Глава 6

Войдя в подвал хозяина дома, волевым решением держу свою челюсть, чтобы она, не дай Бог, с грохотом не рухнула на наливной пол.

Поразить моё воображение достаточно сложно, потому как я сама ещё тот запасливый хомячок, но самой себе могу признаться совершенно точно, что Степан по домовитости обошёл меня по всем параметрам.

Его подвал — это бункер стратегических запасов продуктов от сыпучки разных видов, овощей и всевозможных закаток до мясной продукции от охлажденки в вакуумных упаковках до глубокой заморозки. В отдельной морозилке, которую сам Степан назвал "нештячки", удалось найти не только мороженое, пирожное, но и другую разную кондитерку и даже хлеб.

— Да уж, Степан! Искренне потрясена! Нет, Вы все же сумели поразить меня в самое сердце! — с восторгом выдаю я, не задумываясь о том, в каком контексте услышит и поймет мои слова мужчина.

— Ой, Любушка-голубушка, если честно, я, конечно, старался, но не на все сто процентов. С такой темпераментной и отзывчивой женщиной как ты мужику можно и совсем не быть королём секса, — выдаёт алаверды Степан, попадая в смысл моих слов, как пальцем в небо.

Несмотря на свои 178-ь сантиметров роста, на Степана мне все же приходится смотреть снизу вверх.

Приподняв голову, взглядом утыкаюсь в глаза мужчины, вижу в них активную мыслительную работу. Понимаю, Степан осознав, что ляпнул чушь, ищет выход из сложившейся ситуации.

Видно не придумав ничего путного, он просто ловко, по-хозяйски обнимает меня загребущими ручищами и накрывает мои губы своими.

В этот раз все манипуляции Степан выполняет бережно и нежно, будто опасаясь получить по голове. Вишенкой на торте его тактильного признания своей вины становится громкий чмок в кончик моего носа.

Я, традиционно ошалев от происходящего, выдаю вместе с междометиями "ух", "ах", "ну" всего одно слово "обалдеть".

— Ойц, ну чего уж там, — прикидываясь смущённым, произносит Степан. — Я ещё и крестиком вышивать умею! Шутка, конечно, но в детстве реально вышивал…

— Очешуеть! И как же Вы, Степан, только живёте с такими то талантищами?! — неприкрыто язвлю я.

— Ну, только не надо пытаться вогнать меня в краску. Если честно, я не волшебник, а только учусь! — ловко парирует мою остроту Степан.

— Слушайте, ученик волшебника, все же у меня есть к Вам не совсем, как бы это сказать, скромный или, вернее, пристойный вопрос…

— Любушка, ты можешь задавать мне любые вопросы. Особенно не скромные. Ну, смелее, зайчишка-трусишка!

Я стою, лупая глупо глазами, потому что реально не знаю, как спросить то, что меня волнует. По-моему мнению, мой вопрос крайне непристоен.

Моя бабушка так бы и сказала: "Люба, женщина не может и не должна мужчину об этом спрашивать. Это крайне неприлично!"

Пока я формулирую мысль, Степан выдаёт именно то, что крутится на моем языке.

— Любочка, прекрасно понимаю то, что тебя гложет. Нет, я не маньяк и не сексуально озабоченный. Вроде, как то недавно уже пытался это объяснить. По-моему мнению, да и не только, со многими сложными и спорными ситуациями легче справиться или даже разобрать нежностью, поцелуями и сексом. Я, конечно, могу и заблуждаться, но милая моя, поверь, все перечисленное мной отлично гасит женскую истерику. Это равноценно психологическому выводу из зоны дискомфорта.

— А, ну теперь более или менее понятно, — говорю я, опасаясь, что сейчас Степан снова продемонстрирует мне свои навыки психолога. — Давайте все же вернемся к вопросу подготовки праздничного стола. Что из набора представленных здесь продуктов я могу использовать?

— Все, что тебе нужно. Люба, стесняться не надо. Я люблю вкусно покушать.

— А Вы, Степан, уверены в моих способностях вкусно приготовить? Может, кулинария не мое сильное место.

— Первое, я уверен на все тысячу процентов. Второе, из твоих волшебных ручек готов есть, даже если это будет совсем не вкусно. В-третьих, Люба, хватит мне "выкать". Я, конечно, не вьюнош уже, но и не графин с канделябром.

— Не поняла, при чем здесь графин и канделябр?! — удивленно вскидываю глаза.

— Анекдот такой есть. Потом расскажу. Слышишь, трактор сигналит. Это Сашко подъехал уже. Вот две корзины, грузи в них все, что тебе нужно. Да, черная под овощи. Я сейчас оденусь, спущусь и заберу то, что нужно поднять наверх. Лады?! Да, Любушка, у нас вечером предновогодняя баня. И это приказ, потому не подлежит обсуждению, — подмигивая, говорит Степан и тут же, не дожидаясь моего ответа, размашистыми шагами в два прыжка оказывается наверху и скрывается за тяжелой дверью.

