Выбор

51

Максим

Я не думал, что смогу ненавидеть кого-то сильнее, чем отца. Оказалось, могу. Только эта ненависть не вдохновляет, не побуждает сопротивляться, а убивает, мучительно, выкорчевывая все внутренности. Я ненавижу ее, искусную притворщицу.

Усмехаюсь сам себе, качая головой. Не верю, что смог так легко попасться в ее ловко расставленные сети. Опрокидываю в себя третий стакан коньяка, жмурюсь и кашляю в рукав. Жгучая жидкость обжигает горло так, что выступают слезы, но мне плевать, я хочу сжечь в себе все органы и не чувствовать, а потом сдохнуть. Паренек за барной стойкой внимательно следит за мной, я уже пару раз послал его на хрен и всячески спровоцировал. Я хочу получить по морде, чтобы переключиться на другую боль, а не ту, что сжимает в груди.

Как я мог не заметить? Как мог увязнуть так глубоко, по самые уши в этом болоте из чувств. Я ведь действительно начал верить, что у нас может получиться. Две недели. Две гребаных недели я практически чувствовал себя пиздатым счастливчиком. Я утопал в ее нежности, ласках, веснушках и шелковых волосах.

Когда они успевали крутить любовь, ведь всё свободное время она проводила со мной? Я смиренно решил забить на мысли об их возможном романе и успокоился. Они не встречались, не созванивались, а я сгорал в ее руках и тепле. Как можно так искусно притворяться? Ради чего? Ради, сука, траха, которым не мог обеспечить мой инвалид-братец? А на что она рассчитывала дальше? Что я просто пожелаю им на свадьбе «долго и счастливо»?

Бью ладонью по стойке, отчего пустые фужеры ударяются друг о друга. Бармен гневно смотрит на меня. Ну наконец-то. Давай, врежь мне, ну. Но у парня, видимо, крепкие нервы и стальные яйца, раз он подходит ближе и наливает очередную порцию коньяка.

Закрываю глаза и улетаю в маленькую уютную квартирку, с обшарпанным диваном, но таким, сука, родным. Я же чувствовал, ощущал, как ее уносило под моими прикосновениями, как вибрировали стены от ее стонов и криков, как плавилась кровь. Так невозможно сыграть, так какого хрена? Что тебе не хватало, зараза? Денег, подарков, признаний, обещаний?

Почему снова выбирают его, а не меня?

«Я соскучилась», — в голове набатом бьют ее последние мне слова. Так соскучилась, что согласилась выйти замуж за моего брата?

Там, в Москве, куда отправил меня отец вместо себя, меня ломало от тоски. Я скучал. Дико скучал. Но не мог открыто об этом говорить. Что-то не давало. Просто я не умею вот так открыто показывать чувств, не научился, да и не для кого было. Не мог переступить через себя и сказать ей эти важные слова, что тоже неистово скучаю, что бьюсь в агонии в разлуке. А она ждала. Знаю, что ждала этих слов. Нежности тебе не хватало? В старшем брате ты ее находила, дрянь?

Когда отец поставил меня перед фактом о том, что я должен лететь в Москву вместо него, я слегка прифигел. Он ни разу за годы совместной работы не доверял мне подписание договоров и никогда не брал с собой на бизнес-встречи, как когда-то Данилу. Потому что он знал, что мне на хрен не сдался его бизнес и контракты. Его отцовские надежды на меня стали таять, как мороженое на жаре, когда я в первый раз облажался на работе. Но не потому, что я — тупой спортсмен, с купленным отцом экономическим дипломом, а потому, что все это было не мое, не нужное мне. Я косячил специально, на зло отцу и маниакально получал от этого удовольствие. Почему он держал меня все эти годы и не вышвырнул пинком под зад-остается загадкой. Возможно, он тоже таким образом мне мстил. А вот за что?

Но зарплата исправно падала каждый месяц на карту. А я ее пропивал, прогуливал и растрачивал на всякое ненужное дерьмо. Потому что эти деньги не мои, не заработанные мной, а брошенные подачкой отцом. И находясь в Москве, я отчетливо понял, что больше не хочу такой жизни, чужих денег, я в первые захотел попробовать жить. С ней и для нее.

Я хотел по-быстрому разобраться с делами и рвануть к ней. Но что-то неуловимое заставило меня присмотреться в самый низ чертова контракта, на сноску с мелким шрифтом, ссылающуюся на протоколы испытаний в лаборатории, а потом в глаза бросилась сумма, которая разительно отличалась от закупочной цены у прошлого поставщика. Много лет отец работал с одним и тем же местным поставщиком фасонных деталей и заготовок. Поначалу я не мог понять, зачем нужно было менять поставщика, тем более на иногороднего, но потом картинка потихоньку начала складываться.

Всё было четко продумано. Рассчитывая на мой отсутствующий интерес и беспечность, я должен был тупо подписать контракт, не вникая, не разбираясь. Как обычно. И я бы так и сделал. Но, одно дело гадить непосредственно отцу, а другое- нести ответственность перед людьми. И брать грех на душу, в случае чего, я не собирался.

