Мы проснулись. У меня теперь нет местоимения "я", поэтому проснулись именно "мы". Вернее "они" — эти два прекрасных наших со Степушкой "они".
Судя по часам, на которые взглянула при первом "пихе" внутри меня, мои славные "они" не спят уже минут пятнадцать. Как стрелочки на циферблате мои "они" сейчас пихаются с двух сторон. Точно, один на девять часов, другой на пятнадцать минут десятого. Мне и забавно и смешно одновременно.
Аккуратно прикладываю обе руки к правому и левому боку живота, который все же выскочил на этой неделе. Ага, вот один "пих-бултых" справа, он более чёткий. Теперь и слева шевеления ощущаю, только они слабее и мягче.
У меня такое чувство, что мои пупсики совершенно разные по характеру, потому что один более деликатно себя ведёт, а второй прямо агрессор какой-то.
Каждый раз ощущая своих малышей, замираю от страха, что в свои 45-ть лет, имея уже четверых детей, оказалась полной дурындой, которая до шестнадцати недель не только не поняла и не распознала свою беременность, но и ещё по своей глупости могла потерять своих пупсиков.
Да, вот так и не поняла я. Мои славные эмбриошики мамку свою непутевую не мучили, потому что меня язва добивала. Дети любимые просто тихо боролись за свою жизнь, высасывая из родительницы своей все, что могли. Вместе с язвой 15-ть килограмм и высосали.
Мать Степана, Сима Иосифовна, после известия о том, что у них с Григорием снова появятся внуки, сразу же примчалась в больницу. Увидев меня, вернее то, что от меня осталось, Сима некоторое цокала языком и хмыкала.
Постояв немного, как генерал перед сражением, оценивающим поле боя, Сима вышла из палаты и вернулась обратно с фонендоскопом.
— Подними-ка милая рубашку. Сначала твоё сердце послушает баба-Сима, а потом внуков своих. Нечего стесняться, детка, — басовито-спокойно приказывает мне будущая свекровь. — Я, вообще-то, кардиолог. Давай, пах твой прикрою, а то ты аж пятнами вся пошла.
Накрыв низ моего живота простыней, очень аккуратно и бережно задрав сорочку вверх, Сима внимательно в лежачем и сидячем положении со всех сторон послушала мое сердце, затем долго с улыбкой на губах слушала в разных местах мой живот. Завершив прослушивание, снова посмотрела на меня, покачав головой.
— Знаешь что, драгоценная моя Любаша, ни сиськи, ни письки и жопка с кулачок — явно не наша с тобой история. И чего эти чумачечие девки стремятся к этому теловычитанию? Никогда этого не понимала и не пойму уже. Я всегда считала, а сейчас, на тебя смотря, ещё раз убеждаюсь, что худоба и субтильность — враг красивой женской факуры и здоровья. В твоём прекрасном положении, так уж, особенно. Это я тебе, как доктор говорю, — высказав свое мнение, Степушкина мама выносит свой вердикт. — Короче, будем набирать вес.
Как Сима сказала, так и сделала. Теперь у меня вместо больничной еды каждый день свежие деликатесы от бабы-Симы.
Уже третью неделю лежу в огромной и комфортабельной ВИП-палате. Вернее сказать в палате мы лежим вдвоём. На одной кровати — я. На второй — Степушка.
"Точно, а где мой Степушка? — думаю, открывая глаза и поворачивая голову в направлении его идеально заправленной кровати.
"Дети, мать ваша проспала вашего отца. Ушёл тихо, огородами. Не беспокоимся малыши, папка о нас позаботился. Вот наш с вами завтрак, а это записка от папашки вашего. Итак, что нам сообщает товарищ генерал. Читаем: "Любимая, уехал по делам. Корми себя и детей. Баба-Сима придет в обед. Я буду чуть позже. Не скучайте. Люблю вас очень. Ваш папка." Ну, вот, дети, отец наш молодец. Будьте как папка," — прочитав записку и прокомментировав её вслух нашим пупсярам, сажусь на кровати и смотрю на красиво сервированный Степушкой стол.
