Вот и я, Люба!

Глава 26

Утром встала в абсолютно разбитом состоянии и настроении. В зеркале ванной комнаты, увидев свое отражение, не без сарказма решила, что красота все же страшная сила.

"Да, Любань, вот как может сказываться на женщине отсутствие рядом животворящего мужчины! Степана нет всего месяц, а глаза твои поблекли, лицо взбледнуло, фигура схуднула! Нет, все же крутые горки проблем укатали тебя, укатали. Конечно, а как иначе, коли вся на нервах, без сна и аппетита. Суд в очередной раз перенесли. Еще и проверка за проверкой, и проверкой погоняет. Ладно, Любка, не дрейфь и не такое переживали," — мысленно стараюсь утешить и приободрить сама себя.

Наводя перед выходом последние штрихи, принимаю входящий вызов от подруги.

— Любаша, привет! — слышу в трубке изрядно запыхавшийся голос Светланы.

— Привет, дорогая! Ты где и куда мчишься, что дышишь, как взмыленная лошадь на финише? — интересуюсь без тени шутки в голосе.

— В отличие от некоторых я, ваще-то, служу россейскому образованию, сударыня. И каждый день к девяти утра должна идти в управление. Я не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть! — хихикая, хмыкает подруга моя. — Помнишь хоть откеля сея фраза?

— Конечно, дорога моя. Это эпохальный фильм режиссёра Марка Захарова «Тот самый Мюнхгаузен». Ты решила, милка дорогая, память мою проверить? — подмигивая себе в зеркало, уточняю у Светки причину её неожиданного звонка.

— Ага, делать мне больше нечего. Я бы, Любаша, могла и дальше упражняться в остроумии, но у меня нет времени на это, несусь в Министерство на совещание. Ты то на ферме своей поди лопатой орудуешь, навоз традиционно сама убирая?

— Нет, сегодня в городе. Собираюсь в лингву, у меня до 16 часов уроки, потом обсуждение дизайн-проекта на квартире Степана. Если хочешь можем встретиться вечером, — отвечаю подружке, смотря в зеркало и поправляя на голове платок, подаренный Степушкой.

— Любаш, если желание есть, то приезжай вечером к нам в гости. Вообще, звоню тебя предупредить, — говорит мне Светулек заговорщическим голосом. — У меня только что была свекруха твоя — старая жаба Гаврик. Я её уведомила о проверке и предложила уволиться по собственному желанию в связи с выходом на пенсию. Она, конечно же, орала и брызгала ядом, что это все твои происки. Так вот в запале эта грымза проговорилась, дескать, будешь ты утирать еще сопли кровавые, потому что отольются тебе её слёзки, прокуратура и налоговая, а также другие компетентные органы пошерстят и потрясут твой бизнес. Так что ты, Любаша, давай держи руку на пульсе и нос по ветру!

— Спасибо, дорогая моя, за очередное предупреждение, — говорю, тяжко вздыхая. — Светуля, я в курсе её жалоб. Прокуратура и налоговая еще неделю назад запросили документы по всем трем фирмам. Сейчас на ферме внеплановая проверка Роспотребнадзора, санэпидемстанции и других возможных и невозможных контролирующих и голодных органов.

— Да, уж милая, тебе не позавидуешь. Иной раз лучше с врагами воевать, чем с такими родственниками, как Гаврики, — прицокивая, говорит Светлана. — Держись и держи меня в курсе, ждём тебя в гости.

— Светуль, спасибо ещё раз. Расскажу все при встрече, — прощаюсь с подругой в надежде еще поболтать, однако меня так закрутят события, что ни в этот вечер, ни в ближайшее месяцы мне будет совсем не до дружеских встреч.

Во время последнего занятия в лингве в учебный кабинет заглядывает администратор. Попросив учеников меня извинить, выхожу на минуту.

— Любовь Петровна, у нас прямо чрезвычайная ситуация. Пришли ваша свекровь и с вашим мужем. Они крайне раздражены и срочно требуют Вас, — шепотом произносит женщина.

