Вот и я, Люба!

Глава 2

Из темноты уходящего сознания меня вытаскивают странные видения со звуками сквозь вату и очертаниями через пелену.

Я, вообще, нахожусь или плаваю в каком-то эфире. У меня ощущения перехода в рай, потому как я реально вижу себя в тёмном коридоре, в конце которого сияет мягкий и такой манящий свет.

Моей душе очень хочется в это тепло. Каждый мой шаг доставляет мне удовольствие своей лёгкостью. Я просто парю, как в детстве, в любви и счастье.

Никак не могу поймать момент идентификации себя в сказочном мире моего рая.

Не могу, потому что моя картинка начинает периодически сыпаться и рушиться, как программа компа под влиянием вируса.

Ещё эти ужасные звуки, вторгающиеся в мою райскую симфонию.

Ещё горечь в моем рту, пищеводе и желудке.

От всего этого и еще от каких-то внешних действий меня начинает трясти и колотить. Чувство, что кто-то невидимый начинает разжигать во мне огонь. Моему телу становится очень жарко.

Этот жар, как горящая вулканическая лава, вытекая из моего солнечного сплетения жалящими наплывами, превращается в щупальца огненного спрута. Эти горячие отростки прорастают в моем теле, лезут во все органы и сосуды.

Мне очень горячо. Этим дьявольским огнём горит моя голова. От жара мое сердце колотится как бешеное. Низ живота пульсирует, часть этой лавы просто вытекает из меня и липкими жаркими потоками стекает по моим ногам.

Еще минута и я взрываюсь от этого внутреннего огня, жар которого шаровыми молниями прокатывается по каждой моей клеточке.

Моя неравная схватка с этим огнём повторяется много раз. Моей душе и моему телу нравится гореть в этом пламени, от которого они испытывают радость и удовольствие. И хотя я постоянно проигрываю и сдаюсь, мне снова и снова хочется испытать жаркую агонию моего поражения.

В желании получить ещё немного счастья я постоянно кого-то умоляю, нет даже просто вымаливаю, повторить все с самого начала. Своего искусителя не вижу, только ощущаю.

Под осязаемым моей душой его взглядом я горю, пылаю и плавлюсь от кончиков пальцев и до самой моей макушки.

После очередной нашей огненной борьбы все моё естество рассыпается на мириады маленьких огоньков. Взмывая вверх, они превращаются в белых пух, обволакивающий меня нежным покрывалом, в котором я умиротворенно успокаиваюсь.

За щитом век чувствую мягкий и приятный свет. Моё тело лёгкое и практически невесомое. Оно уже не парит, но ему мягко и приятно. Провожу по себе руками. Я абсолютно голая. Моя кожа такая гладкая, какой никогда не была. Боже, вероятно, я прошла чистилище и все же попала в рай.

Хочу открыть глаза, но совершенно нет никаких сил. Борьба с жаром огня лишает меня их полностью.

Испытывая любопытство от того, что ждет меня впереди, усилием воли все же немного размыкаю веки. Картина неожиданно озадачивает…

"Где я? Где мои вещи? Как меня зовут? Нет, как зовут этого Аполлона, который сейчас дефилирует предо мной в костюме Адама?" — думаю я, подсматривая из-под ресниц за огромный голым мужчиной, стоящим около большого панорамного окна.

— Боже, где же это такие агрегаты выдают?! У моего бывшего по сравнению с этим, прости меня Господи, стручок ореха…Как его? Арахиса…

— Люба, арахис — это бобовое, — тихо произносит мужчина, поворачиваясь ко мне своим причинным местом.

— Точно. Я — Люба! Ой, мамочки! Я в раю? Вы — Ангел? Стоп! Подождите, я что жива и разговариваю? И все это сейчас вслух проговорила, да? Вы, все слышали? Ой, извините. Мне ужасно стыдно. Прошу меня великодушно простить. Извините, не имею чести знать вашего имени, — мямлю, выглядывая из-под одеяла.

Одурев от звука собственного голоса, пытаясь свести в голове искры вспыхивающего понимания, меня снова начинает потряхивать. Мой голос дрожит и напоминает блеяние козы Федоры.

— Извините, ещё раз, но Вы не могли бы, коли Вы — не Ангел, прикрыть хоть чем-нибудь свое естество. Вы меня изрядно смущаете.

