Вот и я, Люба!

Глава 25

После 8 марта пошла уже третья неделя, как мы со Степаном практически не видимся. Он пропадает где-то и в каких-то полях.

За все это время Степа всего один раз примчался посреди ночи ко мне на ферму, где я фактически последнее время и живу.

Четыре часа Степушка кувыркал меня так, что в момент очередного оргазма моё сознание улетело в нирвану.

Под утро, провожая мужчину, поняла выражение "трахну так, что ноги не можешь свести".

Нет, конечно, ноги я свела. Правда они у меня стали совершенно квелкими и дрожжащими. К тому же ужасно спазмировал низ живота и внутри возникло впечатление, что Степа забыл забрать свое дружка.

С последним ощущением я, в принципе, уже смирилась, потому как оно у меня появляется после каждого нашего сумашедшего падежа в пучину страсти.

Да, иной близости, кроме как сумасшедшей, у меня со Степушкой и не бывает.

Теперь все время думаю над тем, что как женщина до времени встречи со Степаном, я жила ужасно грустно и неполноценно.

О своей прежней жизни размышляю часто. Вот и вчера по дороге от фермы до Новосиба гоняла в голове эти мысли.

Выехать мне пришлось раньше, чтобы не по темноте добираться до квартиры Жени, где мы со Степой пока останавливаемся, так что времени разнести по столбикам хорошее и плохое мне хватило.

Вечер провела с надеждой на приезд Степушки. Отправила ему несколько нежных сообщений. Спать легла рано, получив в ответ: "Люблю тебя очень. Отдыхай".

Подскочила ни свет, ни заря. Сначала гипнотизировала экран телефона в надежде получить эсэмэс от Степы. Успокоилась только, услышав треньканье уведомления и перечитав раз…дцать "Доброе утро, любимая! Увидимся на нашей квартире."

В отличном настроении от предвкушения встречи с любимым мужчиной, с самого утра крутясь, как белка в колесе, успела выполнить кучу дел. Провела несколько уроков в лингвистической школе. Навестила с презентами хороших и важных людей, всегда готовых помочь в решении сложных вопросов, которых у меня, к сожалению, сейчас немало.

Умудрилась даже выкроить время для обеда в ресторане с единственной моей подругой Светкой, с которой мы дружим с первого курса института.

— Любань, ну как там твой "военный, красивый, здоровенный"? — хихикая интересуется Света. — Нам с Мишкой он очень понравился. Ты же знаешь, как муж мой хреново к чужим мужикам относится, а тут проникся к твоему Степану. Они даже выпивали вместе на свадьбе.

— Свет, а что прям вот так и было видно, что Степан — мой мужчина, — осторожно и слегка трусливо интересуюсь, потому как мы очень со Степой старались вести себя так, чтобы никто не догадался о нашей связи.

— Ой, Любань, да ладно уж тебе звиздеть своим ребятам, — смеясь и неупуская случая подколоть меня, говорит подруга.

— Я тебя серьёзно спрашиваю, Свет, а ты как обычно все переводишь в шутку, — говорю, приподнимая бровь, выражая таким образом свое негодование.

— Вы то, конечно, оба два сильно старались делать вид, что прямо вот на свадьбе и познакомились. Только актёры из вас никудышние, нет честно сказать, просто хреноватые. Один с видом "я — не я, и баба — не моя" следил за тобой, пожирая глазами, нет, вернее, Любань, просто открыто трахая тебя. Другая, то краснея, то бледнея, корчила из себя невинную овечку, — наслаждаясь образностью своего рассказа, теперь уже в голос начинает ржать Светулек.

— Ой, ну ладно тебе, Свет! Знаю, я твою творческую натуру. Напридумываешь всякого разного. Надеюсь, ты мне сейчас не новую главу из своего современного любовного романа цитируешь, а? — не без язвительности уточняю у подруги информацию, которая меня реально несколько беспокоит. — Светик, фантазируешь или на самом деле было все и всем так заметно, как ты говоришь?

— Любань, да ладно тебе нервничать на ровном месте. Женщина — ты почти свободная. По-моему мнению, имеешь полное право после 27-летнего кабального брака с этим псевдо гением и сексуальным недомерком Толяном. Ты уж извини меня, подруга, но я еще в молодости слышала пару отзывов о его милипиздричном органе. Хотя, вероятно, тот размер, о котором шла речь, даже стыдно органом называть, — хохоча, пофыркивает Светка.

