Брат и сестра Орловы сидели за ресторанным столиком и с теплотой рассматривали друг друга.
— Сонька, ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть!
— Я тоже!
— Ну, тогда рассказывай. — Что?
— Как это что? Все — мне все интересно!
— Если было бы так уж интересно, приехал бы хоть разочек домой…
— Ну ладно, ладно… Ты ж у нас теперь важная дама, юрист, так?
— Да. Я хочу стать адвокатом. Но мама говорит, чтобы я занималась нашим семейным бизнесом.
— Это в ее стиле.
— Но она говорит, что это временно, пока она не найдет себе другого специалиста.
— Соня, ты что, серьезно думаешь, что мама тебя когда-нибудь отпустит?
— Ну да, найдет другого юриста, а я буду заниматься своей карьерой.
— Сестренка, — Максим старался говорить помягче, — у тебя никогда не будет своей самостоятельной карьеры — она не допустит!
— Максим, она все-таки наша мама!
— А знаешь, Сонь, я хотел попросить тебя о помощи, и именно как адвоката.
— У тебя что-то случилось? Какие-то неприятности?
— Нет-нет, — рассмеялся Максим. — Я совсем о другом. Вот смотри, мы с мамой постоянно ссоримся. Ну, ты знаешь, она первая провоцирует конфликты.
— Да вы оба похожи — оба упрямые, независимые. Вот только воевать все время зачем?
— Вот я и хочу помириться! И хочу, чтобы помирила нас ты — как настоящий адвокат! Ну, чтобы ты, как это там у вас говорится? Уладила все разногласия обеих сторон.
— Максим, ты в самом деле этого хочешь? Или так говоришь, чтоб меня успокоить?
— Сонечка, я на самом деле очень этого хочу.
— А что ж так вдруг? Ты ведь с мамой столько лет не разговаривал…
— Ну, считай, что повзрослел. Вот, жениться собираюсь. И не хочу, чтобы моя невеста видела какие-то разлады в нашей семье!
— Да уж, хорошего мало.
— И если это можно исправить, значит, это нужно исправить! Правильно?
— Ты даже не представляешь себе, как я рада это слышать! — улыбнулась Соня.
Дома Астахов прежде всего предложил Алле чашечку кофе, бокал вина, какие-то оказавшиеся под рукой пирожные и печенье. Потом повел по дому осматривать свою гордость, свою коллекцию живописи.
Алла в полной мере оценила хозяйский выбор.
— А вы, оказывается, настоящий ценитель, Николай Андреевич. У вас отличный вкус!
— Спасибо.
— Да здесь есть настоящие шедевры старых мастеров! Я, правда, в своем бизнесе занимаюсь, в основном, тем, что открываю новые имена.
— Увлекательное, наверное, дело. А я просто собираю картины как коллекционер.
— Знаем-знаем вас, коллекционеров, — снобы, ничего и слышать не хотите о современной живописи. Она для вас как будто и не существует! Или я не права?
— Ну, я бы сказал — не совсем правы. В последнее время я стал с гораздо большим интересом относиться к молодым современным художникам.
— И что же вас к этому подвигло? Расскажите, если не секрет.
— А вы знаете, зачем же рассказывать? Я могу прямо сейчас познакомить вас с одной молодой художницей. Хотите?
— Это ваша дочь? Или супруга?
— Нет, нас с ней связывает другое… Это сложная история, я вам как-нибудь потом расскажу.
Алла была заинтригована. А Астахов постучался в дверь Светиной комнаты.
— Света, ты занята?
— Да нет, Николай Андреевич, заходите.
— Я не один. Я хочу тебя познакомить с одним человеком, не возражаешь?
— Нет. Проходите, пожалуйста… Астахов и Алла вошли в комнату.
— Ну, тогда знакомьтесь: это — Светлана Форс, очень одаренная художница. А это — Алла Борисовна Орлова, мама Максима.
— Вы — мама Максима? — Света никак не ожидала такое услышать и сильно удивилась. — Очень приятно!
— Алла Борисовна занимается выставочным бизнесом, — продолжал знакомить женщин Астахов. — Покажи ей, пожалуйста, свои работы.
Света растерялась.
— Но я как-то не готова… Да и здесь у меня всего-то пара работ.
Но Алла уже осматривала цепким профессиональным взглядом две картины, висевшие друг против друга на стенах комнаты.
— Ваши? — обратилась она к девушке.
— Ну да, мои.
— А вы знаете, это интересно! — закончив осмотр, Алла повернулась к Свете и Николаю Андреевичу. — Но для выставки этого, конечно же, маловато.
Светлана, покажите мне и другие ваши картины, ладно?
— Для выставки? Ну что вы — они совсем ерундовые. Их не то что на выставку — их вообще никому нельзя показывать!
— Света, а ты доверься специалисту, — посоветовал Астахов.
