Выбор

17

Максим

Я еду в сторону нашего коттеджного поселка практически трезвый.

После телефонного разговора, друг приехал за мной через полчаса и забрал мою пьяную задницу с собой. Но вместо того, чтобы составить мне компанию по уничтожению моей печени, Андрюха, чертов праведник, заставил меня прыгать в бассейн.

Друг привез в меня в спортивный комплекс, где сам работал, и поставил мне ультиматум: либо я плыву гребаные два километра, либо он-мне больше не друг. Так себе угроза.

Обматерив и послав Юдина во всех направлениях, я сдался и принялся разрезать водную гладь мощными, агрессивными движениями. Я плыл с остервенением, вымещая накопившуюся злость и ярость, плыл до боли в мышцах и суставах, плыл, пока меня не начало трясти то ли от холода, то ли от опустошения.

Ну а потом мы с Андрюхой отправились в сауну и там я окончательно протрезвел, когда друг исступленно колотил меня веником, выбивая из меня остатки алкоголя, гнева и всякого дерьма.

Я заметил ее медовые волосы еще издалека, их трепал теплый майский ветер. Интересно, какие они наощупь? Уверен, они мягкие и шелковые, как персидский атлас.

Девчонка шагает к остановке, уткнувшись себе под ноги, груженная полными пакетами. Её руки напряжены под весом сумок, спина ссутулена, а губы что-то тихонько шепчут себе под нос. Ну точно, ненормальная!

Знаю, что мне нет никакого дела до нее и нужно просто проехать мимо, но я отчего-то медлю, а потом и вовсе останавливаю своего Камара. Она не замечает меня и проходит мимо. Отстегиваюсь, выхожу из машины и догоняю девушку, выхватывая у нее из одной руки пакеты. Что, черт возьми, она туда наложила?

— Что…Что происходит? — оглядывается с испуганными глазами. — Ааа, это вы?

— Ага. Остальные сумки давай.

— Зачем?

Аррр, что ж сложно так?

— Подвезу, говорю, тебя, — терпение — не мой конек, я быстро закипаю и уже жалею, что остановился.

Но к моему огромному удивлению, мегера не сопротивляется и с радостью впаривает мне свои баулы.

— Вот, оказывается, куда пропадает сваленный дикий камень возле беседки, — выворачиваю руль в сторону центральной дороги.

— Что, простите? Я не понимаю, — озадаченно смотрит на меня своими колдовскими зелеными глазами, пристегивая ремень безопасности.

— Сумки, говорю, неподъемные.

— Ааа, да, подворовываю у вас, — парирует она.

— Куда? В детский сад?

— Конечно, — устало вздыхает и прикрывает глаза.

Сейчас, когда ее глаза закрыты, когда ее несносный рот молчит, а тело максимально расслаблено, она выглядит юной и беззащитной. Маленькой большой женщиной. Я рассматриваю ее лицо, на котором веснушек стало больше, ее подрагивающие ресницы, маленькую, едва заметную родинку над губой, аккуратный прямой нос и бледные губы. На девчонке, кроме туши на ресницах, нет никакой косметики, а на ногтях ее рук, удерживающих тот самый рюкзак с нашей первой встречи, бесцветный лак. Голые острые коленки крепко сведены вместе, а серое плотное платье слегка задралось. В ней нет ничего особенного, говорю я себе, она совершенно не соблазнительна и не в моем вкусе, но этот открывшийся моему взгляду небольшой участок светлой кожи на бедре, действует на меня, как красная тряпка на быка. А еще, мне до безумия хочется дотронуться до ее волос, пропустить их сквозь пальцы, проверить, на сколько они мягкие и шелковистые. Кручу головой, пытаясь стряхнуть с себя накативший дурманный морок.

— И как? — вдруг говорит девчонка, уставившись на меня одним глазом.

Поднимаю вопросительно бровь.

— Ну вы смотрели. Вернее, рассматривали меня, — ее открытые оба глаза блестят игривостью. Она, что, флиртует со мной? Да быть такого не может.

— Я проверял дыхание. Слишком долго длилось твое молчание.

— Значит, переживали за меня? — вот опять. Это она так заигрывает?

— С чего бы? Думаю, у тебя есть тот, кто должен это делать.

— Вы хотите узнать, замужем я или нет? — она прищуривается, а на лице играет ухмылка. Ей идет эта игривость: румяные щеки, блеск в глазах, милые морщинки, появляющиеся вместе с улыбкой.

— Мне не нужно узнавать, чтобы быть абсолютно уверенным в том, что мужа у тебя нет, — смотрю на нее и растягиваю губы в злорадной ухмылке. — И отсутствие кольца на пальце тут не причем.