В ответ на Светкины слова корчу лицо. Подруга, посмотрев на меня внимательно, снова фыркает.

— Любаша, прекрати корчится. Ты же знаешь, говорю всегда, как думаю. Пока ты носилась со своим Толькой, как с принцем Флоризелем, я хранила молчание, потому что берегла твое самолюбие, милая. Теперь чего умалчивать о сем факте. Ага, я историю про его милипиздрика все же включу в свою новую книгу. Пусть читательницы похохочут, — веселясь, говорит подруга.

Смотрю на Светлану, буравя ее взглядом и надеясь, что она все же поймет меня и уймет свой метафоричный речевой поток. Поняв безнадежность трансляции своего мысленного посыла, смиряюсь и слушаю дальше эффектную речь Светулька. Делаю это, потому что этим она меня все же веселит и несколько отвлекает от переживаний по поводу профессиональной деятельности Степана.

— Видела на днях Тольку. Мы с ним на одном совещании столкнулись. Он без тебя, Люб, совсем скукожился. Нет в нем уже прежнего лоску, — на полном серьезе продолжает рассказывать моя подруга. — Прибежал сморчок сморчком. Морда пожёванная, на башке три волосинки в шесть рядов. На субтильном торсе с плечиками как у Твигги несвежий свитерок продристного цвета. На тощей жопке юношеские джинсики в обтягон без всякого намёка на мужественность в районе ширинки. На ногах лаковые штиблетики с загнутыми вверх носами. Картина, конечно, комичная. Внутреннее чутье мне подсказывает, что Степан полная противоположность твоему бывшему недомерку. Любаш, серьёзно у вас все, да? Не боись, рассказывай, ты же знаешь, я могила чужих секретов.

За многие годы дружбы я уверена в своей подруге на все тысячу процентов, поэтому без боязни рассказываю ей о Степане, опуская только пикантные подробности наших отношений.

— Ой, Любаша, как я за тебя рада. Искренне рада, что и на твою улицу пришёл праздник. Да, все же у меня глаз-алмаз. Сразу отметила, что Степан — мужик настоящий, а когда Мишка мой уважительно о нем начал отзываться, то ещё галочку поставила на правильности мыслей своих. Да, и по тебе, Любушка, очень заметно положительное мужское влияние и воздействие, — смахивая слезу с ресницы, произносит Светка. — Ты подруга очень сильно изменилась. Щеки румяные, глаза счастливые, улыбка блудливая. Одета, как королева. Шубка норкова, платья шикардос, обувь красивая на каблучке, брюлики на пальчике. Любаша, еще и замуж позвал! Уф, не мужчина, а награда! Чего бровки нахмурила, дорогая моя?

— Ойц, ну не знаю, Светуль. Вот про замужество и не знаю. Прямо из одного замужества и сразу в другое. Вдруг не нужно все же торопиться. Может стоит пожить некоторое время так? Я же, Свет, с 18-ти лет замужем. Никогда самостоятельной не была, — вздыхая, делюсь своими сомнениями.

— Люб, ты сейчас серьёзно или все же прикалываешься, а? Ты, извини меня, херню полную несёшь. О каком таком замужестве речь ведешь? Любаша, ты 27-мь лет самостоятельной лошадью была, с ярмом на шее в виде штампа в паспорте и мужика ни на что не годного, а не замужем. Пятерых детей растила, это с учётом Тольки.

— Так вот может мне и нужно отдохнуть, отдышаться немного, осмотреться, оценить все, а не снова штамп в паспорт ставить? — задаю подруге вопрос, который меня волнует.

— Люба, прости меня за мой французский. Хорошо? Потому что сейчас буду сильно ругаться матерно. Люб, ты ебнулась или ебанулась? Ты свободных генералов много видела? — спрашивает меня Светка, покрутив пальцем у виска.

— Ну, хватит, Свет. Ты же филолог, а материшься, как грузчик. Тебе не идёт употреблять в речи бранную лексику. А если про генералов, то я их до Степана, вообще, не встречала.

