Во имя любви

Глава 17

Палыч уговорил врача пустить его к Рубине еще раз. Тот скрепя сердце согласился, но предупредил посетителя, что пускает его только на пять минут.

И вот Палыч сидел у постели своей так загадочно воскресшей любимой и держал ее за руку.

— Ну вот, Рубина, нам дали только пять минут, — говорил он ей, неподвижной. — Сорок лет я тебя знаю, и никогда нам не давали быть рядом столько, сколько нам хотелось!.. А я ведь получил твое письмо, Рубина. Читал его и плакал. И радостно было, и больно от твоего признания в любви. Я ведь тоже любил тебя все эти годы! Наверное, поэтому и услышал сегодня, как ты зовешь меня, и прибежал на твой зов… И когда ты очнешься, Рубина, то первым, кого ты увидишь, буду я. Никогда, слышишь? Никогда больше тебя от себя не отпущу!

Посидел молча и заговорил опять о том, что тревожило:

— Одно меня только волнует — как я все это тво-и — то расскажу?

Вошел врач:

— Ну все, Павел Павлович. Вы обещали мне пять минут, а прошло уже гораздо больше!

— Доктор, а можно я еще побуду?

— На сегодня — хватит. Павел Павлович, поймите, я даже не могу сказать, слышит она вас сейчас или нет. Но одно я могу сказать вам совершенно точно — волновать ее сейчас не стоит.

В коридоре Палыч стал с врачом прощаться.

— Так вы с родными-то ее свяжетесь, Павел Павлович? Если только больная способна сейчас воспринимать окружающее, то любовь и ласка близких — лучшее для нее лекарство!

— Да-да, я сейчас им обязательно позвоню… — ответил озадаченный Палыч не очень уверенно, но понимая, что сделать это он должен.

Когда Тамара вернулась в гостиничный номер, который они с Антоном, по бедности, сняли один на двоих, сынок валялся на кровати и смотрел телевизор.

— Ну что? — спросил он вальяжно.

— Все в порядке. Вот деньги, — Тамара бросила сумочку с добычей на стол.

Антон вскочил, подбежал к столу и заглянул внутрь материной дамской сумочки. Ах уж эти дамские сумочки — чего они только подчас не хранят в своих маленьких, но таких неисчерпаемых недрах!

— Слава Богу! — Антон пересчитал купюры и остался доволен суммой.

— Да нет, не все так просто, как ты думаешь. Эти деньги мне дал Форс, и дал их е одним условием — ты должен остаться со Светой.

— Что?!

— Не надо переспрашивать, Антон, ты все прекрасно слышал!

— Так, начинается… Только как же я могу быть с ней после всего, что между нами было? Она меня даже на порог не пустит! И разговаривать со мной не станет!

— А надо, чтобы стала. Ничего-ничего: придешь, покаешься — глядишь, и простит. В ее положении капризничать вредно.

— Мам, ну она же не такая дура, чтобы поверить моим словам. Ну сколько раз я уже приходил-уходил, приходил-уходил!

— Дура она или не дура, но ты должен своего добиться. Ты же понимаешь, что у нас нет сейчас других источников дохода, кроме Форса.

— Потрясающе! Теперь я должен играть роль прихлебателя при женщине.

Просто как мой драгоценный папаша Игорь всю жизнь при тебе!

— Другие предложения есть? Нет! А раз нет, то будешь играть по чужим правилам. И ты это сделаешь! Графа Монте — Кристо, сынок, из тебя не вышло, придется переквалифицироваться в приживалки! Хорошо еще хоть не в альфонсы, как твой вор-папаша…

Тамаре все больше надоедали окружавшие ее последнее время жалкие безвольные подобия мужчин — и она начинала сама диктовать свою волю.

Кармелита отправилась за покупками. Максим был один, когда в двери дома позвонили. Он открыл — да так и замер в изумлении. Перед ним на пороге стояли две женщины. Одна из них была средних лет, но явно следящая за собой, и поэтому выглядела весьма ухоженно и даже привлекательно. Вторая же — совсем молодая и очень обаятельная девушка.

— Ну, здравствуй, сынок!

— Мама?! Здравствуй! Привет, Соня!

— Здравствуй, братик!

Да, господа, это были мать Максима и его родная сестра. А Максим все никак не мог прийти в себя — увидеть на пороге дома Зарецкого своих родственников он ожидал меньше всего.

— Ну и где же твоя невеста? — не дала сыну опомниться мать. — Ты уж прости, сынок, что мы без предупреждения. Но уж больно неожиданно мы узнали, что ты у нас собрался жениться… Я подумала: зачем перед свадьбой вспоминать о плохом? Вот мы с Соней и приехали!

