Во имя любви

Глава 14

Тамара с грустью вошла в свой родной дом, который они проектировали, строили и обживали вместе с Астаховым, тогда еще — одной семьей. Антон с ней не пошел, испугался.

— Здравствуй, Коля! — сказала она мужу как-то очень просто.

— Тамара? Честно говоря, я думал, что вы с Антоном уже очень далеко отсюда. Зачем ты вернулась?

— Я вернулась за деньгами.

— За деньгами? Но мне помнится, я дал Антону денег. Или наш чудный мальчик с тобой не поделился?

— Коля, не буду от тебя скрывать — Игорь Носков нас обокрал. У нас ничего нет…

— Он всегда был подлецом.

— Коля, я вернулась, потому что подумала: может быть, ты дашь мне еще один шанс? Все-таки в нашей с тобой жизни было много хорошего…

— Много? Ну, что-то хорошее, конечно, было. Но мало, и в прошлом.

Сейчас у меня в жизни гораздо больше хорошего. И возврата к прошлому я не хочу.

Как живое подтверждение того, как ему хорошо, в гостиную вышла Олеся в домашнем халатике.

— Прекрасно выглядите, Олеся! — Тамара уяснила себе положение вещей. — Стильная прическа!

— Спасибо.

— Я вижу, Коля, что Олеся чувствует себя в этом доме хозяйкой. Позволь спросить тебя, а по какому праву?

— Потому что я так хочу. Ты очень кстати вернулась, Тамара, я уже собирался тебя разыскивать.

— Что такое?

— Я хочу, чтобы мы развелись.

— Вот, значит, как далеко у вас все зашло. Коля, я пришла просить у тебя денег, а ты переводишь разговор на другую тему. Ну что ж, я готова обсудить с тобой наш развод, но только после того, как мы закончим разговор о деньгах.

— То есть ты хочешь, чтобы я купил у тебя развод? Я правильно понял?

— Совершенно правильно!

— И сколько же ты хочешь?

— То есть как это — сколько? Ровно столько, сколько мне полагается по закону, — половину всего совместно нажитого имущества. Тебе это скажет любой юрист и любой суд.

Как ни сопротивлялся Палыч, но после автосервиса Максим затащил его в кафе. Обоим мужикам — и старому, и молодому — хотелось просто поговорить о жизни.

В пивной, где раньше трудилась Маргоша и куда теперь зашли Максим с Палычем, всегда было людно. Рядом с друзьями крутился и Леха, вылезший по плану, предложенному Рукой, из своего убежища. Он хорошо замаскировался.

Поэтому быть узнанным Максимом не боялся. В прошлом Леха был начинающим карманником (говорят, перспективным), и Рука решил использовать этот давний талант своего приятеля. За Максимом Леха ходил с утра, но до его кармана добрался только в пивной. Однако добрался и ничего не украл, а лишь добавил.

И тут же исчез.

Максим с Палычем выпили уже не одну кружку, когда на мобильном у Орлова раздался звонок. Звонила Кармелита.

— Скажи, Максим, ты сегодня проверял карманы своего пиджака?

— Карманы? Нет, не проверял, а что?

— А ты проверь прямо сейчас.

Максим сунул руку в один карман, в другой — и вытащил кусочек бумаги. На листике было нарисовано пронзенное стрелой сердце — точно такое же, какое было в тот момент у Кармелиты, как будто рисовала их одна рука. А точнее — один Рука.

— Спасибо, очень мило! — смеясь, говорил Максим своей любимой. — Ты положила, когда я собирался на работу?

— Да… Я…

— Какая же ты у меня еще маленькая — совсем девочка… Но я тебя все равно люблю!

Кармелита с ненавистью посмотрела на стоявшего перед ней с пистолетом Руку.

Зарецкий сидел в шатре у Миро и перебирал струны цыганской гитары.

— Баро, я с детства привык кочевать, я не умею жить на одном месте, я люблю свободу… — говорил ему Миро. — Но у меня не получается забыть, как интересно мы жили в этом городе!

— Хорошее же ты слово выбрал — "интересно"! Сколько всяких бед и несчастий случилось за это время!

— Я не о том, Баро. Просто это был первый город, в котором мы выступали в настоящем театре. Мы чувствовали себя настоящими артистами!

— Так ты скучаешь по театру или по городу?

— И по тому, и по другому… Баро поставил гитару в сторону:

— Неужели ты хочешь вернуться в Управск?

— Я не знаю, хочу ли я этого… Я знаю только то, что там остались не только воспоминания, там остался и человек, по которому я очень тоскую, — Миро выдержал пристальный взгляд Зарецкого. — Я вижу, Баро, как и ты скучаешь по ней.

— Миро, мальчик мой, ты все еще любишь Кармелиту?

— Я пытался забыть ее, но не могу.

— Но она теперь принадлежит Максиму…

— Я знаю.

— Если мы вернемся в Управск, ты снова будешь добиваться ее?

— Нет, не буду. Потому что она хочет быть с другим мужчиной. Но я стал бы ей любящим другом, братом. Я бы смог. Но мне необходимо быть с ней рядом!