"Да, уж, Люба, этот русский витязь явно не привычный тебе Толяша — любитель словоблудия и истеричных заявлений. С этим Степаном в словесные шашки и шахматы не поиграешь. Чувствую, победа всегда на его стороне. Ну, ладно, Любовь Петровна, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Тем более он тебя спас от верной смерти и, вроде, как совсем и не обижает," — мысленно успокаивая сама себя, начинаю собирать продуктовый набор для праздничного стола.

Набрав все, что нужно и немного еще на всякий случай, беру корзинку и иду к выходу. Вдруг сверху слышу.

— Стоп! Корзину на пол, а сама поднимайся, милая, наверх…

Вздыхаю, ставлю ёмкость и иду вверх по ступеням, на втором пролёте встречаясь со Степаном. Он снова притягивает меня к себе, просто чмокает в губы. И мы расходимся, как в море корабли.

У меня от его таких простых, но важных для любой женщины жестов и поступков, в области груди собираются два совершенно противоположных чувства — радость и горечь.

С одной стороны очень приятно, что именно сейчас, когда мне душевно непросто, я нахожусь с мужчиной, умеющим, а главное, желающим быть внимательным и заботливым.

И я даже уверена на все сто процентов, что Степан так себя ведёт со всеми женщинами, вне зависимости от уровня и близости их принадлежности к нему.

Степан именно такой и есть — внимательный, заботливый и уважающий. Да, у меня нет никаких сомнений на этот счёт. Нет сомнений, потому что есть с чем и с кем сравнить.

Я больше 27-и лет прожила с человеком, возомнившим себя центром мироздания. Хотя, в принципе, а почему возомнившим?! Толька вместе со своим эго и живет всю жизнь в своем личном мироздании. Сначала его мамаша с папашей пылинки с него сдували и попку его подтирали, а потом я все годы нашего брака до блеска натирала его непомерно раздутый и ничем не подтвержденный эгоизм. Ни родители, ни дети, ни жена для его эгоизма — никто и всех нас звать никак.

Чего теперь тебе, Люба, горечь то испытывать. Твои прекрасные в кавычках годы семейной жизни были как в песне: "Я его слепила из того, что было. А потом, что было, то и полюбила!"

И нечего тут душевные сопли развозить. Ты лучше желчь свою копи и собирай для ненависти к Толяшке, которому на все и всех начхать с высокой колокольни.

Захочелось ему в Таиланд и полетел он сизым голубем. Поди ещё и какую-нибудь голубку с собой прихватил. Хотя зачем ему в стране дешёвых тел свой сибирский самовар.

А ты тут, Любк, а Любк, "горько мне горько, не унять эту злую боль, горько мне горько, умирает любовь". Не было никакой любви. С его стороны так точно.

Как Толян всегда говорил тебе: "Люба, упала с дуба!" Вот, она искренность и правда. Ещё в детстве ты, Любовь Петровна, с дубу рухнула, раз положила себя и всю жизнь свою под каток Толькиного эгоизма.

За тщательной разборкой всех своих горьких мыслей я незаметно для себя успеваю выполнить кучу разных дел. Овощи сварить и остудить. Тазик оливье по заказу Степана настругать. Селёдку под шубой по особому рецепту приготовить. Багет разморозить и кусочками для бутербродов подрумянить в духовке. Фаршмак, как бабуля моя делала, приготовить. Рыбку красную и икорку подготовить. Все готовые блюда и заготовки, накрыв плёнкой, убираю в холодильник. На столе оставляю только лишь банки с закатками и компотом.

За время моих шебуршаний на кухне, о которой многие хозяйки могут только мечтать, под разными предлогами несколько раз забегает Степан. И ни разу не проходит мимо меня, чтобы не потрогать, не обнять, не чмокнуть, не поцеловать.

Немного ласки его перепадает и маленькому Степушке, который за это время настолько проникся к большому Степану, что, завидёв мужчину, этот немецкий пятачок сразу начинает весело прихрюкивать и подпрыгивать.

В благодарность за нашу с пятачком обласканность я дважды вручаю Стёпе бутеры для него и тракториста. На вопрос про горячительное категорично отвечаю "нет", потому как от Сашко и так разит перегаром, словно от бочки прокисшего алкоголя.

Сейчас стою около окна и наблюдаю, как Степан с Сашко прощаются. Территория около дома вычищена. Судя по времени до боя курантов ещё четыре часа. Вижу трактор поехал в сторону деревни, а Степан идёт в дом.

— Любаша, со снегом все! Пошли париться, — басит мужчина, снимая с себя прямо в холле-прихожей все свои вещи и развешивая их на вешалку.

Оставшись в одних семейных трусах, этот Аполлон смотрит на меня с прищуром, улыбаясь только уголками губ.

— Конечно, я бы сразу и трусы снял, но что-то мне подсказывает, что на одну шикарную прелестницу может падеж напасть, — хихикая, произносит этот наглый охальник.