— Вот именно! — подхватила и Алла. — Ваши работы заслуживают, как минимум, внимания. Знаете, я бы хотела поговорить с вами подробнее.
— Вы что, действительно думаете, что у меня есть какие-то перспективы?
— Я думаю, что у вас есть талант. А перспективы зависят от того, в чьих руках он окажется! Так что давайте поговорим конкретно.
— Спасибо большое… — Света никак не могла побороть в себе недоверие — она вспоминала организатора своей прошлой выставки.
Но Астахов вежливо вышел, оставив для деловых переговоров женщин наедине. И волей-неволей разговор пришлось начинать.
Табор возвращался в город. До Управска оставалось меньше одного дня пути, но сгущались сумерки, вот-вот должна была наступить ночь — и Миро объявил привал. Цыгане наскоро ставили палатки, кто-то устраивался прямо в машинах, когда к Миро прибежала взволнованная Земфира.
— Миро! Послушай меня, не над(R) останавливать табор! Отмени привал!
— То есть как это? Мы ведь уже остановились, разложились все…
— Ой, Миро! Неспокойно у меня на душе — к утру нам надо быть в городе!
— Ты что же, предлагаешь нам всю ночь ехать?! Земфира, объясни толком, что случилось?
— Не спрашивай меня, Миро! Не спрашивай — просто доверься моему сердцу!
Молодой вожак внимательно посмотрел Земфи-ре в глаза. Понял, что говорит она очень серьезно.
— Хорошо, ты — шувани, и я тебе верю.
И уже через пять минут весь табор вновь, с неохотой, собирал свои пожитки. А еще через четверть часа цыгане тронулись в путь.
Кармелита с Люцитой прошли через гостиную и уселись на кухне — здесь обеим было как-то уютней.
— Что ж это за судьба у меня, — Люците было горько на душе и хотелось выговориться. — Представляешь, мы ведь с Богданом уже в церковь заходили венчаться, когда его вдруг арестовали!
В кухню вошел вернувшийся домой Максим, обрадовался Люците, присел к девушкам за стол. Но все более мрачнел по ходу невеселого рассказа.
— Люцита, ну хочешь, я в милицию схожу, дам показания в пользу Рыча! — ему хотелось что-то сделать, чем-то помочь.
— Спасибо, Максим. Кармелита уже все следователю рассказала, — отвечала Люцита.
— Ну? И он его отпустит?
— Надеюсь, — она вздохнула. — В любом случае, надо ждать завтрашнего дня…
— Ты у нас останешься, да?
— Да.
— Ну и хорошо!
Вернулась домой Олеся. Застала Астахова убирающим со стола свой "представительский набор" — вино, кофе, печенье, конфеты.
— Коля, у тебя кто-то был? Деловая встреча?
— Да, ты знаешь, кажется, наклевывается новое сотрудничество. Правда, не у нас, а у Светы. Но самое интересное, что ее потенциальный партнер — мама Максима! Представляешь?
— Да что ты говоришь! Она уже ушла?
— Нет, они сейчас у Светы — общаются. Оказывается, ее бизнес — это как раз находить и раскручивать молодых, талантливых, но неизвестных художников!
— Коля, я должна тебе сказать… У Светы есть и проблемы, не связанные с творчеством.
— О чем ты? Что-то случилось?
— Она мне сказала, что сегодня утром к ней приходил Антон.
— Сюда? — Да.
Астахов задумался.
— Олеся, милая, ты не забывай, что Света, все-таки носит его ребенка.
Ну не может он об этом не думать — он же мужик!
— Коля, подумай и о Свете — сколько она из-за него натерпелась!
— Понимаю, но — ребенок! Из-за него можно простить очень многое…
— Но только не то, что творит Антон, — всему есть предел!
— Хватит, Олеся! Знаешь, осудить — проще простого. Нельзя желишать человека надежды… Вотия надеюсь, что у них все еще сложится.
Но Олеся только с сомнением покачала головой.
А в соседней комнате Алла занималась тем, что производила впечатление на Свету.
— Знаете, Алла Борисовна, у вас замечательная работа! — говорила Светлана гостье. — Очень инте-. ресная! Я вам даже немного завидую.
— Ну что ж, я, по-видимому, в вашем Управске — не на один день, так что вполне могу заняться организацией твоей выставки.
— Моей выставки? Но вы же видели только пару моих работ.
— Посмотрим и другие. И если они окажутся подходящими, то мы подпишем с тобой контракт.
— Спасибо за доверие, но почему вы так во мне уверены?
— А ты оправдывай мои надежды, оправдывай! И больше того — пока ты будешь писать новые картины, я готова выплатить тебе аванс! — Алла откинулась на спинку кресла и с удовольствием наблюдала за произведенным эффектом. — Ну? Ты еще думаешь? Тебе не нужны деньги?
— Нет, конечно, нужны. Николай Андреевич очень добр ко мне, но не могу же я сидеть у него на шее вечно.