— Передай, пожалуйста, что у меня идёт занятие. Предложи им чай и сладости. Пусть ждут, — отвечаю спокойно, хотя внутри все кипит.

Завершив урок и попрощавшись с учениками, ещё минут на десять задерживаюсь в кабинете, пытаясь собраться с силами. Каждое общение с практически бывшими родственниками для меня становится настоящей пыткой.

Понимая, что откладывать момент встречи с неприятным — пустая трата времени и душевных сил, выхожу из учебного класса и двигаюсь в направлении своего бывшего кабинета, который уже как почти год занимает Анна.

Смотрю на часы, подаренные мне на 8 марта Степушкой, для себя делаю отметку, что разговор с Гавриками нужно уложить максимум в полчаса, потому что должна прийти Анюта.

Зная словесную несдержанность свекрови и Анатолия, мне совершенно не хочется, чтобы дочь стала участником очередного представления.

Перед входом в кабинет выдыхаю, захожу спокойно. Гаврики традиционно чувствуют себя не гостями, а хозяевами, спокойно распивая чай с конфетами.

При взгляде на меня у обоих вытягиваются лица. Стараясь, не выражать никаких эмоций, начинаю с нейтрального приветствия.

— Добрый день. Чем обязана? — произнося стандартную фразу, не называю ни свекровь, ни мужа по имени.

— Вообще-то, вежливый человек с высшим образованием обращается к людям по имени, — фыркает Анна Васильевна. — Хотя чего уж там, у вас, дворян, все люди — холопы.

Смотрю внимательно, но при этом никак не реагирую на замечание свекрови. Подождав немного, ещё раз произношу свой вопрос.

— Так чем обязана вашему визиту?

— Не знал, не знал. Оказывается крутая у нас школа. Все так красиво и богато. Деньжищ, как я понимаю вложено немало. Мы же её вроде где-то лет десять назад открыли, да? Может меня и мать теперь устроишь в нашу школу, раз мы из-за тебя без работы остались? — щелкая языком и округляя глаза, говорит Анатолий, делая акцент на местоимениях "мы", "у нас" и "наша".

— Школа не наша и не моя, а Анны Анатольевны. Вакантных мест на сегодняшний момент, насколько мне известно нет. У данного учебного заведения лингвистическое направление, здесь обучают детей и взрослых языкам, поэтому специалисты ни вашей сферы деятельности, ни квалификации не требуются, — отвечаю ровно.

— То есть школу эту мы открывали на наши семейные деньги, когда Анька ещё под стол пешком ходила, а теперь получается, что лично я не могу на них претендовать. Так что? — нарочито вежливо произносит Анатолий.

— Я не понимаю сути сказанного. И обсуждать этого не вижу смысла. Всеми моими вопросами занимается адвокат. Насколько мне известно, документы, запрошенные вашим адвокатом, ему направлены. Надеюсь я внятно все объяснила, — говорю ровно, а у самой от нервов по позвоночнику струйка пота бежит.

— Нет, блять, ни хуя ты невнятно объяснила, — напускная вежливость Анатолия рассыпается в прах. — Ты, тварь, мне баблища должна, как земля колхозу. Весь твой ебучий бизнес был создан и успешно развивался во время нашего брака. Значит, это был наш общий бизнес, и мне полагается 50-ят процентов от всех прибылей. Также я претендую на половину от стоимости недвижимости, приобретенной в браке. Да, и ещё автомобили в том же списке.

— Анатолий, квартира, дача, гараж, машина у тебя есть. Ты хочешь поделить то, на что я не собираюсь претендовать? Правильно тебя понимаю? — говорю, заставляя себя сделать очень удивленное лицо. — Нет, ну если, конечно, у тебя есть такое желание, то не могу отказаться от щедрот твоих.

— Ты, Любка, не ерничай и ебло свое не корчи. Квартиру, дачу, гараж и машину купил я, они оформлены на мое имя. Так что не нужно здесь комедь ломать, — с психом произносит Толик.