Рассматриваю то, что нам с детьми оставил на завтрак папка, и снова ловлю себя на мысли, каково быть хрустальной вазой. Вернее, когда к тебе относятся, как к хрустальной вазе.
Самой себе могу признаться, что мне это не слишком нравится. Точнее некоторым образом больше раздражает, чем радует.
Именно об этом и планирую переговорить с Симой Иосифовной, когда она придёт ко мне в 13 часов.
То что баба-Сима появится именно в это время, уверена на тысячу процентов, потому что эта женщина точна, как Кремлёвские куранты.
До прихода будущей свекрови успеваю пройти массу назначенных мне процедур, среди которых так любимый "нами" лечебный сон. Его пришлось поменять местами с дыхательной гимнастикой для беременных, иначе вечером после этой волшебной процедуры на меня с пупсярами активность и жор нападают.
И с тем и с другим приходится бороться только усилием своей воли.
Помимо голода, который удаётся заглушить водой и молоком, у меня ещё есть и сексуальный.
Вот с утолением острого желания полового контакта дела обстоят чрезвычайно плохо. Степан любыми путями избегает близости.
Почти за три недели под прессингом страшных угроз, моих слез и тысячи пояснений, что детям ничего не грозит, мне всего один раз удалось получить небольшую разрядку.
Вспоминая об этой ситуации на меня до сих пор находит гомерический хохот.
— Ну зачем, Любаш? Я реально могу пока обойтись и без близости. У меня, в конце-концов, две руки очень даже рабочии в наличии. Ты точно уверена, что нам можно заниматься сексом, и детям это не повредит? — отнекиваясь, спрашивает меня Степушка в сотый раз. — Ну, честное слово, милая, пока и минета вполне хватит.
— Степушка, а вот мне сейчас очень нужен секс. Хочу так, что аж весь организм мой сводит, — мягко произношу, нежно поглаживая своего героя. — Да, и сейчас секс не только разрешён и показан, как лекарство для улучшения моего гормонального фона.
— Милая моя, как то боязно мне. Понимаешь? Ну сама же знаешь, что друг мой младший — парень крупный. Вдруг мы травму нанесем детям? — отвечает Степа с щенячьим взглядом. — Давай, сладкая моя, снова залижу тебя до оргазма? Ну ведь хорошо же было, да?!
Смотрю на него, боясь рассмеяться, чтобы ненароком не обидеть мужское эго в совокупе с генеральским самолюбием.
— Степушка, залижу — это здорово! Но мне очень хочется дружка твоего внутри себя почувствовать. Очень! Давай попробуем аккуратненько, не в полную силу, а так немножечко, — оглаживая поникшее мужское достоинство, шепчу ему на ушко со слезами в голосе.
— Любимая моя только не плачь! Ну, если только на пол шишечки. Так чутка на входе поелозить. То, конечно, можем попробовать, — целуя меня отвечает Степушка. — Только лучше бочком, так все же доступ меньше, значит, аккуратнее и безопаснее.
Рукой чувствую, что Степушкин младший крепчает. "Ну, так-то лучше. Хорошо, что хоть удалось так Степан уговорить, а то совсем прямо беда-беда, — думаю я, лаская пальчиками бархатистую головушку. — Ладно, пусть начнёт на пол шишечки, как Степушка смешно сказал, а там сама уже подстроюсь."
Ага, щаззз, как только пытаюсь взять процесс в свои руки, так Степан сразу же на корню пересекает мою инициативу, резко отодвигаясь от меня.
Только раза с пятого мне удаётся до самого упора приблизиться к мужскому паху. И тут на Степу нападает паника.
— Любушка, ты чего? Ты зачем на конец до конца села?
