Вот и я, Люба!

Глава 15

После ухода Степана обзваниваю всех своих детей. Картина происходящего для меня странна и непонятна. Оба моих сына, их жены и даже моя кроха — Анюта впадают в полную несознанку.

— Мамуль, ну, секрет есть секрет! Особенно, если он приятный! Чего ты нервничаешь на пустом месте? Здорово же, что этот год у нас начинается с таких приятных приключений.

Слушая дочь по телефону, просто вижу, как она пожимает своими плечиками, как собирает губочки в куриную гузку, приподнимает бровки домиком и морщит носик в жесте непонимания моей, по ее мнению совершенно глупой, озадаченности.

Не дав мне даже и слова сказать, Анна продолжает строчить, как из пулемёта.

— Я даже и не припомню, мам, такого, чтобы отец хоть раз нам предложил куда-то поехать и где-то семейно провести время или встретить праздник. Помнишь, когда мы все завелись с поездкой на Байкал? Ну, помнишь же, чем все закончилось. Сначала папаша фыркал и психовал, а в последний момент, вообще, отказался ехать, — хмыкая, говорит Анечка.

Дальнейшие слова дочери просто выбивают почву из-под моих ног. Я её слушаю, не веря собственным ушам.

— Степан — он вот совсем другой. Все придумал сам, всем нам задания раздал, все проконтролировал. Меня за торт и конкурсы похвалил. Парни наши тоже в восторге от его идеи и предложения. Мам, он нам, вообще, нравится. Мы видим и чувствуем отношение Степана к тебе и к нам. Даже Женя мой отметил это. Поверь ему есть что и с чем сравнить. Кстати, мой крайне неприятный разговор с отцом 30 декабря состоялся при Евгении. Ну тогда, когда папаша сыпал в твой адрес бранными словами. Так что, мама, мы все на твоей стороне…

Разговаривая с дочерью, с некоторым облегчением думаю о том, что хоть с детьми мне в этой непростой ситуации повезло. Димка, Мишка, невестки и Аня, в принципе, всегда и во всем меня поддерживают.

Несколько особняком от меня стоит моя старшая дочь Катя. Именно она пошла и внешностью и характером в линию мужа.

После скандала с беременностью вокалистки ансамбля дома культуры, когда я самый первый раз задумалась о разводе, именно Катя встала на сторону отца.

Детям я не рассказывала об очередном адьюльтере Анатолия. У меня, вообще, не было привычки чернить отца в глазах детей, в отличие от Толика, который поносил меня и при детях, и при посторонних людях.

Поливать помоями всех и вся у Тольки черта семейная. Его мать с отцом как ярые представители "критического реализма" никогда не гнушались посплетничать, перемыть кости, дать оценку и вынести свой вердикт абсолютно о любом человеке, которого они знали. Все это всегда делалось под маской "правдорубцев", которые говорят все только с позиции честной и объективной критики.

Об очередных похождения своего отца дети мои могли бы не узнать никогда, если бы пузатое известие само не пришло в наш дом вместе со своей мамашей, которая устроила мне вселенский скандал, будто это я лично обрюхатила ее дочь.

По какому-то роковому стечению обстоятельств эти две скандалистки притащились в наш дом именно в день 25-летнего юбилея Дмитрия, который мы отмечали традиционно самостоятельно без Анатолия.

Юбилей Дмитрия, что меня несказанно порадовало, не пропустила наша Екатерина. За последние семь лет моя старшая дочь впервые приехала к нам в гости из Праги.

Выслушав все претензии и требования непрошенных гостей, мы все же собираемся с духом и весело отмечаем праздник Мити.

Я, несмотря на желчь в моем желудке, веду себя так, будто ничего экстраординарного в моей жизни не случилось.

Разговор состоялся на следующий день за завтраком. Первым заговорил Дмитрий.

— Мам, извини, что я лезут не в свое дело, но сколько ты будешь ещё терпеть папашины леваки. На сколько я понимаю по бухгалтерским документам этот ребёнок станет уже третьим, которому ты будешь платить алименты, — сразу с места в карьер берет Дима.

Я сижу, опустив глаза в стол, словно не Тольку, а меня поймали на измене.

— Реально, мам, сколько ещё это будет продолжаться? Отец совсем не видит берегов, — говорит Михаил.