— Вот мне интересно на какие такие деньги ты, Анатолий, это все купил? Квартира в новостройке в хорошем районе, если память мне не изменяет около 70 квадратных метров, стоит очень и очень кругленькую сумму, — в очередной раз пытаюсь достучаться до разума человека, который слушать не привык никого кроме себя. — Домик с землей в одном из лучших дачных посёлков, где за сотку просят "мама не горюй". Так я все же возвращаюсь к вопросу своему. На какие деньги ты это все приобрёл, даже без займа в банке? Неужели на зарплату в 50-ят тысяч директора районного дворца культуры, а, Толик?

Понимаю, что говорю лишнее, но меня уже понесло и остановиться я не могу, наболело так, что если не выскажу, то разорвет на части.

— А может на левые средства, которые ты выводил на тендерах или через подставные фирмы? Толь, получается, что тебя не просто так турнули с работы, а за дело?! За растрату государственных денег, да?! Знаешь, Анатолий, в твоей ситуации лучше молча радоваться тому, что у меня нет желания делить с тобой имущество, приобретенное в браке, которое ты называешь своим. Доходчиво объяснила? Толик, ещё раз прошу услышать мои слова.

— Ты, Любка, хочешь меня наебать? Решила, что ты умнее и хитрее меня? Так вот ни хуя у тебя, королева свинячья, не получится. Свои права мне отлично известны, усекла? Ты поди всю жизнь думала, что я — лошок последний, потому что ты меня на себе женила. Так вот, зачуханка, ошибочка вышла. У меня другой уровень…

— Эка, Вас понесло, Анатолий Дмитриевич, — говорю, не дослушав Тольку до конца. — Не утруждайте себя, это вредно для Вашей нервной системы и мозга, и то и другое может от раздутого самомнения лопнуть. Хотя чего это я себе позволяю дерзить, говоря с человеком, возомнившим себя практически Богом. Анатолий, Вам нимб голову не жмёт, случайно?

— Толик, чего ты с этой прошманденью танцы с бубнами разводишь. Она же просто издевается над нами, потешается над тобой, — взвизгивая, подскакивает со своего места свекруха.

— Замолчи, мам. Дай нам поговорить, — осаживает мамашу Анатолий и, поворачивая голову в мою сторону, продолжает говорить. — Люб, серьезно, может хватит уже. Повеселились, поразводились, характерами померялись и харэ. Ну, мы же может и не всегда хорошо, но ведь жили, детей родили. Я понял все и осознал. Больше никаких баб на стороне. Буду внуков нянчить, музыкой, наконец-то, займусь. Давай уже пойдём на мировую и заживём, как прежде. Любка, ну ты же не такая стерва, какую из себя сейчас корчишь…

От наглости Толькиной и от его умения налёту переобувать лыжи я даже дар речи на некоторое время теряю. Пока скидываю оторопь, наблюдаю за его выжидающим взглядом.

— Так, все понятно, давай, Анатолий, на этом и завершим наш разговор. Никакого, как прежде не будет. Я тебе уже ранее в кафе говорила, нас с тобой больше нет. Вот и вся история. Живи в свое удовольствие, занимайся музыкой, создавай свою студию, пей, гуляй, развлекайся с женщинами, — ты на все это теперь имеешь право, как человек свободный от семейных обязательств. Все, не могу больше уделить вам ни внимания, ни времени, у меня деловая встреча, мне ехать нужно, — стараюсь завершить совершенно никчёмный разговор.

— Значит, вот так ты, Любка, решила. Хочешь стряхнуть меня, как говно с лопаты, а сама вся такая благополучненькая и дальше продолжать жить в сытости. Хуй тебе во все твоё поросячье рыло! — рычит Толян, тыча мне в лицо "дулю".

Его жест в виде худой фигуры из трех пальцев вызывает у меня приступ гомерического хохота, который мне не удаётся сдержать.