— Степушка, каламбур, конечно, удался, но все же замолчи, а! Давай, двигайся спокойно и нежно. Мне так хорошо, что прямо аж слов нет, — горячо шепчу я своему мужчине, направляя на свой лобок его руку, чтобы хоть как-то отвлечь мужика от мыслей пугающих. — Ещё, милый, ещё! Да, вот так, чуть сильнее! Ах, ещё, ещё, любимый мой! Ах, ах, ещё немного! Давай, Степушка, ещё! Люблю тебя! Очень сильно люблю!
Цунами оргазма нас обоих накрывает одновременно. Ловлю удовольствие от обоюдной пульсации.
На самом пике снова опускаюсь до основания члена, зажимаю его мышцами малого таза, не давая ему выйти из себя.
Есть у меня непреодолимое женское предчувствие, что Степушка мой может впасть в очередную истерику в части "не могу кончить на головы своих детей". Где-то такое я читала, или Светка мне со смехом рассказывала что-то про это из своих книжек.
Как чувствовала, так и получилось. Едва придя в себя, мой генерал выдаёт фразу, от которой мне хочется смеяться в голос. Приходится снова сдерживать себя из соображения бережного отношения к Степупкиному самолюбию.
— Любимая моя, ничего страшного, что я внутрь кончил, вдруг для детей это вредно?
— Славный мой, для "нас" это полезно. Я тебе кину несколько статей о пользе секса во время беременности, чтобы ты не переживал о глупостях, — говорю, целуя своего мужчину. — Степ, извини за некорректность, но у тебя же два сына. Вы что с женой сексом все девять месяцев не занимались, да?
— Любаш, когда это было, больше 30-ти лет прошло. Я уже и не помню, как и что тогда делал. Я — лейтенантом был, дома появлялся так часто, что детям моим ко мне привыкать приходилось. Старший сначала дядей меня называл, — отвечает Степан, обнимая мое тело крепче. — И, вообще мне кажется, что ничего в моей жизни до тебя не было.
Из воспоминаний о нашем единственной близости со Степаном, которая случилась буквально на днях, меня возвращает голос Симы.
— Любаша, привет! Как у нас дела? Как детки ведут себя? Тебя сегодня взвешивали? И куда это Степан Григорьевич упылили?
Обнявшись с Симой, сначала отвечаю на её вопросы, а потом перехожу к тому, что наболело.
— Сима, очень Вас прошу, ну хоть Вы подействуйте на Степана. Он мне вздохнуть не даёт. Я ему уже устала объяснять, что беременность — не болезнь. Очень прошу Вас повлиять сына. Так просто не возможно, — произношу с надеждой в голосе и с лицом, на которое натягиваю маску страдания.
— Любушка, расслабься и выдохни. Чем бы детинка не тешилась, лишь бы не плакала, — басовито похохатывая, отвечает мне Сима Иосифовна. — Пусть Степушка порадуется. Давно не видела сыночка своего таким возбужденным, весёлым и положительно заряженным. Лично мое материнское сердце прямо ликует. Тем более, что сейчас после операции ему очень нужны положительные эмоции.
Сима смотрит на меня и, вероятно, не найдя во мне поддержку своим словам, хмыкая, продолжает говорить.
— Нет, ну, если тебя, детка, Степушкино повышенное внимание нервирует, то, да, придётся немного парня утихомирить. Но запомни, драгоценная моя, я вынужденно вступаю с тобой в сговор. Грех — это, супротив ребёнка своего коалицию заводить, — в подтверждение своих слов Сима артистично вскидывает вверх свою крупную ладонь с выставленным указательным пальцем с алым наманикюренным ногтем. — Сделаю это только для блага внуков своих. Господи, дай нам хоть одну девочку, а то сплошные жеребцы в семье Герман.
Обозначив свое желание иметь внучку, Сима смотрит на меня, будто рентген аппарат или УЗИ, желая заранее убедиться в половой принадлежности тех, кто живёт своей жизнью в моем животе.