— Любаша, ну что ты? Совсем ничего не помнишь, да? Степан. Меня зовут Степан. Ну? Вспомнила?!

— Степан! — делаю паузу, пытаясь восстановить память, а потом как заору. — Точно! Точно! Да! Да, где мой Степа?! Где мой Степушка?!

Кричу истошно, как припадочная, вскакиваю на кровати в полный рост, даже, не обращая внимание на то, что на мне сейчас костюм Евы.

— Мужчина, где мой Степка? Он был у меня в грудях!

Мужик в костюме Адама выходит из комнаты. Раздается возня. Дверь распахивается и появляется мой Степушка.

— Спокойно, Люба, вот, он! Теперь буду знать, что он — Степан. Значит, мой тезка! Смешно, конечно, — голый мужчина от души хохочет.

Наблюдая за ним, понимаю, что смотрю не на лицо человека, а на его слегка возбужденный агрегат, который подрагивает и подпрыгивает, как метроном, в такт на каждое громкое "ха" и "ха-ха-ха" своего обладателя.

Ужас какой, думаю, но не про мужчину, а про его детородный орган. Тьфу, да не про него и его член, а про себя.

Думаю, что я как полная идиотка пялюсь туда, куда приличная женщина никогда не должна позволять опускать взгляд. Бабуля моя всегда мне так говорила, когда учила хорошим манерам.

Пытаясь исправить ситуацию, меняю направление своего взгляда. Перевожу глаза на своего Степушку. И тут на меня снова находит оторопь…

— А, а, а за-за-чем н-н-на его голове этот красный кол-кол-пак? — удивленно произношу, теперь уже заикаясь от понимания, что стою совсем голая.

Осознав комичность ситуации, плавно оседаю на кровать, одним рывком хватаю одеяло и накидываю его на себя как тогу.

— Так у него же на пятачке праздник — год Поросенка. Хм-хм, через 12 часов, — не обращая никакого внимания на мой кульбит и совершенно не стесняясь своей наготы, говорит мужчина по имени Степан и протягивает мне моё розовое прихрюкивающее чудо.

Я беру свой новогодний подарок, глажу его и целую в пятачок. Некоторое время просто в каком-то ступоре сижу, тихо раскачиваясь.

Потом в мгновенье выскакиваю с кровати вместе со Степаном на руках прямо в намотанном на себя одеяле. Запутываюсь ногами в пододеяльнике и начинаю падать как в замедленной съёмке.

Во время своего падения вижу, как мужчина делает резкий рывок вперёд, ловко ловит одной рукой Степку, вылетевшего из моих рук, а второй хватает меня за одеяло и резко дергает.

Моё нехрупкое голое тело вываливается из постельной принадлежности и падает прямо под ноги этого Апполона.

Подняв голову вверх, я упираюсь взглядом в мужскую промежность с огромным членом и прямо таки бычьими яйцами.

От понимания глупости и полной абсурдности ситуации на меня нападает неуправляемая истерика.

Рыдая, я подскакиваю, хватаю одеяло, снова заворачиваюсь в него и делаю резкое движение вперёд.

Два Степана, одновременно хлопая глазами, молча наблюдают за моими манипуляциями.

Около двери я опять путаюсь в белье и падаю, как сбитая птица. В позе мёртвого белого лебедя лежу, вздрагивая от конвульсий рыданий и всхлипов.

Вдруг чувствую, как взмываю в воздух, падаю спиной на кровать.

От неожиданности и страха начинаю дёргать одновременно руками и ногами.

Со стороны, вероятно, мои действия напоминают агонию таракана под воздействием Раптора.

Буквально через мгновение мои ноги попадают в захват ловких мужских нижних конечностей, а руки его затягивают на моих запястьях что-то мягкое, чем тут же фиксируют их за завитки кованого изголовья кровати.

Я резко распахиваю глаза и вижу прямо перед собой красивое, благородное мужское лицо, просто бычью шею и широченные плечи, подпертые мощными ручищами с буграми мышц и выпирающими венами.

Не знаю, что видит он на моем лице, а я точно хищный взгляд, транслирующий животную похоть и страсть.