— Мама, мы очень переживаем за тебя. Ты вкалываешь, как семижильная, а Анатолий Юрьевич только тратит деньги, причем иной раз совершенно бездумно, на сплошные свои развлечения и хобби, — вступает в разговор Алёна жена Дмитрия, которая очень хорошо владеет ситуацией движения наших денежных средств.

— Отец совсем не уважает ни тебя, ни нас, — снова говорит Дима. — Теперь в посёлке только ленивый в нас пальцем тыкать не станет.

— Ага, вот сейчас эта очередная обрюхаченная получит квартиру и алименты, так от новых будет не отбиться. Я предлагаю, пусть девушка идёт в суд и в установленном законом порядке, — предлагает Маша как юрист, — подаёт на установление отцовства и на алименты. Сколько там у Анатолия Юрьевича зарплата, тысяч 50-т есть? Вот пусть и платит с них.

— Все верно. Правильно Мария говорит, — поддерживает жену Михаил.

И тут неожиданно раздается голос Екатерины. Он звенит, как натянутая струна.

— Как вам не стыдно. Ладно Алена и Мария — невестки, им простительно. А вы — Дмитрий и Михаил? Вам должно быть стыдно. Вы о своём отце говорите. Мама, ты чего молчишь?! Тебе самой не противно слушать, как твои дети своего отца поносят.

— Кать, ты чего на маму нападаешь, — почти шепотом произносит Анечка. — Ты с нами давно не живёшь, поэтому ничего и не знаешь. Хотя ты и раньше всегда жила в розовых очках. И всегда папочку своего возносила, хотя все, что у тебя есть, только мамина заслуга…

— Не тебе, малышка, меня поучать, — обрывает на полу слове младшую сестру Екатерина. — Зря я все же такой путь из Праги проделала. Не приехала бы, не упала бы лицом в эту грязь. Вам обычным, земным, отца не понять. Он — личность творческая, для него любовь — это стимул, допинг, полет. Ой, да, чего я распинаюсь! Короче, мама, если ты с отцом разведешь, я больше никогда не приеду.

После такого ультимативного заявления моей любимой Катюши мы не перестали с ней общаться, но все наши разговоры теперь касаются погоды, природы, её концертных выступлений и денег, которые каждый месяц ей переводит наш бухгалтер. Чаще всего наша дочь звонит своему отцу. Темы их разговора нам неизвестны.

Вспоминая наш давнишний разговор с Екатериной, набираю дочери. На мой звонок приходит сообщение: "Занята, репетиция. С Рождеством. Всем привет".

Как всегда все лаконично и просто.

Из всех моих детей именно Кате моя бабуля больше всех уделяла внимание. Она считала Катюню одаренной, старалась развивать свою любимую внучку во всех направлениях. Водила её на всевозможные развивающие занятия, в музыкальную и языковую школы. Только для Кати бабуля открыла накопительный счёт, на который переводила деньги с каждой своей пенсии.

На момент совершеннолетия Екатерины грянул очередной кризис. Накопленная сумма оказалась равна пшику. Я не стала ничего такого говорить Катерине.

Сходила к заведующей отделением сбербанка, отнесла ей презент за договорённость, выдать Кате сумму, которую я сама положила на счёт, открытый для нее моей бабулей 18-ть лет назад.

Из мыслей в реальность меня возвращает автомобильный сигнал.

Степан к моему дому подъезжает ровно в обозначенное им время. Открыв ворота, вместо мерседеса вижу здоровую тойоту.

Зайдя в дом, Степан без зазрения совести прижимает меня к стене, и проходится своими загребущими ручищами по всему моему телу.

Меня начинает пробирать озноб, а по коже разбегаются в разные стороны гусиные пупырки.

— Эх, жалко времени нет! Люди ждут. Так бы я тебя, Любушка, облизал бы всю с ног до головы. Да, именно с ног и начал бы. Но, увы мне, увы мне, только могу пока ревизионно руками пожмакать, — выдыхая со стоном, произносит мужчина и целует меня в губы.

Все сумки, собранные мной, я заранее составила в коридоре. Степан, подхватив сразу несколько, собирается выходить. Увидев, что я тоже беру в руку сумку, мужчина кидает на меня взгляд, что тут же опускаю свою поклажу на пол.

