На живописном холме, что недалеко от сельской церкви, показались двое наездников — мужчина и женщина. Их лошади с минуту постояли на вершине, переминаясь с ноги на ногу, и, пришпоренные, пустились вниз.
Возле церкви Рыч спешился первым и помог спрыгнуть с коня Люците.
— Ну что, идем? — спросил он, взяв девушку за руку.
— Подожди, Богдан. А что там нужно говорить?
— Только то, что ты согласна быть моей женой.
— Только? А я думала, там надо клясться в вечной любви.
— А разве она не вечная?
— Ну что ты! Конечно же, да! Просто мне как-то не по себе…
Но Рыч только улыбнулся и повел любимую к дверям церкви. Вдруг за их спиной отчаянно заскрипели автомобильные тормоза. Оглянувшись, молодые увидели милицейскую машину. Выскочивший из машины наряд в одну секунду оказался рядом со счастливой парой.
— Капитан Васильченко, — козырнул старший по званию. — Прошу предъявить ваши документы!
— А в чем дело? — спросила Люцита.
Рыч молчал — он понял все в первую же секунду.
— Не волнуйтесь, обычная проверка, — и милиционер взял паспорт, который протянул ему Рыч. — Так, Голадников Богдан Васильевич. Придется вам проехать с нами.
— Это еще зачем?! — стала было наступать Люцита, но Рыч ее остановил:
— Не вмешивайся. Ты же знаешь, они меня искали — вот, теперь нашли.
Люцита обняла своего Богдана и отчаянно зашептала ему на ухо:
— Ты можешь убежать! Я отвлеку их, я сейчас такой скандал закачу, что они сами не рады будут!
— Нет, Люцита, никуда я не побегу, — так же шепотом отвечал ей Рыч. — Хватит, набегался. Пусть теперь разбираются по закону.
И он повернулся к милиционерам:
— Я готов. Пошли.
А через пару часов управские прохожие наблюдали странную картину: по улицам города ехал милицейский "бобик", а рядом с ним скакала на коне молодая цыганка. Всю дорогу Люцита не отставала от них ни на шаг — милиционеры пробовали и уговорами заставить отстать, и угрожали, и просто пытались оторваться, но Люцита следовала за ними неотступно.
Света уже четверть часа сидела в комнате для свиданий, когда надзиратель наконец ввел Форса.
— Доченька! — бросился он обнимать Свету.
— Здравствуй, папа, — проговорила она холодно и не отвечая на отцовские объятия.
— Я так рад тебя видеть!
— А вот я, к сожалению, сказать о себе то же самое не могу.
— Вот как? Значит, и ты тоже считаешь меня злодеем?! Но ты ведь все-таки пришла ко мне? — спрашивал Форс с надеждой в голосе.
— Я знаю, что ты опять угрожаешь Кармелите и пытаешься ее запугать.
— Что? Я угрожаю? Каким образом? Доченька, я же сижу в тюрьме! У меня вообще нет связи с внешним миром — как я могу кому-то угрожать?
— Папа, я не знаю как, но ты это делаешь! Ты всегда делаешь то, что хочешь… Я знаю, что ты заставляешь Кармелиту врать следствию.
— А может быть, это просто совесть у нее проснулась, и она наконец перестала выгораживать своих цыган?
— Конечно, перестала — под твоими угрозами!
— Это она тебе сказала об угрозах?
— Не важно, кто и что мне сказал.
— Да нет, как раз очень важно. Она все это тебе сказала только потому, что хочет казаться лучше в твоих глазах!
— Кармелита не станет меня обманывать!
— Доченька, мне очень больно от тебя это слышать. Скажи, кому ты больше веришь: Кармелите или своему отцу?
— Знаешь, папа, мне и самой это очень больно, но Кармелите я сейчас верю больше.
Форс помолчал, потом заговорил о другом:
— Девочка моя, скажи, как ты? Как твой ребенок?
— Папа, не надо менять тему. Ты спросил, кому я больше верю, — я тебе ответила. Теперь ты ответь мне.
— Света, я не знаю и не могу знать точно, зачем твоя Кармелита выдумывает все эти истории о запугивании. Но, возможно, она хочет изменить показания и таким образом готовит себе пути к отступлению. Ну, якобы на нее оказывали давление.
— Другого я от тебя и не ожидала. Папа, Кармелита на такие хитрости не способна — не нужно мерить всех по себе!
— Нет, Света, это как раз ты всех меряешь по себе. А вокруг тебя далеко не такие простодушные и наивные люди, как ты. И особенно эта твоя Кармелита!
— Я тебе не верю!
— Не понимаю, чем я это у тебя заслужил, — в словах Форса сквозила горечь обиды. — Я всю жизнь работал, старался, все делал только ради тебя. И что в итоге?
— Ой, папа-папа… В итоге ты в тюрьме. А я переехала в дом к Астахову.
— Ты все-таки живешь с Антоном?
— С Антоном? — Света криво усмехнулась. — Антон не захотел связывать свою судьбу с дочерью криминального авторитета.
— Это его слова? — Да.
