречу не успеет.

— Я же должен знать, где ты остановишься, — сказал Павел, помогая ей надеть куртку.

— Зачем?

— Но я хочу сам тебя завтра отвезти на заседание. Открытие мы можем пропустить, но после перерыва…

— Стоп! — Маша решила объясниться. — Я не понимаю, куда ты меня хочешь завтра отвезти? Какое заседание? Я ничего не понимаю, Паша. Я приехала квартиру сдать, которая мне от подруги по наследству досталась, и завтра же планировала вернуться домой.

О том, что она и с ним встречаться совсем не планировала, она решила промолчать. Иловенский растерялся.

— Он не пригласил тебя на представление прибора?

— Нет! Кто — он? Какого прибора?

Иловенский надул щеки и шумно выдохнул.

— Маш, я сейчас ничего объяснить не смогу, раз ты совсем не в курсе, но я тебя очень прошу: поедем завтра в академию, ты сама все увидишь и поймешь.

— Я не…

— Ты должна это увидеть!