Она молчит и выжидательно смотрит на меня, мысленно требуя продолжения.

— Я думаю, вряд ли найдется на свете такой несчастный, который смог бы тебя вытерпеть.

Она ничего не отвечает, лишь обиженно задирает подбородок и отворачивается к окну. Закусываю губу, чтобы не заржать. Сейчас она похожа на маленького огорченного ребенка, которого хочется пожалеть. До сих пор не понимаю, как она работает с людьми. Ее место в детском саду- лепить с малышней птичек из пластилина.

Мы подъезжаем к знакомому мне адресу, и девчонка резво выскакивает из машины, оставляя свои пожитки на заднем сидении. То есть она уверенна, что я повезу их дальше. Ухмыляюсь. То ее под угрозой расстрела в машину не затащишь, то избавиться не можешь.

Первым выходит голубоглазый, вернее не выходит, а выпрыгивает и несется в сторону машины. Я невольно улыбаюсь, этот парень мне определенно нравится.

Выхожу из машины, когда голубоглазый подбегает, и протягиваю ему руку, приветствую.

— Привет, Шумахер!

— Привет, Макс! Привет Бамблби! — улыбается во все свои молочные.

— Что ты там сказал? Бам…кто?

— Бамблби! Ты что, не смотрел Трансформеров? — удивляется пацан, будто я сказал, что Земля- плоская.

Я смотрю на подошедшую к нам девчонку и пытаюсь найти в ней поддержку. Она закатывает глаза и улыбается.

— Бамблби — это герой фильма про роботов, — пздц, помогла, блть, аж стало сразу все понятно.

— Да, мой любимый автобот! — воодушевленно рассказывает пацан.

— Окей, дружище, я понял, а мой Камар — то тут причем? — делаю вид, что понял.

— Бамблби превращался в точно такого же Сhevrolet Camaro. Это, — указывает на мою машину, при этом закатывая глаза, будто это всем известный факт, как дважды-два-четыре, — прототип Бамблби.

Я ничего не понял, но раз режиссёры выбрали для фильма эту модель, значит у меня хороший вкус.

Перекладываю сумки в багажник, освобождая задние кресла. Пацан ловко запрыгивает назад, а его мамаша, к моему удивлению, садится на переднее пассажирское.

Останавливаю машину возле старой панельной девятиэтажки и выхожу вместе со всеми. Беру неподъемные пакеты, а девчонка непонимающе смотрит на меня. Она думает, что я позволю ей тащить эти гири? Я не благородный рыцарь, но и не последняя сволочь. Хотя я сволочь, но и не последняя.

— Я донесу.

— Спасибо, но не стОит.

— А я не спрашивал.

— Пошли, Макс, — тянет меня за собой мальчонка. Никитос все-таки умнее своей бестолковой мамаши. — Пока Бамблби!

Мы с парнишкой идем впереди, а вредина плетется за нами сзади.

Когда мы заходим в подъезд, я мысленно готовлюсь увидеть и прочувствовать все прелести старых панелек: невыносимый смрад от мусоропровода, старые разбитые окна, обвисшие почтовые ящики, окурки, грязь, обоссаные углы и лифт-«привет клаустрофобам». Но каково мое изумление, когда я вижу цветы в горшках на окнах и чистые выкрашенные стены.

— А вы, должно быть, ожидали алкашей с наркоманами увидеть? — слово читает мои мысли, спрашивает девчонка.

— Честно, да.

Девчонка пожимает плечами и поднимается на второй этаж, копошится в сумке, ищет ключи.

Первым запрыгивает в квартиру Шумахер, а его мамаша придерживает дверь, пропуская следом меня. В прихожей тесно и нам втроем крайне сложно разойтись, не задев друг друга. Я ставлю пакеты на пол и поворачиваюсь лицом к выходу, но сталкиваюсь в дверях с рыжей ведьмой, которая смотрит на меня своими изумрудами. Она намного ниже меня и едва ли достает до плеч. Мы стоим очень близко к друг другу, и я отчетливо слышу ее учащенное дыхание, или это мое?

Меня волнует. Волнует ее запах, так упоительно наполняющий мои легкие ароматом магнолии, сладкой ванили и медовыми яблоками. Он, несомненно, подходит к ее солнечным пшеничным волосам, зеленым глазам и янтарным веснушкам. Я опять чувствую дикую потребность прикоснуться к ее волосам и втянуть в себя их запах: чувственный, обволакивающий, женственный. Меня волнуют ее бледные, слегка потрескавшиеся губы, по которым хочется провести языком, увлажняя и наполняя живительной влагой.

— Макс, а ты с нами поужинаешь? — меня выдергивает из мира фантазий и бросает сюда, в эту тесную квартирку, где живут двое и где мне совершенно не место.