— Подонок! Нет, ну редкий подонок!.. И это после всего, что я для него сделал…
— Да, ты для него сделал много — после вашей совместной деятельности Астахов выгнал его из дома! — заметила Света с сарказмом.
— Светочка, я, в каком-то смысле, действительно перед всеми виноват, но вовсе не в том, в чем меня обвиняет следствие. И я очень скоро это докажу!
Надзиратель посмотрел на часы и стал торопить Форса.
— Вот увидишь, дочка, я докажу это — и очень скоро выйду отсюда. Вот тогда мы и решим все наши с тобой проблемы, ладно?
— Ну, допустим, а кто же тогда во всем виноват?
— Цыган один — Рыч. Он уже почти было выкрутился. Но я объяснил следователю, кто виноват на самом деле, — и его объявили в розыск. Вот увидишь, его найдут — и меня выпустят!
Форса увели, а Света так и не поняла, верить ли ей словам отца или нет.
Как только Форс оказался в камере и собирался присесть на койку, как замок двери вновь лязгнул. На пороге стоял все тот же надзиратель.
— Гражданин Форс, следователь разрешил вам еще одно свидание — идемте!
На этот раз в комнате свиданий его ждала Тамара.
— Тамара Александровна? Вот уж не ожидал!
— А вы прекрасно выглядите, Леонид!
— Хороший комплимент для арестованного. Но, я думаю, вы пришли не только для того, чтобы сказать мне пару приятных слов?
— Не только. Честно говоря, я пришла просить у вас помощи.
— У меня? — и Форс вновь изобразил крайнее удивление. — Да чем же я здесь, в тюрьме, могу вам помочь?
— Леонид, такие люди, как вы, не теряют влияния даже в тюремной камере!
— Насколько я понял, комплименты продолжаются. Но все-таки, чем я могу вам помочь?.. Хотя, осмелюсь предположить, что речь пойдет о деньгах, не так ли?
— Да, Леонид, о деньгах. Об астаховских деньгах. Форс внимательно слушал.
— Дело в том, что он хочет развода. А я хочу при разводе половину имущества и капитала.
— Неужели вы обращаетесь ко мне, как к адвокату? Но вряд ли ваш бракоразводный процесс перенесут ко мне в камеру.
— А что бы вы мне тогда посоветовали?
— Ну что ж, линию поведения вы выбрали, на мой взгляд, верную — отсудить у Астахова половину при разводе сложно, но можно. Торгуйтесь, тяните время — а я тут, на нарах, долго задерживаться не собираюсь!
— Тянуть время, я понимаю… Но мне нужны хоть какие-то деньги уже сейчас…
— И я вас понимаю. Больше того, готов предоставить вам некоторую ссуду.
Но прежде мне бы хотелось оговорить некоторые условия… Тамара Александровна, расскажите мне, как складываются отношения у вашего сына с моей дочерью?
— Надеюсь, что хорошо, — притворилась Тамара. — Вы знаете, я как-то не отслеживаю личную жизнь сына.
— А стоило бы отслеживать! — голос арестованного адвоката стал очень жестким. — Ведь речь идет об их будущей семье и о нашем с вами будущем внуке!
— Думаю, что вы, как всегда, правы, Леонид, — Тамара почла за благо не спорить.
— По моим сведениям, Тамара Александровна, отношения вашего Антона с моей дочерью складываются не очень хорошо. Более того — он высказался в том смысле, что не желает жениться на дочери криминального авторитета.
— Неужели он так и сказал? — Тамара сделала удивленное лицо. — Не может быть!
— Я бы сказал иначе — так не должно быть! И вам следует повнимательнее следить за своим сыном, потому что такие его высказывания могут сильно осложнить наши с вами отношения! — Форс тщательно проговаривал каждое слово, а Тамара ежилась под его колючим взглядом. — Тем более, что, как вы верно заметили, некоторые люди даже в тюрьме сохраняют свое влияние…
— Я обещаю вам, Леонид, поговорить с ним. И надеюсь, исправлю ситуацию.
— Уж будьте любезны, постарайтесь это сделать! А что касается вашей проблемы с деньгами, то решить ее несложно, — лицо Форса вновь приобрело свое обычное умиротворенное выражение.
— Я была бы вам очень признательна, — выдохнула Тамара с облегчением.
— Я скажу вам, где и у кого взять денег. И как их потратить… Вам нужно прийти в мэрию, в кабинет к Евгению Анатольевичу Чаеву, а уж он сделает все, что нужно.
И Форс дал Тамаре самые подробные инструкции, имена и номера телефонов.
В кабинет к следователю Солодовникову ввели Рыча.
— Ну, здравствуйте, гражданин Голадников! Очень рад, что мы с вами наконец-то встретились. Вы так долго избегали этой встречи, и признаю, у вас были к тому очень веские основания. Ну что ж, начнем. Вы понимаете, почему вы здесь?
— Догадываюсь. Хотя мне казалось, что все уже позади.
— Да нет, такое оставить позади очень сложно. То, что вы натворили, так просто не забывается и не вычеркивается ни из биографии, ни из уголовного дела!