— Ты, Любаша, давай прихорашивайся и одевайся. Сумки таскать, кроме клатча, дело мужское.

Услышав очередной шедевр от Степана, мне просто разреветься хочется. Кто бы знал, сколько тонн мной перетаскано за 27 лет семейной жизни.

Мой муж тяжелее ручки никогда ничего в руки не брал даже в молодости. Вечно только орал, что кому нужно тот и таскает.

Поставив все в багажник, кроме небольшой сумки, которую я беру с собой, Степан открывает мне переднюю пассажирскую дверь.

Садясь в салон, вижу на заднем сидении молодую женщину и мальчика. Подавив стеснение, тихо здороваюсь.

Степан, заняв свое место, представляет нас.

— Девочки и мальчик, знакомимся. Это моя Любушка! А это, Люба, мои дети. Невестка Маришка и внучек Пашка. Они представители моей младшей ветви — сына Аркадия. Аркаша у нас нынче в командировке. Остальное они сами о себе расскажут. Социопатов в нашей семье нет. Все адекватные и разговорчивые. Да, Павел Аркадьевич?

— Ага, Степан Григорьевич! Мне, Любушка, уже четыре года, а маме — двадцать пять. Мамуля у нас врач, только учится ещё. Мам, как эта твоя школа называется? Забыл что-то его, ну это сложное название…

— Ординатура, Павлик! Приятно познакомиться, Люба. Если сейчас не скажу, Пашка слова не даст вставить пока все секреты не выдаст, — смеясь, произносит женщина.

— Люба, если я сам всё не расскажу, то тебе никто ничего и не расскажет. Да, деда?

— Да, Пашка, ты как будущий разведчик точно должен знать, что говорить, а что нет. Помнишь, о чем я?

— Ага, деда, я тебя не подведу. Честно, честно! Про маму же можно? — получив утвердительный кивок от деда, мальчик продолжает нас веселить. — Мама будет сердечным врачом. Мам, ну как он называется?

— Кардиолог, Павлик, — помогает сыну Марина.

— Ага, как бабуля. Ой, нет прабабуля. Я везу прабабуле подарок.

Видно парень все же выдаёт секрет, потому что Степан качает головой и резюмирует.

— Эх, Павлик, все же твоя фамилия Морозов. Разведчик из тебя худой.

— Ой, дед, извини, проболтался, — говорит Павлик, зажимая руками рот, оценив ситуацию, мальчишка выдаёт фразу, от которой мы покатываемся. — И чего тут такого? Люба же своя. Ты же сам мне так сказал. Ой, опять проговорился…

Я смеюсь вместе со всеми. Боковым зрением вижу, что Степа на меня поглядывает. Не смотря на то, что виду не показываю, на самом деле начинаю очень переживать, потому как до меня дошло, куда мы едем и кто там будет.

— Любаша, тебе что плохо?

Из переживаний меня вырывает голос Степана, который успел сдать на обочину и остановить машину.

— Ты чего, Степан Григорьевич? — отвечаю тихо, чтобы не напугать мальчишку.

— Извини, я просто испугался. Ты резко замолчала. Лицо вон пятнами пошло. Дай пульс изменю. Вон части как, — поглаживая меня по руке, говорит мужчина.

— Пап, поехали. Ты сам панику не наводи. Вы с Пашкой точно два сапога пара. Нормально все, — тихо произносит Маришка. — Любушка, возьмите бутылку, выпейте воды. Легче станет. Дед, в салоне жарко очень.

Я пью воду, на самом деле стараясь успокоиться. Невестка Степана, приложив руку в моей шее, считает пульс.

— Немного выше нормы, но ничего, сейчас пройдёт. Вы, Люба, не переживайте напрасно. Раз Пашка все равно уже сдал уже все пароли и явки, скажу, семья у нас большая и очень хорошая, так что волноваться совершенно не о чем. Прабабуля и прадедуля у нас мировые. А у Вас есть внуки?

— Нет, но у старшего сына будет пополнение, — отвечаю я.

— Ой, у нас тоже скоро будет братик или сестричка, — тут же вставляет пять копеек Пашка.

— Маришка, не понял? — басит дед Степан. — Почему я об этом узнаю вот так про между прочим?

