Во имя любви

Глава 10

Баро и Земфира приехали в табор. Земфира — повидать дочку, а Баро — поговорить с Миро о будущем.

Цыганский барон стал рассказывать и пересказывать вожаку табора все последние новости: о том, как же все-таки спаслась от бандитов Кармелита, о том, что Максим теперь — ее жених, а Астахов — отец, о том, что с помощью Рыча пойман Удав, оказавшийся адвокатом Форсом.

— Значит, Форс? Как же все… просто! Жаль, что я не добрался до этого гада раньше!.. Ну, значит, завтра табор может покинуть город.

— Об этом я и пришел поговорить с тобой, Миро. Мы с Земфирой хотим уйти вместе с вами.

— Вы с Земфирой хотите уйти вместе с табором? А как же Кармелита? Ты оставишь ее одну?

— Почему же одну? С ней рядом будут Максим, Астахов… На этих людей я могу положиться. Они сумеют защитить мою девочку, — Баро отчасти продолжал уговаривать и самого себя.

— Но ведь у тебя в городе свое дело, бизнес!

— Твой отец, Миро, говорил, что настоящий цыган должен жить и умереть в дороге… И ты знаешь, я понял, что жил не по цыганским обычаям.

— Я уважаю твой выбор, Баро.

— Значит, возьмешь нас с Земфирой в табор?

— Спрашиваешь!

— Спасибо тебе, Миро!

— Баро, я почту за честь, если ты возьмешь на себя и управление табором.

— Э, нет!

— Но почему же?

— Миро, ты — достойный сын свое-го отца, ты воспитан дорогой, в таборе все тебя знают и уважают.

— Ноты — вожак всего нашего рода, у тебя больше опыта.

— Пришло твое время, Миро. Я старею…

— Не наговаривай на себя: ты еще полон сил!

— Спасибо, Миро, но у нас с тобой есть еще одно незаконченное, но очень важное дело…

— Какое? — удивился молодой Милехин.

— Приходи завтра ко мне в дом, увидишь…

Земфира застала в своей палатке Люциту с Рычем. Первым делом она рассказала дочери о том, что теперь они с Баро будут жить в таборе.

— Мама, но ты же хотела остаться в доме. Почему ж ты вдруг решила снова кочевать с табором?

— Так решил мой муж… И ты знаешь, доченька, я этому очень рада — теперь мы с тобой снова будем вместе.

Люцита переглянулась с Рычем.

— Нет, мама… Нам с тобой как раз придется расстаться.

— Почему? — Земфира удивилась и забеспокоилась.

А Люцита взяла Рыча за руку и сказала матери:

— Мы с Богданом решили идти своей дорогой.

— Нет, Люцита, нет! Как же ты можешь — вот так просто взять и уйти с мужчиной… Так нельзя!

И тут наконец Рыч сделал шаг вперед.

— Земфира! Неужели ты думаешь, что я хочу оскорбить твою дочь? Она вернула меня к жизни, и я никогда не дам ее в обиду! Я понимаю, что мы — и я, и она — совершили много ошибок. Но наша встреча изменила нас обоих. Мы стали другими людьми, Земфира! И я… Я прошу у тебя руки твоей дочери.

Земфира совсем растерялась.

— Извини, но мне надо поговорить с Люцитой. Рыч вышел из палатки, а Земфира бросилась к дочери:

— Скажи мне, Люцита, что между вами было?

— Мама! Неужели ты думаешь, что я забыла наши цыганские законы?! Я не спала с Богданом, если ты об этом!

Земфира облегченно вздохнула.

— Не обижайся на меня, дочка…

А Рыч все вышагивал возле палатки, ожидая решения — в том числе и своей судьбы.

Наконец Люцита выглянула из шатра и позвала любимого.

Когда же они вдвоем вошли, Земфира смахнула с ресниц слезинку и сказала:

— Благословляю вас! Не живите во грехе. Женитесь.

— Спасибо тебе, мамочка!

— Спасибо, Земфира! Не сомневайся, мы обвенчаемся в первой же церкви, которая попадется на нашем пути.

— А завтра, дети мои, приходите в дом Баро.

— Попрощаться, мам?