— А можно из всего, что я натворил, узнать, о чем конкретно идет речь?
— Обо всем по порядку, Голадников, — и следователь раскрыл дело. — Вы похитили слиток золота у гражданина Зарецкого и требовали за него выкуп.
Входе неудачного обмена денег на золото вашими сообщниками был убит гражданин Милехин. Вы угрожали жизни дочери Зарецкого. Затем вы похитили ее с целью получения выкупа и держали в приволжских катакомбах.
Солодовников оторвался от чтения документов:
— Всех ваших подвигов, гражданин Голадников, хватит на то, чтобы осудить вас на очень-очень большой срок. Я надеюсь, вы это понимаете?
Рыч кивнул.
— Тогда давайте, Голадников, попробуем говорить с вами откровенно. Во всех этих преступлениях так или иначе замешан некто по прозвищу Удав. Вам он, надеюсь, известен?
— Гражданин следователь, давайте говорить, и отвечать я буду только за себя.
— Вот это вы верно сказали. Очень верно — именно за себя! — Солодовников выдержал паузу. — Потому что именно вы и есть этот самый пресловутый Удав!
— Что?! — Рыч вскочил со стула. Он ожидал чего угодно, но только не этого.
Но в этот момент дверь кабинета распахнулась как от порыва сильного ветра, и в кабинет ворвалась разгневанная Люцита, которую не смогли сдержать три милиционера.
— Да пустите же меня! Пустите! Богдан, расскажи им всю правду!
Расскажи, как все было! Не молчи, прошу тебя!
— Кто позволил вам сюда врываться? — Солодовников был возмущен столь бесцеремонным поведением.
— Я - его невеста! И я хочу, чтобы вы знали всю правду! Слышите? Всю!
И сколько ни объяснял ей следователь, что присутствовать на допросе она не имеет права, Люцита стояла на своем. В конце концов Солодовников махнул на нее рукой и даже заинтересовался тем, что же именно она так упорно просила Рыча рассказать. И он разрешил Люците остаться.
— Тоже мне, декабристка… Ну, и кем вы приходитесь задержанному?
— Меня зовут Виноградова Люцита Мирчуевна. Я — невеста Богдана Голадникова, — добившись своего, цыганка старалась держать себя в руках.
— Что вы можете сообщить следствию?
— Я хочу вам сказать, что Богдан невиновен. И я могу вам это доказать — он хотел помешать похищению Кармелиты!
— Значит, Голадников знал о готовящемся похищении? — следователь стал привычно иезуитствовать.
— Да, знал… Но он вынужден был молчать, его заставили.
— Заставили? Его пытали? Что-то я не вижу на нем следов пыток. А теперь подумайте сами, барышня: Голадников знал о предстоящем преступлении, но никого не предупредил.
— Он пытался… — Люцита растерялась.
— Пытался? Не смешите меня! Кого? Предупредил он хоть кого-то?
— Нет, — произнесла цыганка едва слышно.
— Пойдем дальше. Кто вынудил Голадникова участвовать в похищении?
— Удав.
— Вы когда-нибудь видели этого Удава?
— Н-нет, — ответила Люцита неуверенно, но тут же спохватилась и добавила: — Но Богдан не раз говорил с ним при мне по телефону.
— Вы лично хотя бы голос этого Удава слышали?
— Нет…
— Жениха пытаетесь выгородить? Не выйдет!
— Но почему вы мне не верите?
— Да потому что все это — только слова. О том, что Голадникова вынудили участвовать в похищении, вы знаете только с его слов. Так?
— Так.
— И, тем не менее, в похищении Кармелиты За-рецкой он участвовал. Это — факт! Не хочу вас огорчать, барышня, но вы не умеете взвешивать свои слова.
Своими показаниями вы Голадникову только навредили. Так что идите-ка лучше домой.
— Да вы просто не хотите ничего слышать и понимать! — возмущенно бросила Люцита следователю и кинулась к Рычу. — Богдан, ну объясни ему все, прошу тебя! Только не молчи! И за меня не бойся!
Солодовников вызвал дежурных, и те вывели девушку из кабинета. Рыч задумчиво смотрел вслед своей Люците…
Тамара вошла в кабинет зампреда какого-то городского отдела господина Чаева.
— Здравствуйте, Евгений Анатольевич. Я пришла передать вам привет от Леонида Вячеславовича Форса.
Чаев сразу же оторвался от бумаг и посмотрел на посетительницу очень внимательно.
— Вот как? Удивительный человек этот господин Форс. Даже сидя в тюрьме, никак не может угомониться. Да и другим покоя не дает.
— Простите, что-то не так? Вас что-то смущает?
— Нет-нет, ну что вы! — и Чаев вынул из ящика стола конверт. — Просто я удивляюсь его непомерной энергии. Прошу вас! — протянул он конверт Тамаре.
— Тогда прибавьте к его энергии еще и щедрость — вот это он просил передать вам, — и Тамара, отсчитав несколько крупных долларовых купюр, передала их чиновнику.
— Спасибо. Приятно иметь дело с такими людьми!
— Согласна. И вам спасибо!
Оба остались встречей весьма довольны.