— Потому что некоторым мальчикам надо язычок подрезать, — отвечает Марина, щелкая Павлика по затылку. — Не хотела никому говорить, пока Аркадий об этом не узнает. Вот утром сегодня разговаривали, я и сказала мужу о приятном известии, а этот юный разведчик под ногами крутился. Теперь все, Павел Аркадьевич, во время моих разговоров с отцом ты будешь находиться в своей комнате. Ясно?!

Пашка сидит, нахмурив брови и шмыгая носом.

— Не реви, — говорит дед внуку.

— Я и не реву, — вытирая слезы отвечает малыш.

— Сам виноват. Сколько раз мы с отцом тебе объясняли: первое правило разведчика — рот на замке.

— Да ну вас, взрослых! Вы все время разное говорите. Мама — одно, ты — другое, папа — третье. Он мне всегда внушает, что своим можно и нужно все рассказывать, чтобы в случае…Ой, слово забыл. Короче, чтобы знали, куда бежать, где искать, от чего спасать…

Слушаю Павлика и детей своих вспоминаю маленькими. Такие они чудесные были. Жаль, что быстро выросли. Я могла ещё одного родить, пятого, но надорвалась тяжестями и скинула. Толик тогда так сильно возрадовался, что мне захотелось ему прямо по мордасам надавать. Я долго переживала и плакала. Жалко мне было кровинушку свою неродившуюся.

За разговорами и своими печальными воспоминаниями, обращаю внимание, что Степан набирает кого-то. По приветствию понимаю, что сына моего.

— Митя, ещё раз привет! А вы где едете? Уже, свернули? Ну, ты — шумахер, однако! Хорошо. Да, отворотка слева. Нет, ждать нас не надо. После поворота будет ещё один налево, его пропусти. Да, ещё нужно будет немного проехать. Увидишь дом, паркуйся. Вас там встретят. До встречи.

Завершив разговор, Степа снова набирает вызов, и снова моему сыну.

— Миша, здорова! Вы где? Уже на повороте ждёте Диму. Хорошо. Да, нас не надо ждать. По лесной дороге прямо, не сворачивая. Припаркуетесь около дома. Вас там ждут.

"Все же Степа — человек хороший. Как ему быстро удалось детей моих на свою сторону переманить. Общается с ними, будто всю жизнь это делает," — думаю я слушая их разговоры.

За беседой очень быстро долетам до места. Около дома вижу прямо целый автопарк. Только успеваем выйти из машины, как нам навстречу из дома выходят два колоритных, крупных взрослых человека в белых тулупчиках.

Первыми к ним несётся Пашка и подходит Марина. Мальчуган виснет на стариках, обоих, целует, что-то шепчет на ухо и улетает в дом. Марина, поприветствовав родню, тоже уходит.

Я стою смотрю, как Степан обнимает родителей, жду пока очередь дойдёт и до меня.

Степа подходит ко мне, обнимает за плечи, аккуратно поглаживая.

— Любаша, позволь тебе представить моих родителей. Это прекрасная женщина — моя мама Сима Иосифовна, а этот седовласый викинг — мой отец Григорий Аркадьевич. Эта замечательная семейная пара состоит в браке уже 56 лет.

Родители Степана смотрят на меня мягким, искрящимися добротой глазами. Григорий Аркадьевич на самом деле похож на викинга. Степа нисколько не ошибся в сравнении. Внешний вид Симы Иосифовны, меня искренне радует тем, что мы с ней по росту, фигуре и комплекции очень похожи.

Я всю дорогу мучилась ужасными переживаниями, что буду самой здоровой из присутствующих женщин. "Ну, вот уже легче", — с этой мыслью выдыхаю я.

— Мама, папа, это моя Любаша! — со щемящей нежностью в голосе произносит Степан, сильнее прижимая к себе.

Викинг смотрит на меня, хитро прищурившись, протягивает руку, мягко пожимая мою. Мама, как истинная женщина на эмоциях не экономит.

— Ой, ну, слава небесам! Любушка, я так Вам рада. Хотя давай, деточка, сразу обойдёмся без глупых расшаркиваний и "выканий", — несколько басовитым голосом говорит мама Сима и заключает меня в объятия. — Да, с детьми твоими мы с дедом уже познакомились. Они все нам понравились. Мы их уже облобызали, обняли и приняли в свою семью. Проходи, дочка, проходи. Будь, как дома! И никогда не думай, что ты в гостях…