— Похвальное желание. И я предлагаю тебе подписать долгосрочный контракт. Согласна?
— Алла Борисовна, прежде всего, я должна вам кое-что сказать. Ну, просто я хочу, чтобы вы узнали это от меня, а не от посторонних.
— Ну-ну? — заинтересовалась и напряглась Алла.
— Дело в том, что между мной и Максимом были близкие отношения…
— Вот как?! И это — его ребенок? — Алла кивнула на Светкин живот.
— Нет, что вы! Тут Максим ни при чем.
— Понятно… Аты в курсе, Света, что Максим собирается жениться?
— Да, конечно. Кармелита — его невеста, она — моя лучшая подруга.
— И она так и остается твоей подругой?
— Да, мы еще с детства дружим. У нас с ней нет друг от друга никаких секретов. Да и с Максимом у нас тоже по-прежнему отличные дружеские отноше-ния!
— Вот, значит, как… — и Алла о чем-то задумалась. — Я рада, что ты мне сказала это так прямо. И думаю, что нам после этого действительно легче будет работать!
Алла протянула Свете руку, а в голове у нее уже складывалась интересная комбинация.
Ночь спустилась на Управск. Ворочались в своих гостиничных постелях Тамара и Антон. Где-то неподалеку прокручивала в голове возможные варианты развития событий Алла Орлова. Горел свет в окнах управской больницы — и за одним из них сидел рядом со своей Рубиной Палыч, не собираясь теперь покидать ее ни днем, ни ночью. В доме Астахова никак не могла уснуть и все мечтала о своем профессиональном будущем Светка. В доме Баро плакала в подушку над своей горькой долей Люцита. А в соседней комнате тихо разговаривали Максим с Кармелитой.
— Жалко Люциту, — говорил Максим почти шепотом. — Только у них все наладилось — и тут…
— Да. Представляешь, они уже венчаться с Ры-чем шли — и его прямо под церковью арестовали!
— Мы вот с тобой тоже никак до загса не дойдем, — грустно усмехнулся Максим, — Да, кстати, мама и Соня завтра утром ждут нас в ресторане на завтрак, ты не против?
Но Кармелита заговорила вдруг совсем о другом:
— А ты знаешь, о чем я сейчас подумала? — и она прижалась к любимому.
— О чем? — Максим обнял ее рукой.
— Вот если, например, случится такое, что от меня все отвернутся, ты мне будешь верить? — Ох и чувствовала Кармелита, ох и понимала, куда ведет ее тропинка.
— А почему такое должно вдруг произойти?
— Ну, я просто так говорю. Ну вот вдруг! Всякое ведь бывает. Ты тогда тоже от меня отвернешься, да?
— Ни-ког-да! — и он стал целовать это самое любимое лицо на свете.
Ночью в больнице наконец наступила долгожданная тишина. Палыч все сидел рядом с Рубинной, держал ее руку в своей. И хотя кроме теплоты этой самой руки да дыхания никаких других признаков жизни подключенная к приборам пациентка не подавала, Палыч все равно говорил и говорил с ней. Говорил всю ночь напролет.
— Вот, Рубинушка, сподобился я наконец, дожил: признали меня твоим родственником — позволили сидеть с тобой в палате. Правда, без твоего разрешения… Ну да ничего — будем с тобой теперь разговоры разговаривать, развлекать тебя буду. Вот только не знаю пока, как…
И он, улыбаясь, посмотрел на любимую.
— Красавица моя! Ты — самая прекрасная женщина на земле, Рубина…
Долгие-долгие годы, пока ты не появилась в городе, я как будто гнил заживо в своей котельной! А потом, когда мы так чудесно встретились опять, сорок лет спустя — я снова услышал, как поют птицы, как шелестит в листве ветер. Я ощутил запах рассвета! Ты ведь должна знать, Рубина, что у рассвета есть свой запах… С тобой я вспомнил, что значит радоваться жизни! Я помолодел!.. А когда ты умерла — умер и я. И все во мне умерло. Мне тяжело стало находиться в этом городе, где все напоминало о тебе, все было связано с тем счастьем, которое так нежданно к нам вернулось — и так быстро исчезло вновь. В общем, повторилось то же самое, что и сорок лет тому назад. Тогда я — молодой, энергичный, с образованием… Все передо мной вроде бы было открыто, жизнь обещала исполнение всех желаний! Но мы расстались — и жизнь потеряла смысл. Я бросил все и ушел, куда глаза глядят… И сейчас бы тоже ушел. Но ты позвала меня, Рубина… Ты снова вернулась — и я снова могу жить! Палыч вытер со щеки незаметно оказавшуюся там слезу.
— Старею вот, плачу… Прости, Рубина, не велит медицина тебя волновать, прости!..
Палыч замолчал, но глаза его, устремленные на неподвижную Рубину, продолжали говорить.