— Не только. Я постараюсь кое-что для вас сделать…

Васька влетел в котельную к Палычу.

— О! Здравствуй, цыган! — приветствовал его старый истопник.

— Я попрощаться пришел, дядя Палыч… Мы завтра со стоянки снимаемся.

— Уходите, значит. Жаль, с вами в городе как-то веселей…

Палыч налил гостю стакан молока, а Васька достал из кармана золотую монетку на веревочке и протянул ее своему старшему другу.

— Возьми — это тебе. На счастье сделана…

— Спасибо. А что ж мне-то тебе на память подарить? — Палыч обвел взглядом свою котельную, но не нашел ничего подходящего.

— А, знаю! — вспомнил он, снял с груди старый цыганский талисман, подаренный ему Рубиной еще сорок лет назад, и надел его на Ваську.

— Вот, возьми. Он тебя всегда сбережет… Много лет назад мне его одна цыганка дала.

— Какая цыганка?

— Самая красивая… Да ты ж ее тоже знал — Рубина.

— Спасибо, дядя Палыч! А Рубина что, и в самом деле была красивая?

Кармелита и Максим сидели одни дома.

— Как же ты все-таки догадался, что меня надо искать именно в этом подземелье?

— Люцита сказала.

— Молодец Люцита.

— А твой отец и Миро тебя там тоже искали, но не нашли.

— Это потому что мне бандиты сказали: если я издам хоть какой-то звук, то все… Отца бы убили. Ой, как же там было страшно!

— Ну-ну, все уже позади… — Они крепко-крепко обняли друг друга.

В дом вошли вернувшиеся из табора Баро и Земфира.

— Обнимаетесь, пока вас никто не видит, — сказал Баро.

Лица Максима и Кармелиты залились краской, но тут им на помощь пришла Земфира. Она усовестила мужа:

— Ты посмотри на него — совсем молодых засмущал!

— Ничего-ничего, Земфира. Завтра они уже не будут смущаться. Дети, завтра, перед тем как табор уйдет из города, мы отпразднуем вашу помолвку!

— Помолвку? — одновременно переспросили и Кармелита, и Максим.

— Да.

— Ой, папка, правда?!

Максим ушел от Зарецких совершенно счастливым.

А Кармелита поинтересовалась у отца:

— Пап, а почему ты решил помолвку сделать именно завтра?

— А ты что, передумала выходить замуж? — улыбнулся Баро.

— Нет, конечно!

— А если серьезно, дочка, то я завтра уезжаю.

— Уезжаешь? Куда? Надолго?

— Надолго. Завтра Миро уводит табор из города. И я решил, что мы с Земфирой уедем вместе с ним.

— Подожди, папа… Ты хочешь сказать, что решил снова стать таборным цыганом?

— Да.

— Но почему? Потому что я — не твоя родная дочь?! Потому что я — не цыганка, а русская?!

— Ну что ты, доченька, что ты! Для меня ты всегда будешь цыганкой, всегда будешь моей дочерью!

— Но я не хочу с тобой расставаться! Я люблю тебя!

— Я тоже люблю тебя, Кармелита. И тоже буду скучать по тебе… — Баро утирал слезы с лица дочери. — Но мы ведь расстаемся не навсегда.

— А когда ты приедешь?

— Ну, как только у вас с Максимом появится первенец — я буду первым, кто вас с ним поздравит!

И Кармелита обняла отца. Несмотря ни на что — родного отца.

На следующее утро Максим оставил суженую собирать в дальнюю дорогу одного своего тестя, а сам отправился к другому. Астахова он застал дома, вместе с Олесей.

— Николай Андреевич, Зарецкий благодарит вас за то, что вы в трудную минуту пришли ему на помощь, и возвращает ваши деньги, — Максим поставил перед Астаховым чемоданчик.

— Вовсе не обязательно было так спешить…

— Дело в том, что он уезжает. Он решил уйти из города вместе с табором.

— Да что ты говоришь? Максим только развел руками.

— Ну тогда и я поспешу вернуть ему свой долг. Олеся, передай-ка мне бумаги… Вот — это закладная на его дом и все имущество. Правда, я собирался отдать ее ему лично, но… — Астахов на глазах у Максима разорвал закладную на множество мелких кусочков.