Не успеваю даже моргнуть, как мужской рот накрывает мои губы. От неожиданности ахаю и делаю вдох. Этот мой жест даёт возможность его языку глубоко войти в мой рот. То, что он начинает творить внутри, выбивает из меня протяжные стоны. Моё дыхание сбивается, меня выгибает. Моя грудь начинает ходит ходуном.

Оторвавшись от моих губ мужчина целует и облизывает мою шею, доходит до грудей. Каждую по очереди обхватывает своими большими ладонями, гладит, мягко массирует. Языком жарким облизывает ореолу, играет с соском, втягивая его в рот, прикусывая нежно зубами, перекатывая упругую горошину между своими губами.

Млею от всего, что он делает, стону громко в голос, дышу тяжело прерывисто через нос, как спринтер.

Намяв мою грудь, мужчина опускается ниже, целует мой живот, доходит до лобка.

И тут, когда его рот начинает мягко касаться моих половых органов, а его язык проникает вглубь малых губ, на меня от стыда сначала нападает столбняк, потом я начинаю дёргаться, как червяк на крючке.

— Нет, не надо, — громко выдыхаю, резко дергая бедрами вправо и влево, пытаясь избавить свое лоно от его жадных губ и языка. — Пожалуйста, не надо! Сейчас умру. Ужас, я умру от стыда! Ох…ох…ох! О, Боже мой, уй, оёй, йой…

— Тттшш…Молчи, женщина! Не мешай мужику, лаская тебя, наслаждаться тобой и твоим удовольствие! Стони, малышка! Стони так же громко, как и ночью…

Несмотря на его подбадривающие меня слова и успокаивающие движения, я все равно пытаюсь сопротивляться, пока не захлебываюсь от своих собственных стонов и криков.

Вдруг неожиданно для себя самой слышу свой громкий томный голос.

— Стёпа, ещё! Ой, йой, йёй, ух! Ещё, пожалуйста, Стёпа!

От осознания полного сюра и своего падения в пучину порока, у меня, как у кипящего чайника, срывает крышечку, потому как отверстие для сброса пара не справляется.

В порыве страсти я издаю крик такой мощи, что сама глохну от него.

В момент выброса моих чувственных эмоций ощущаю жёсткое вторжение внутрь себя.

Вслед за предыдущим криком издаю новый, но больше похожий на утробный животный рык.

Со штуковиной Степана внутри своего влагалища чувствую себя маленькой бабочкой, насаженной на большую цыганскую иглу.

Не дав мне очухаться, мужчина начинает двигаться быстро, сильно, размашисто.

Находясь сверху, он все время смотрит в мои глаза. Только я их прикрываю, сразу слышу.

— Открой и перестать стыдиться того, что тебе хорошо. Ну, что говорю, открой глаза, Любушка!

Господи, меня мужчина назвал Любушка, проносится в моей голове. Муж за все годы жизни ни разу ко мне так не обращался.

— Милая, тебе нравится сейчас, вот так, когда я поднял твои ноги на свои плечи? Прислушайся к своим ощущениям, детка! — шепчет мне Степан.

Твою ж зорьку, меня спрашивают, как мне нравится, просят прислушаться к себе.

— Ой, ой, ой! У меня кружится голова. Я сейчас разорвусь от ощущений, — слышу свой продолжительный стон и чувствую, как меня колотит.

Пытаясь контролировать себя и свои эмоции, хватаюсь за мужчину. Мои руки давно развязаны. Подтягиваясь к нему, попадают в его плен.

Мы вместе одновременно двигаемся навстречу друг другу, как два паровоза.

В момент нашего взрыва Степан роняет меня на спину, резко подаёт назад, выдергивая из меня свой член и прижимая его своим телом к моему животу. Кончая сам, он быстро вводит внутрь меня два своих толстых и длинных пальца, помогая мне продлить мои ощущения.

Доведя все до логического конца для нас обоих, Степан ложится рядом со мной, притягивая меня к себе, укладывая мою голову на свое плечо, целуя макушку моей головы и поглаживая мой бок и бедро.

Находясь в его объятиях, в каком-то приятном дурмане, наблюдаю взглядом за покачивающимся членом Степана. Он слегка обмяк, но так и не упал. Про себя называю его стойким солдатом. По сравнению с ним член моего мужа иначе, как пипеткой, и не назовёшь.

Да, все же пять дней назад я была совершенно права в своём определении размера Толькиной пипки.