Баро только тяжело вздохнул.

— Хорошая у тебя дочь, Баро… — Миро сам взял гитару и запел одну очень старую и очень печальную цыганскую песню.

Тамара собиралась уже выйти из астаховского дома, как вдруг столкнулась со Светой. Для обеих эта встреча была совершенно неожиданной:

— Тамара Александровна? Здравствуйте! А я думала, что вы с Антоном уже где-то далеко…

— Нет, мы вернулись. А ты, Свет, что здесь делаешь?

— Я? Я здесь живу… Извините…

— Подожди, ты здесь живешь? — Тамара была изумлена.

— Да. Николай Андреевич любезно предложил мне пожить у себя… Ну, то есть у вас в доме.

— Понятно. В этом доме живет весь Управск, кроме меня. Света, поверь, я тоже очень хотела бы тебя поддержать. Ты помни, девочка, что носишь под сердцем моего внука!

— Да я-то помню. А вот Антон об этом напрочь забыл!

— Нет, ну что ты! Он очень переживает из-за того, что все так получилось…

— Да, конечно, он очень переживает. Особенно сильно он стал переживать сразу же после того, как посадили моего отца. Он пришел и так мне и сказал: "Света, я так переживаю, что не хочу больше иметь с тобой ничего общего!"

— Антон погорячился.

— Погорячился? Ну, по-моему, он как раз очень холоден ко всему, что не касается его самого!

— Ты пойми, Света, Антон тоже пережил стресс. Узнать, что твой деловой партнер, ты меня только прости, Бога ради… Что твой деловой партнер — преступник…

— И я — преступница, и наш ребенок — тоже преступник?

— Нет, конечно же, нет! Антон просто растерялся. Он и до сих пор, понимаешь, до сих пор не пережил этот стресс!

— Тамара Александровна, вы только поймите меня правильно, но мне теперь абсолютно все равно, что там происходит с Антоном. Я не хочу больше об этом разговаривать. Меня сейчас волнует только мой ребенок!

— Да, конечно, Светочка, я тебя понимаю! Я тоже прошла через все это…

Тамара ушла. Астахов с Олесей сидели на кухне.

— Коля, я же тебе говорила — Тамара формально права.

— В чем она права? Почему я должен терпеть все эти ее выходки? Это же шантаж!

— Как твоя законная жена, она имеет право на половину имущества.

— А я не собираюсь давать ей ни копейки! Ты пойми, Олеся, дело не в деньгах — дело в принципе: я не хочу идти у нее на поводу!

— И что же ты намерен делать? Судиться?

— Ну, если до этого дойдет, то и судиться.

— И ты готов выставить на всеобщее обозрение всю свою личную жизнь?

— Нет, этого я бы не хотел…

— Но Тамара же так просто не отстанет.

— Ну и ладно — Бог с ними, с этими моими принципами! Мне нужен развод, я хочу избавиться от этой женщины — и я соглашусь на любые ее условия.

— Но как только Тамара узнает, что ты готов на любые условия, она начнет тебя шантажировать и потребует еще больше. И продолжаться это будет бесконечно.

— Что же делать?

— Коля! Ты можешь отказаться от всей этой затеи с разводом и с нашей свадьбой. У нас с тобой и так все хорошо, а у Тамары не будет повода тебя шантажировать и выкачивать деньги…

— Но я хочу, чтобы мы с тобой поженились!

— А я и так — твоя жена. Зачем же все усложнять?

— Ну, это все как-то не по-людски. Мы должны пожениться, и мы поженимся!

Антон сидел в ресторане, где у него была назначена встреча с матерью, и обедал.

— А что ж ты меня не дождался? — упрекнула его Тамара, подсаживаясь к столику.

— Есть захотелось. Ну что, чем увенчался твой поход к Астахову?

— Ничем. Поругались. Он собрался жениться на Олесе.

— Да? Быстро. Ну правильно, она же должна хозяйничать там на законных основаниях!

— Кстати, в нашем доме живет и еще кое-кто. Антон поднял на мать удивленный взгляд.

— Астахов позвал к себе жить Свету. Я с ней там встретилась.

— Узнаю папочку: всех убогих пригрел!

— Всех пригрел, только для нас с тобой места нет. Да только напрасно он думает, что я так легко сдамся!

— А что же мы можем? В нашем-то положении?

— Я отберу у него половину имущества при разводе. Это — совместно нажитое имущество, и любой суд подтвердит мое право на половину!

— Да! Круто! И ты думаешь — получится?

— Нужен хороший адвокат.

— Мамочка, хороший адвокат стоит денег, которых у нас нет. У нас с тобой даже жилья нет, а ты говоришь об адвокате…

— Вот именно поэтому-то я и говорю о хорошем адвокате, Антон.

— Уж не хочешь ли ты к самому Форсу обратиться?

— Хочу!

Антон перестал понимать ход Тамариной мысли:

— Мамочка, позволь тебе напомнить, что господин Форс, он же Удав, сидит в тюрьме. А еще позволь напомнить, что я бросил его беременную дочь.