Максим улыбнулся:

— Так даже лучше, Николай Андреевич. Просто Баро оставляет дом нам с Кармелитой… И еще, Николай Андреевич, Олеся, мы с Кармелитой приглашаем вас на нашу помолвку. Придете?

— И ты еще спрашиваешь? Обязательно! А когда?

— Сегодня.

— Ой, Максим, ты знаешь…

Но тут на помощь Максиму пришла Олеся:

— Ничего-ничего, дела подождут, а помолвка собственной дочери — и есть главное дело!

Астахов улыбнулся, соглашаясь с таким убедительным аргументом.

Этим же утром Миро, как и обещал, приехал к Зарецкому.

— Ради какого же такого таинственного дела ты позвал меня, Баро?

— Смотри, — Зарецкий развернул перед ним тряпичный сверток.

В тряпице показались серьги, кольца, перстни.

— Это, Миро, золото табора, которое твой отец передал мне в трудную минуту, ты знаешь…

Баро развернул и другую тряпицу — из-под нее показался золотой слиток.

— А это, — продолжал Зарецкий, — это священный слиток нашего рода, — и Баро поцеловал холодный металл. — Сейчас мы с тобой отнесем все это к Халадо…

— В кузницу? — удивился Миро.

— Да. Мы сплавим золото табора со священным слитком. И пусть это будет хорошим знаком для единения нашего рода!

Миро пришел в восторг от такого мудрого и благородного предложения старшины рода, и они, не мешкая, отправились к Халадо, тем более что кузнец с Грушей тоже собирались уйти с табором из города вместе со своим бароном.

И вот уже Баро держал в руках один большой слиток.

— Много лет, Миро, я был хранителем нашего священного золота. Но теперь пришло твое время. Ты — вожак табора, а я — цыган твоего табора. И я передаю этот священный слиток тебе!

— Баро… — Миро никак не решался протянуть руки и принять цыганское золото. — Может быть, ты передумаешь и сам встанешь во главе табора?

— Я уже все обдумал, и менять мне нечего. Я знаю, что передаю нашу святыню в надежные руки.

Баро опустился на колени, Миро сделал тоже самое. Баро поцеловал слиток и передал его молодому цыгану. Миро принял священный слиток и тоже его поцеловал. После этого мужчины встали и пожали друг другу руки.

— Я клянусь тебе, — волнующимся, но твердым голосом заговорил Миро, — клянусь, что никогда у тебя не будет повода усомниться в чистоте моих действий и помыслов!

— Да хранит тебя Бог, мой мальчик!

Когда Баро вернулся домой, Земфира уже практически собрала вещи.

— Можно ехать, Рамир, все готово.

— Хорошо, сейчас едем… — Баро грустным взглядом посмотрел на свою гордость — ковер с цыганскими ножами и кинжалами.

— Рамир, ты собирался раздавать и продавать лошадей…

— Да. А почему ты об этом заговорила?

— Сегодня у твой дочери помолвка, Рамир… И моя дочка тоже скоро выходит замуж…

— Люцита выходит замуж? Поздравляю! Аза кого, за Миро? Он мне ничего не говорил.

— Нет, не за Миро. Ее жениха зовут Богдан.

— Богдан? — Баро никак не мог вспомнить цыгана с таким именем.

— Это Рыч, Рамир.

— А я и забыл… Они будут кочевать с табором? — нахмурился Зарецкий.

— Нет. Рыч выполнит твое условие — они решили идти своей дорогой. И я прошу тебя, подари им двух лошадей!

— Хорошо, сегодня в таборе я сделаю это.

— Их не будет в таборе. Они уходят сейчас, и как раз пришли попрощаться.

— Тогда пойдем к ним.

Рамир и Земфира Зарецкие вышли во двор. Баро обнял Люциту как родную дочь. Затем, хмурясь, подошел к Рычу и протянул ему руку. Рыч крепко пожал ее своей рукой.

Люцита и Земфира внимательно наблюдали за ними, прижавшись друг к дружке.

Баро подвел под уздцы к Рычу двух лошадей.

— Это вам, Рыч, — тебе и Люците. И пусть они привезут вас к счастью!