— А как… Как же вы узнали, где я?.. И про свадьбу? — к Максиму стал возвращаться дар речи.

— А, так это твоя невеста нам позвонила. У нее еще такое имя необычное — Кармелита.

Ну и невестушка… Ну и угодила своими сюрпризами…

Наконец Максим догадался пригласить родных в дом и усадить в гостиной.

Женщины все осматривались по сторонам, а вновь обретший дар речи Максим все говорил и говорил:

— Мама, ну конечно, между нами всякое было… Но я очень рад, что вы приехали! А знаешь, мам, вот сколько мы с тобой не виделись — а ты совсем не изменилась. А вот Сонька у нас какая красавица стала!

— Да я и раньше тоже ничего была! — парировала сестра с веселой улыбкой.

Максим тоже улыбнулся:

— Ты расскажи хоть, как живешь? Замуж еще там не выскочила?

— Я бы тебя, братик, предупредила.

— Она — послушная дочь, в отличие от некоторых, — произнесла мать Максима с нажимом. — Ну да ладно, что это все о нас и о нас — ты-то как?

— Да нормально все… Нет, ну правда — сейчас у меня все нормально.

— Между прочим, если бы не твоя Кармелита, то мы бы даже и не узнали, что ты собрался жениться. А ты говоришь — нормально!

Но Максим при упоминании Кармелиты только блаженно улыбнулся:

— А мне она ничего даже не сказала, шпионка моя. Удивительно, как это ей удалось так быстро вас найти и пригласить!

— Видимо, твоя невеста знает о приличиях больше, чем ты! — не упустила возможности сделать замечание сыну мать.

— Ну, так, видимо, ее воспитали получше! — парировал Максим.

Но мать решила перевести разговор на другую тему:

— А у тебя красивый дом, сынок. Если честно, то я не ожидала, что ты столького добьешься!

— Боюсь тебя огорчить, мама, но это не мой дом, а Кармелиты.

— Вот как? Сколько же нового я узнаю о тебе, Максим. Значит, из родного дома ты сбежал — гордый, не захотел зависеть от семьи. А у девушки на шее сидеть гордость тебе позволяет…

Максим искренне смутился и попробовал было объяснить:

— Мама, ты не права. Я не сижу ни у кого на шее. Просто так сложились обстоятельства, что пока мы вынуждены жить у Кармелиты. Пока! — он особо подчеркнул последнее слово, но по глазам матери понял, что вовсе ее не убедил. — Так, мама, давай мы не будем сейчас устраивать с тобой соревнование: кто кому наговорит больше колкостей и кто кому быстрей испортит настроение, ладно? Вы приехали ко мне — и я очень рад! Между прочим, вы тоже можете за меня порадоваться — я все ж таки женюсь!

Максим уже нервничал, но старшая Орлова со звучным именем Алла Борисовна решила оставить за собой в этом разговоре последнее слово:

— Можно подумать, что это мы выставили тебя из дома! Позволь напомнить, но это ты сам лишил нас удовольствия тебя видеть.

Солодовников и Рыч остались в кабинете один на один.

— Гражданин следователь, объясните мне, почему вы вдруг решили, что Удав — это я? Разве Удав, он же Форс, не сидит в тюрьме?

— А, так вы, оказывается, совсем не так плохоос-ведомлены! Да, сидит.

Но, видимо, ему тут у нас не очень нравится. Потому что он утверждает, и не просто утверждает, а очень даже убедительно доказывает, что Удав — это вы!

— И вы ему верите? Да он потому и Удав, что хитрый и скользкий!

— А откуда мне знать, может быть, это вы хитрите, а не он?

— Хотелось бы мне посмотреть ему в глаза…

— Ну, тут как раз нет ничего сложного. Тем более что наши желания совпадают — мне тоже хотелось бы, чтоб вы с ним посмотрели друг другу в глаза. Иначе говоря — очную ставку вам устроить.

И Солодовников попросил доставить Форса. Когда того привели, следователь начал:

— Очень интересное у нас с вами дело получается: каждый из вас утверждает, что Удав — не он, а как раз другой. То у нас не было ни одного Удава, то — целых два.

Глаза Рыча все это время наливались злостью и презрением.

— Решил все на меня спихнуть?! — бросил он Форсу, не слушая следователя.

— Гражданин следователь! — начал Форс. — Я не собираюсь ничего ни на кого "спихивать". Я хочу добиться справедливости и восстановить свое доброе имя. Все те преступления, которые вы инкриминируете мне, называя меня Удавом, связаны, так или иначе, с Зарецким и его семьей. И начались они после того, как Рыча, простите — Голадникова, который работал у Зарецкого охранником, выгнали из того дома. Это так? — повернулся Форс к Рычу. Но Рыч не удостоил его ответом.