— Пошла ты знаешь куда, подруга моя. С использованием обсценной лексики я не только разговариваю, но ещё и пишу, — подняв палец вверх, уточняет Светка. — И кстати, напоминаю, обсценная лексика была предметом исследования моей дипломной выпускной работы, которая как и твоя получила высший балл государственной экзаменационной комиссии. И именно на основе своей дипломной работы я защитила кандидатскую.

Светка замолкает, о чем-то задумываясь, а я улыбаюсь, вспомнив, защиту её дипломной работы, когда члены комиссии от собранных ею вульгаризмов катались по полу от смеха. Одна только "тримандаблядская пиздоушина" чего стоила.

— Ладно, опустим приятные воспоминания. Ты, милка моя, мордой не крути. Возраст у нас уже не тот. Конечно, может в 45-ть бабка и ягодка опять, но поверь, умные бабенки ещё щенками разобрали всех хороших мужиков. Так что Степана надо брать, а не строить из себя принцессу Турандот. Хочешь очередного Трубадура подобрать, чтобы холить и лелеять его, как Тольку? Люба, выбрось глупости из своей умной головушки. Лучше в рот возьми то, что мозг хорошо прочищает. Это я тебе про "гладиолус" Степушкин намекаю, — вернувшись к метафоричности, жёстко наставляет меня Светулек.

От образности речи Светки меня разбирает хохот. Не отказываю себе в приятном и смеюсь в удовольствие. Уже практически на выходе из ресторана подруга вспоминает, о чем забыла мне сказать.

— Люба, предупреждаю, к тебе скоро делегация членов семьи Гавриков пожалует. Свекруху твою я вынуждена отправить на пенсию. Это лучший выход из создавшейся ситуации. На неё жалоба от группы педагогов в наше Министерство образования поступила. Они её мне, как начальнику городского отдела направили. Я обязана разобраться и отреагировать. Покрывать или прикрывать эту паучиху не вижу необходимости. Учителя в её школе рыдмя рыдают и бегут куда глаза глядят. Теперь про Толяна твоего. Сестра моя сказала, что у дурака этого на работе проблемы серьёзные по финансовой части. Он то-ли обмишурился, то-ли проворовался. Я в подробности не вдавалась. Так что жди, скоро придут с угрозами и вымогательствами.

Поблагодарив подругу за обед, веселые и добрые слова и своевременные предупреждения, быстрым шагом направляюсь к своей машине, потому что мне нужно успеть к назначенному времени добраться до квартиры Степана, где у нас очередная встреча с дизайнером.

Забравшись в салон, вижу на главном экране телефона сообщение от Степушки: "Любимая, прости. Меня не будет. Приеду только вечером. Поздно. Люблю очень."

Как и было обозначено, Степан приезжает поздно. Открыв дверь, вижу на нем военную форму. Меня это несколько напрягает, но больше всего волнение вызывает выражение его лица, которое он не успел стереть.

Смотрю на Степушку и понимаю, он изрядно озадачен. На моем языке вертится вопрос, который сама для себя обозначаю "неудачным". Пытаясь его избежать, просто прижимаюсь к мужчине и целую его сама нежно и страстно.

Мой первый порыв становится триггером к нашим остальным действиям.

В эту ночь в квартире моего зятя Жени, которая для нас со Степаном стала временным пристанищем, не остаётся ни одной горизонтальной поверхности, неиспробованной нами на прочность.

Перекусить накоротке успеваем лишь раз и то только в перерыве между душем и новым прорывом нашей обоюдной страсти.

О сне ни я, ни Степушка не вспомнаем до самого утра. Нас обоих зашкаливает от чувств и желания обладать друг другом. Нам мало нас.

Мы, как путники в пустыне, дорвавшиеся до источника воды в оазисе, хотим напиться друг другом. Наша жажда перерастает в жадность.

Если бы было возможным, мы бы иссушили друг друга в эмоциональном плане.

Переживаемые и пережитые нами этой ночью физические и душевные эмоции я сравнила бы с катарсисом.

На рассвете, несмотря на бессонную ночь и огромное физическое напряжение, я чувствую себя лёгкой, как пушинка.

В моей голове, до момента пока Степушка не начает собираться, мысленная эйфория.

Из моей памяти даже практически выветривается информация, озвученная Степаном за едой, что он месяца на два уедет в командировку.

Нет, она в моем мозгу все же находится, но воспринимается мной как нечто эфемерное, не относящееся к нам со Степушкой.