— Забавная фраза! Забавная! А как Вы, ой ты, Степан в баню без трусов пойдешь в 20-градусный мороз? Хочешь все свое драгоценное хозяйство отморозить, да? — ерничая отвечаю я.

— Ой, как мне приятно, что ты, Любушка, обо мне беспокоишься. Куколка моя, поясняю, мне не надо выходить на улицу, чтобы в баню попасть. Нужно просто открыть дверь рядом со входом в подвал. Вон ту, левую, — говоря, Степан, указывает рукой направление движения и проясняет, — там коридорчик небольшой и вход в баню. И всего делов, милая!

Смотрю на Степана, слушаю его внимательно, а сама придумываю слова для отказа от этого банного мероприятия.

— Ты, Любушка, в баню идёшь париться или будешь тут сама одна продолжать парить свои мозги мыслями разными глупыми?

Получив мой кивок головы, который означает отказ, Степан без всяких уговоров произнеся "ну нет, так нет", идёт мимо меня с совершенно безразличным видом.

Поравнявшись со мной, он выполняет всего одно незаметное для меня движение. В этот момент моя нелёгкая тушка резко взлетает вверх и приземляется на его широком левом плече, при этом правая рука мужчины с громким шлепком, но совершенно не больно, опускается на мою объемную попу.

— Ну вот, милая моя, идти, оказывается, никуда тебе и не надо. На самом деле, зачем королевне совершать лишние телодвижения и топтать свои ножки, если есть пажи, которые могут просто донести. Да, моя сладкая?! — с такими шутками-прибаутками и периодическими похлопываниями по моим ягодицам меня вносят сначала в небольшой коридор, потом в огромную комнату.

С нижней позиции я мало, что могу разобрать в этом помещении, кроме мебельных ножек и цоколей.

Донеся моё нехрупкое тельце до чего-то, что напоминает снизу диван, Степан опускает мои ноги на мягкую гладкую поверхность и, как маятник, поднимает вверх мое туловище.

Не успеваю опомниться, как он в мгновение ока одним резким движением снимает с моей нижней части спортивные штаны, вторым — быстро вырывает с корнем пуговицы со своей новой рубашки, и оставляет меня пупсом голопупым.

Я ойкаю и крайне по-дурацки, в какой-то автоматически глупой стыдливости, пытаюсь прикрыть свое тело руками.

— Любушка, ты такая красивая! Твоё тело — шикарно! Оно просто, как наливное яблочко. Твои формы — пропорциональны и прекрасны, — шепчет Степан, проводя руками по моим бокам от подмышек до колен. — По сравнению с бедрами у тебя очень узкая талия. Твоя попка, как две половинки персика. Женщина, у меня от тебя башню сносит, и член стоит как камни Стоунхенджа, а ты красоту такую руками пытаешься прикрыть.

Степан снова меня хлопает по попе и утыкается лицом в мой живот, шумно со стоном вдыхает то ли воздух, то ли запах моего тела.

— Святые небеса, дайте мне силы сдержать свою волю в кулаке и устоять перед соблазном не уронить в падеж страсти прямо здесь и сейчас великолепное тело этой потрясающей женщины, — произносит с паузами Степан, в промежутках между поцелуями, которыми он осыпает моё тело. — Любаня, небеса меня не слышат, потому, если сейчас ты не умчишься в парную, то я разложу тебя на этом диване и трахну со всей нежностью и страстностью, на которую только способен.

Понимая по голосу и виду мужчины, что его слова — это не шутка, я спрыгиваю с дивана.

Степан напяливает на мою голову белую шапку со звездой, награждает поцелуем и лёгким попочным шлепком и запихивает в огромную парную.

Пока я осматриваюсь, куда бы мне кинуть свое тело, Степа заходит с простынями и большим деревянным ковшом, в котором плещется вода. Уточняю про жидкость. Получаю ответ, что это для аромата и полезного дыхания. Постелив простыни на лавки, Степан сначала укладывает меня, потом немного поливает камни и ложится сам.

Температура в парной самая оптимальная между 80-ю и 90-а градусами. Первый заход с холодными телами лежим долго и молча, наслаждаясь полной тишиной.

Потом выходим в комнату отдыха. Ополаскиваемся, пьём воду и чай, заваренный Степаном заранее по рецепту какого-то сибирского шамана-лекаря, как в шутку называет старика мужчина.

— Отличная баня у тебя, Степан, — от всей души искренне говорю я, — и дом прекрасный, подвал, вообще, огонь. Короче, все грамотно, по уму сделано. В кухне твоей мне сегодня очень удобно и сподручно работалось. Видно, что строилось все с любовью для себя и своей семьи. Чувствуется хозяйская рука. Молодец — ты, Степан!

— Ойц, Любушка, знаешь, для меня твои слова дорогого стоят! Но если честно, моей заслуги в этом во всем нет! Реально, дом не мой, а родителей моих. Меня практически всю мою жизнь носило по городам и весям. Сам для себя я не слишком давно только квартирку небольшую достроил, даже ремонт еще не делал. Так что в реалии я — не богат, не знаменит и не престижен!

Загрузка...