— Ах, ну, да. Прости, милая, опять отвлеклась от темы. Ладно, пока Степка ещё просто мой сын, велю ему волей материнской. Но уж, когда передам его тебе, Любушка, по накладной в мужья, то извиняй, больше не смогу встревать и влиять на члена семейной ячейки, — выдав очередной словесный шедевр, моя будущая свекровь начинает в голос хохотать.
Не сдерживаюсь и тоже смеюсь. Радуясь тому, что у Степана отличная мать. Общаться с ней легко и приятно. Мысленно благодарю Бога за то, что он меня так любит и одаривает.
Пока мы болтаем о разном с Симой, дверь палаты распахивается и в ее проёме появляется Степан с двумя букетами цветов.
— Родные мои, у нас счастливое известие! Тебя Любушка поздравляю со званием "бабуля". Тебя мам со званием "прабабуля", — вручая букеты, произносит Степан, целуя меня и Симу. — Сегодня утром Маришка и Алёнка разрешились мальчиками — Степаном Аркадьевичем и Ильёй Дмитриевичем. Парни крепкие. Степка — 4200 весом и 59 сантимов ростом. Илюха — 3900 и 56 соответственно. Это хорошая новость раз.
Степа присаживается на мою кровать и, не стесняясь матери, своей обнимает меня.
— Вторая — через две недели Любушка у нас венчание, официальная регистрация брака и свадьба в узком семейном кругу. Третья — тебя, любимая моя, сегодня выписывают под домашний арест. Некоторое время, пока наша квартира обрастает мебелью, поживём в доме родителей, — начинает рассказывать Степушка, положив правую руку на мой живот. — Да, девочкам я тоже предложил с детьми пожить у нас. Так вы все будете у меня на глазах, и мне будет проще вас всех контролировать. Дима, вроде как не против поездить некоторое время на ферму из нашей деревни. Ладно, со всеми вопросами разберёмся по мере их поступления.
Рождение пацанов меня очень радует. Предложение Степана, которое звучит скорее как решение, вроде тоже неплохое. Однако жить в доме почти за 70 километров от фермы в мои планы совсем не входит.
— Степушка, может все же в доме Димы все поживём пока. Мне же на ферму нужно ездить будет. Сыну без Алёны сейчас сложно придётся. Так я ему и помогу.
— Никуда тебе, Любаша, не надо. У тебя сейчас одна забота — ты и дети, которые барахтаются внутри тебя. Дима — не маленький, справится. И все, Люба, без возражений, — категорично отвечает мне Степан.
— Степа, я — беременная, а не больная! — вспыльчиво произношу в ответ, пристально глядя в глаза мужчины.
— Так, дети мои, брейк, брейк, — слышу голос бабы-Симы. — Степан, ты режим отца Григория не включай и домостроевца из себя не корчи. Предложение твоё хорошее. Внесём в него только некоторые поправки. Отца пока оставим под присмотром Тима и Веры. Я поживу в доме с вами. Ты, Степан, сможешь возить Любу на ферму и помогать ей там, а я в ваше отсутствие буду присматривать за Пашкой, Степкой-младшим, Илюшей и кормящими мамашками. Надеюсь, все и всем понятно?
— Ага, нам все понятно, — слышу за спиной голос своей Анюты. — Привет, могучая кучка! Совершенно согласна с бабулей. Кстати, у меня каникулы. Я буду вместе с бабой-Симой помогать Алене и Марише с малышами пока у моего мужа страда вступительных экзаменов. Кстати, только была в роддоме. Наши парни такие чудные. Степан на деда Григория похож. Илюша на Димку, просто копия. Мамуль, а как наши пупсярины сегодня себя ведут? Судя по твоему лицу, у вас все прекрасно!
Своими словами Анюта ставит точку в решении нашего спорного вопроса.
Мы все обнимаем мою младшую дочурину. Она искренне льнет к Степану и к Симе.
Смотрю на всех и думаю о том, что, наконец-то, у меня и моих детей появилась настоящая семья.