— Вот именно потому, что он сидит в тюрьме, он, может быть, и не знает, что ты бросил его дочь!

— Ну а помочь-то, сидя на нарах, чем он может?

— Уверяю тебя, сынок, что такой человек, как Форс, многое может даже и на нарах. Такой человек из любой ситуации выкрутится!.. Ты знаешь, я схожу к нему — попрошу свидания. А ты отправляйся-ка к Свете и попробуй помириться.

Ну, скажи, что переживаешь. Объясни, что сбежал из-за нервного срыва, а теперь вот вернулся. Скажи, что любишь и ее, и ребенка… Короче, найдешь, что сказать! Понятно?

Антон нехотя выслушал материны инструкции.

Рука своим визитом к Кармелите добился того, чего хотел. Бедняжка испугалась — испугалась за Максима, испугалась и за себя. Слишком уж живы были в памяти недавние ужасы ее подземного плена, слишком часто с тех пор вскрикивала она по ночам и просыпалась…

Но откладывать поход к следователю дальше было нельзя. И вот напуганная Кармелита уже сидела в кабинете Солодовникова.

— Кармелита Рамировна, ваши показания очень важны для следствия. Как вы знаете, нам наконец-то удалось поймать человека, совершившего столько тяжких преступлений. А вы — и жертва, и единственный свидетель последнего преступления, которое он совершил. Мы хотели допросить вас сразу же после того, как вы вернулись домой, но ваш отец был против. Мы пошли вам навстречу. Но теперь-то вы можете говорить?

— Да. Теперь могу, — ответила Кармелита, хотя как раз теперь говорить ей было труднее всего.

— Хорошо. Тогда сейчас сюда доставят Форса и мы проведем очную ставку.

Кармелита не смогла скрыть выражение ужаса на лице, но Солодовников отнес это к страху вновь увидеть своего недавнего мучителя.

Наконец ввели Форса.

— Вы знаете этого человека? — спросил следователь Кармелиту в присутствии понятых и составлявшего протокол помощника.

— Знаю.

— Кто он?

— Он — Леонид Вячеславович Форс. Адвокат, отец моей подруги.

Солодовников ждал продолжения, но не дождался и решил подсказать:

— И он же — Удав, главарь банды, которая вас похитила?

— Нет, Удава я никогда не видела. В катакомбах он ни разу не появлялся.

Солодовников вконец растерялся.

— Ну, что скажете, гражданин следователь? — торжествовал Форс.

Земфира налила Баро чаю.

— Я все время думаю о Кармелите, Земфира. Думаю, как она там? Вот и Миро говорит, что ему ее тоже не хватает…

— Ой, Рамир, я ведь тоже день и ночь думаю: где моя дочь? Что с ней?

Все ли у нее в порядке?

Помолчали.

— А ведь и у всего табора настроение тоже не из лучших… — Земфира подперла рукой подбородок.

— Почему это?

— Люди не привыкли кочевать без Бейбута, Рамир. Понимаешь, он и в узде всех держал, и помогал всем, и мирил тех, кто ссорится… Миро — очень хороший парень, но он молод.

— Да и мысли его заняты не табором, — задумался Баро.

— Кто знает, Рамир, может быть, нам и в самом деле лучше вернуться?

— Кто знает, кто знает… Ведь для меня уход из города — это был порыв души. А сейчас я стараюсь мыслить трезво. Я уже городской житель, Земфира. Я оставил там лошадей, бизнес. Оставил там свою любимую дочку!.. Боюсь, что я хочу в город, что кочевая жизнь уже не по мне, — с любимой женой Баро мог быть откровенен, как ни с кем другим.

— Ты бежишь не от кочевой жизни, ты бежишь от самого себя, Рамир, от собственного одиночества. Даже рядом со мной тебе одиноко… Послушай, что я тебе скажу, только послушай меня и умом, и сердцем…

Земфира собралась с духом.

— Рамир, мы с тобой, конечно, немолоды, но… Я так хотела бы родить тебе сына, Рамир!

Зачастили живые на могилу Рубины. Вот недавно был Палыч, а теперь пришла Кармелита.

— Здравствуй, бабушка!.. — говорила она, поглаживая рукой надгробие. — Вот видишь, как все вышло — ты лежишь там, а я осталась тут одна, без тебя, без папы… Ты ушла от нас, а папа ушел с табором… Но у меня остался мой Максим, и скоро мы с ним станем мужем и женой. Ты же помнишь, как я этого хотела, как мечтала об этом! А вот теперь, когда мы с ним вместе, у меня на душе кошки скребут — ни радости, ни покоя…

Кармелита постояла еще минуту и разревелась.

— Я ведь сегодня ужасный поступок совершила, бабушка! — продолжала она говорить с покойницей сквозь слезы. — Бабушка, я солгала — и теперь один очень страшный человек может оказаться на свободе. А я никому не могу об этом рассказать, кроме тебя… Вот когда ты была жива, тебе и рассказывать ничего не надо было — ты все сама понимала. Только ты меня так понимала, больше никто! Ты всегда могла мне дать совет, бабушка, родная моя!.. — слезы текли и текли из глаз Кармелиты.