— Обиженный на своего бывшего хозяина, он начал мстить, — продолжал Форс. — Сначала Голадников похитил их священное цыганское золото и вымогал у Зарецкого деньги за его возвращение. Во время передачи денег, где я выступал от имени Зарецкого в качестве посредника и переговорщика, погиб Бейбут Милехин.

— Я никого не убивал! — не сдержался Рыч.

— Конечно, не убивал. Зачем убивать самому, если можно отдать приказ убить подручным?

Форс смотрел на Рыча с явным превосходством. Он давно уже выстроил всю линию своего поведения, учитывая то, что вряд ли Рыч, решивший начать новую праведную жизнь, станет отрицать правду. Поэтому прежде всего адвокат упирал на то, к чему Богдан Голадников действительно имел прямое отношение.

— …А потом, гражданин следователь, была похищена Кармелита Зарецкая, — перешел Леонид Вячеславович к следующему эпизоду. — И похищена она была все тем же Голадниковым, чему есть два свидетеля — сама Зарецкая и Орлов.

Форс замолчал.

— Что вы на все это скажете, Голадников? — спросил следователь.

Но молчал и гордый Рыч.

— А теперь давайте перейдем к самому главному, — Форс сделал профессиональную эффектную паузу. — Гражданин следователь, вы помните дело о покушении на Максима Орлова?

— Да, я его просматривал.

— Просматривали? А я бы посоветовал вам внимательно его прочитать!

Орлов тогда отказался давать показания. И знаете почему? Он думал, что приказ о покушении на него был отдан отцом его любимой девушки — то есть Зарецким!

— А почему же он так думал?

Форс не только ждал этого вопроса, но и специально подводил к нему следователя.

— Да потому что покушение на него совершил не кто иной, как Голадников.

А когда правда всплыла, Зарецкий выгнал его из своего дома! — и, повернувшись к Рычу, победоносно спросил: — Я все правильно излагаю?

"И кто-то еще будет со мной тягаться!" — самодовольно думал в это время многоопытный адвокат про себя.

Вернулась из магазина Кармелита и застала в доме незнакомых гостей.

— Вот, познакомься, — это… — начал было Максим.

— Ой, вы, наверное, мама Максима, да? — догадалась девушка. — Очень приятно!

И, сказав еще буквально пару слов для знакомства, Кармелита побежала к себе в комнату, чтобы переодеться в лучшее свое платье, сшитое и подаренное ей Земфирой. Выйдя вновь к гостям, она взяла Максима под руку и остановилась, давая возможность будущей родне себя рассмотреть.

— Вы очень хорошо смотритесь вместе! — похвалила молодую пару мать жениха. — Только скажи, Кармелита, деточка моя, а почему такой странный наряд?

— Почему же странный? Это — моя национальная одежда.

— Не понимаю?

— Я - цыганка. Максим, а ты что, не говорил?

— Не успел.

Мать и дочь Орловы переглянулись.

— Вас это смущает? — спросила Кармелита.

— Н-нет… Конечно же, нет! — старшая из женщин первой вышла из замешательства.

— А папа Максима приехал? — Кармелита просто светилась радостью, позабыв в этот момент обо всех свалившихся на нее бедах и угрозах.

— Нет, мы оставили его дома. Должен же кто-то и фирмой управлять. А твои родители, Кармелита, где?

— Маму свою я и не знала — она умерла при родах. А папа ушел с табором.

— С табором? — мать Максима даже поперхнулась.

…Ну а вы, читатель? Как бы отреагировали на такую новость вы?

Представьте себе, что это не Максим Орлов, а ваш родной сын решил жениться на цыганке, чей отец кочует с табором? И если только, читая эту книжку, вы отнесетесь к подобным вещам чуть-чуть иначе, чем до того как взяли ее в руки, — то, значит, писалась она уже не зря…

— А что ж мы стоим-то? — встрепенулась Кармелита. — Давайте я сейчас на стол накрою — чаю попьем или пообедаем!

— Нет-нет. Вы знаете, мы устали с дороги и, пожалуй, пойдем отдохнем в гостиницу.

— А зачем же — в гостиницу? Отдохните у нас! Смотрите, какой дом большой — всем места хватит.

— Нет, мы все же вернемся в гостиницу — у нас там вещи… Ну а потом посмотрим. Рады были очень с тобой познакомиться, Кармелита!

И старшая Орлова — Алла Борисовна — увела дочь Соню в управскую гостиницу.