А через несколько минут Баро и Земфира уже махали вслед молодой паре.

Вдруг мимо них, как ветерок, пронесся Васька. Он едва догнал Рыча и, запыхавшись, протянул ему цыганский нож — тот самый, что когда-то Рыч отдал ему в склепе на кладбище. Малец прослышал, что Рыч теперь — хороший цыган и что он уезжает. Потому решил вернуть ему самую ценную в мальчишеском представлении вещь. Однако Рыч ножа не принял:

— Я же подарил его тебе, Вась, — он твой! — Богдан заговорщицки подмигнул восьмилетнему Василию.

Они с Люцитой последний раз помахали на прощанье Баро, Земфире и стоявшему рядом с ними Ваське и скрылись за поворотом окраинной зубчановской улицы.

Астахов ушел, а Света осталась. Осталась одна. Вернее, не совсем одна, потому что в ней уже жил еще один человечек — ее будущий ребенок. Но одиночество от этого чувствовалось только еще сильнее.

Жених и отец ребенка только что ее бросил — и сделал это грубо и недвусмысленно, не оставив никаких сомнений. Ее отец — арестован, все вокруг говорят о нем такое, что волосы дыбом встают. Что же делать ей? На кого опереться в жизни? На чью помощь рассчитывать? Как страшно оставаться одной на всем белом свете!

Вчера она сказала Астахову, что не может вот так просто взять и к нему переехать. А вот теперь решила сама к нему пойти, уговаривая себя, что идет просто в гости.

Николай Андреевич и Олеся искренне обрадовались дорогой гостье, усадили ее за стол, Олеся ради Светы даже сходила в соседний магазин за детским безалкогольным шампанским.

Астахов провозгласил тост:

— Я хочу поднять бокал за вас — двух моих милых дам, потому что вы делаете меня счастливым: одна из вас подарила мне любовь, а другая скоро подарит внука или внучку!

И все втроем дружно сдвинули свои бокалы.

Как изменилось место стоянки табора! Не было уже шатров и палаток — табор готов был отправиться в дорогу, поодаль стояли машины и большой таборный автобус.

А в центре луга люди образовали большой круг. В центре людского кольца стоял Максим.

Баро, по цыганскому обычаю, подвел Кармелиту к жениху. Жених и невеста поцеловались. Отец не-весты поцеловал дочку, пожал руку Максиму и, смеясь, уступил место еще одному отцу невесты. Астахов с удовольствием проделал все то же самое. Со стороны жениха вышел Палыч, от всего сердца обнял Максима и любезно поздравил Кармелиту.

Грянула музыка — заиграли лучшие скрипачи табора. Цыгане пустились в пляс, а Максим и Кармелита все принимали и принимали поздравления. Подошли Земфира, Миро, а за ними один за другим потянулись остальные цыгане — весь табор.

Уже поздравившие присоединялись к танцующим. Баро отплясывал с Земфирой, а когда все поздравления молодыми были уже приняты, он вывел в круг танцующих и Кармелиту. Палыч вытолкнул туда же Максима, и тому ничего другого не оставалось, как постараться перетанцевать самого Баро.

Ровно час длилась веселая помолвка Максима и Кармелиты, а потом цыгане стали рассаживаться — кто по машинам, кто в автобус, а кто и на коней. Почти все зубчановские тоже уходили в кочевье. Халадо и Груша возвращались к прежней кочевой жизни, знакомой им обоим с детства. А отчаянная русская баба Маргоша уволилась из любимой пивной и вступила на совершенно неизведанный для нее путь, но зато вместе со своим любимым Сашкой — ее чемодан он пристроил у заднего окна автобуса.

Миро верхом на Торнадо дал команду отправляться, и сам первый тронулся в путь. За ним на своей машине поехали Баро с Земфирой и напросившийся к ним Васька. А следом и все остальные цыгане на машинах, автобусах и верхом на конях. Кто-то начал — и тут же все подхватили старую цыганскую песню.

Позади оставались стена леса, купола управской церкви, далекая голубая каемка озера и так внезапно опустевший луг, на котором стояли и смотрели вслед отъезжающим Максим с Кармелитой, Астахов с Олесей да Палыч.