— Ты, блядина, ещё пожалеешь. Ни раз ещё попомнишь меня, тварь жирная, — начинает истерично орать Анатолий. — Я буду делить с тобой все до последнего спичечного коробка, хотя нет до последней спички. Ты развод не получишь, пока не отдашь мне половину от всего, что у нас есть. Я по твоей вине остался без работы, жить мне не на что, поэтому у меня есть единственный выход — придаётся подать на алименты на детей. И поверь мне, милая, я уверен на тысячу процентов, что это сработает, потому что за детей своих ты, тварюга, на коленях ко мне приползешь.

Смотрю на то, что сидит напротив меня, и назвать его человеком нет ни сил, ни желания. Ничего в моей душе к нему не осталось кроме сожаления, горечи и отвращения.

— Что уставилась на меня, образина? Одну дочь ты уже потеряла, и остальные от тебя тоже отвернутся. Это я обещаю. Думаешь, просто так Катерина на твои звонки не отвечает и на свадьбу к сестре не приехала? Нет, дорогуша, моё слово для Катьки большой вес имеет. Так что, прежде чем, артачиться и пытаться пугать меня сто раз подумай, Любашенька, — всю свою подлую тираду Анатолий произносит жёстко и язвительно, стараясь, бить как можно больнее, зная точно, что дети для меня самое дорогое.

— Да, все верно, ты очень сильно стараешься вбить кол между нами и Катюшей, — пытаясь удержать себя в руках, как можно спокойнее отвечаю Анатолию, — но я уверена, что жизнь все расставит на свои места. Пройдёт время и Катюша, как умный человек, все поймёт правильно и вернётся к нам…

— И кстати, правды ради, — слышу позади себя голос Анюты, — Катюша не приехала на мою свадьбу, потому что готовилась к концертному туру. Мы с ней созванивались и до моего торжества, и после. Так что не нужно говорить того, чего ты не знаешь. Хотя, Боже, о чем я, ты же привык все время врать, изворачиваться и опускаться до банального, пошлого и подлого шантажа.

— Как ты смеешь так с отцом разговаривать, неблагодарная! Отец для детей это святое, — кидается на защиту своего сыночка Анна Васильевна. — Вот оно материнское воспитание. Никакого уважения к родному отцу не привила детям.

— Я что-то не поняла, бабуля, какое уважение мы должны испытывать к отцу, выразившему сомнение в отцовстве по отношению к нам, своим детям. Это первое. И второе, меня очень впечатлило заявление про алименты, на которые мой так называемый отец хочет падать, — выдержка немного подводит мою дочь, её глаза наполняются слезами негодования, голос начинает дрожать. — Мне стыдно за такого отца. Знаете, у нас в принципе не было ни отца, ни бабушки с дедушкой, поэтому лично я не буду против, если вы оба не станете со мной общаться.

После слов Анны свекровь и Толик ещё пытаются вставить свои пять копеек, но дочь моя, имея отчасти характер Гавриков, очень быстро ставит их на место.

— Мам, одевайся, мы опаздываем, — произносит дочь, украдкой мне подмигивая, — у нас же встреча. Не хорошо людей задерживать.

Из кабинета выходим практически все вместе. Ни о каких прощальных словах, конечно же, не может быть и речи, но и здесь наши родственнички оказываются на "высоте".

— Да, чтоб все свиньи твои передохли и на вас падучая напала, — обернувшись, шипит нам в спины Анна Васильевна.

— Ты, тварь, ещё пожалеешь. Эх, пожалеешь, — продолжает посыл своей мамаши Толька.

— И Вам желаем здравствовать, — смеясь, громко произносит Анька. — Мамуль, предлагаю по дороге к дизайнеру заехать в церковь, поставим свечки Семистрельной иконе Божией Матери и этим упырям тоже.

Как решили, так и едем на встречу через церковь, ставим свечи и молимся. После Семистрельной иконы я долго стою у Богородицы. Всматриваясь на святой лик, думаю о Степане и молюсь за него и его скорое возвращение.