Будто это кто-то другой, а не мой любимый мужчина должен отправиться в какую-то даль несусветную на время, которого в человеческой жизни и так очень мало.

Правда жизни падает на меня гранитным камнем в небольшом коридорчике.

Смотрю на то, как Степан собирается. С каждым его выверенным движением мое самообладание все больше покидает меня. Стараюсь держать свои эмоции в себе, а себя в руках.

Моё прикусывание щеки, покусывание губы до боли, постоянные сглатывания горькой слюны, проталкивание кома в горле, промаргивание глаз для размазывания настырных слез, — все это уже совсем не помогает сдерживать истерику, которая, нарастая, готова из снежного кома превратиться в лавину, сносящую все на своём пути.

— Что с лицом, Любушка — любимая моя? — Степа произносит эту фразу с такой нежностью, что в моем горле застревает ком, сердце сжимается до размера грецкого ореха, а желчный устраивает горький салют, который начинаю ощущать в своём рту.

Уже из последних сил, но все ещё пытаясь сдержать себя, пристально наблюдаю за тем, как Степа застегивает военную куртку и надевает на голову каракулевую шапку.

В это момент моя выдержка пугливо выпрыгивает из меня и рассыпается в прах.

В одну секунду падаю на колени, обхватываю руками ноги Степана, головой утыкаюсь в его бедра и начинаю, рыдая, причитать.

— Степушка, я люблю тебя! Родной мой, люблю больше жизни! Не смогу без тебя жить! Ты мне нужен, как воздух! Я погибну без тебя! Христом Богом прошу тебя, умоляю, откажись! — вою, как полоумная, вцепившись ладонями в его военные штаны. — Зачем тебе в эту командировку? Не нужна она тебе! Не нужна-а-а! Милый мой! Любимый мой! Любовью своей тебя умоляю-ю-ю! Откажись! Не уезжай. Люблю тебя, Степушка! Очень люблю-ю-ю! Люблю, понимаешь! Не бросай меня! Умоляю-ю-ю!

В запале истерики моё тело начинает пробивать крупная дрожь, мой голос срывается на сип, рыдания переходят в икоту.

Не вижу выражение лица Степана, но чувствую его нерв по движениями ладоней, поглаживающих мою голову.

Проходит какое-то время, прежде чем мужчина с глубоким вздохом опускается рядом со мной.

Без всяких слов хватая меня своими сильными руками в охапку, он одним ловким движением поднимает моё опустошенное истерикой тело.

Я обнимаю его за шею, утыкаясь лицом в его грудь. В моей душе все же тлеет маленькая искорка надежды, услышать всего одно слово "остаюсь".

— Малышка — моя! Любимая — моя! Любушка — моя! Ну вот и дождался я слов, о которых мечтал много времени! Спасибо тебе, сладкая — моя, что любишь меня! — успокаивающе поглаживая спину и занося в кухню, шепчет в область моего уха Степан. — Я тебе уже не раз говорил и демонстрировал, что лучшее лекарство от женской истерики — это секс. Как знал, что придётся на ход ноги лечить женщину свою членом животворящим.

Последнюю фразу Степан произносит без всякого смеха в голосе. В этот же момент ставит меня на пол, разворачивает и опирает мое тело животом на обеденный стол, разводит мои ноги в стороны, проводит ребром ладони по лону, пальцами нажимая и щекоча клитор.

Издаю тихий и скулящий вдох-выдох, закрываю глаза, из которых продолжают течь слезы, утробно и тоскливо стону, принимаю в себя "лекарство" Степана.

Лечит меня мужчина жестко и порывисто. Разрядка приходит неожиданно быстро. Удовлетворив и вытерев нас обоих, Степа, развернув меня к себе, нежно и бережливо прикладывается к моим ггубам. Заглядывает в мои в глаза с надёжной.

— Любимая моя Любушка, чувствую, что ты успокоилась, значит, лечение прошло успешно! — похихивая, прижимая меня к себе, поглаживая мою спину и целуя меня в макушку, произносит Степан. — И все остальное, милая — моя, тоже будет хорошо. Два месяца пролетят быстро. Не переживай напрасно. Я к тебе, любовь — моя, обязательно вернусь живым и здоровым! Верь мне, Любаша! У нас впереди долгая и счастливая жизнь!