Я запросил у испытательной организации результаты анализов и испытаний, документы технического учета брака и дефектов, которые фиксируются в соответствующих журналах. Мне пришлось надавить на техника, проводившего испытание и получить от него достоверную информацию. Я держал в руках акт, в котором чёрным по белому красовалось решение о признании наличия микроскопического брака, несоответствующего требованиям стандартов и техническим условий утвержденным образцам, подписанный гендиректором литейного завода и принятого для дальнейшей поставки и использования. То есть нами.

Чтобы вы понимали всю важность ситуации, стоит объяснить процедуру литейного производства. При заливки расплавленного металла в форму в следствие механических ошибок персонала, из плавильного агрегата в полость литейной формы может проникнуть шлак вместе с расплавом. Мелкие шлаковые частицы, образующиеся вследствие физико-химических реакций в расплаве, обычно не приводят к образованию существенных дефектов, но вот крупные (такие, как здесь) имеют разрушающую силу. Они легко влияют на прочность и пластичность металла, придают ему хрупкость и заметно уменьшают коррозийную стойкость. Каким будет будущий исход сварной конструкции из такого бракованного метала, думаю, вы прекрасно понимаете. И мне не хотелось бы жить с чувством понимания и вины, что эта дефектная конструкция когда-нибудь может убить человека.

Такой микроскопический брак в последствии очень сложно доказать и определить, а значит никаких рекламаций, виновных и виноватых.

Я не подписал договор и тем самым днем, на день раньше, выдвинулся обратно.

По дороге в аэропорт мой телефон разрывался звонками отца. Видимо уже успели доложить. Мне пришлось выключить гаджет, чтобы не слушать его вопли. Мне и так предстоял нелегкий разговор, так как после прилета я планировал сразу поехать в офис с подготовленным заранее заявлением об увольнении по собственному желанию. Я собирался начать новую, независимую жизнь. С моей рыжеволосой ведьмой.

По обыкновению в офисе мы переругались с отцом, и я был послан на все четыре стороны. Мое заявление было порвано, сам я был проклят, а моя зарплатная карта была успешно заблокирована.

Я не мог ехать в таком состоянии к своей девочке, всё, что мне больше всего хотелось после общения с родным отцом, так это надраться в хлам. Что я и сделал. Устроил себе поминки по прошлой жизни, уверяя себя, что завтра наступит новый день, я смогу увидеть свою девочку и начну вместе с неё новую жизнь. Сука, в тот момент я был счастлив.

Но свою девочку я увидел гораздо раньше. У нас дома, в кругу семьи. Знаете, это как неожиданно получить по затылку кирпичом. Она сидела, невинно хлопая глазами, в которых прочитывалось неподдельное удивление от факта моего фееричного появления. Не ожидала, крошка. Я тоже не ожидал там ее увидеть. Что она там делала? И как часто у них проходят вот такие семейные вечера?

Отец, так и не отошедший от моего прощального подарка, что-то орал, я даже не помню, о чем мы говорили, а я смотрел на нее. И чувствовал, как придуманное мной счастье скоротечно стекает сквозь пальцы. Я ощущал себя преданным, обманутым, ненужным. Четверо их против меня одного.

Я не помню, как и на чем уехал из дома, не помню, как оказался в каком-то обкуренном притоне, не помню, что пил и курил, но, сука, помню маленькую родинку над губой на светлом лице, которая отдалялась от меня все дальше и дальше…

Андрюха нашел меня к вечеру четверга и вытащил мое бессознательное тело на свет Божий. Всю пятницу я блевал и, кажется, выблевал все свои мозги, потому что не мог не о чем думать, кроме дичайшего головокружения, тошноты и боли в желудке. А еще ныли ребра. Это уже Андрюха приложился в качестве воспитательных мер.

В субботу ближе к обеду я окончательно оклемался и смог трезво мыслить. Встретился с покупателем моего Камара. Еще будучи в Москве, я выложил его на продажу. Это всё, что у меня осталось. Этих денег должно было хватить, чтобы осуществить то, о чем я не смел даже думать, но украдкой мечтал. Да, я не заработал даже на него, но мне плевать, пусть это будет в качестве компенсации отца за мою разрушенную жизнь.

Моя голова светлела, а мысли обретали форму и смысл. Я уже не понимал, почему так отреагировал на присутствие Саши в нашем доме. Я был пьян и не соображал рационально. Сейчас мне кажется, что я переборщил. Возможно, ее пригласила моя мать на ужин, она боготворила мою ведьму. Я собирался поговорить с Сашей, развеять недосказанности, признаться в чувствах и просить принять меня таким, какой я есть-бывший спортсмен-неудачник с пустыми карманами, но огромным желанием жить. Вместе с ней.

В субботу вечером я собирался забрать свои немногочисленные пожитки и навсегда покинуть дом. Дом, который никогда не был родным.

Я надеялся никого не повстречать на своем пути, но мимо меня прошмыгнула довольная Любаша с подносом ароматных пирожных. Я попытался ухватить одно, но получил за это знатный подзатыльник.

— Явился, — хмыкнула она и наградила меня очередным строгим взглядом. — Голодный, наверное, как всегда.

Вот, по кому я буду искренне скучать, когда покину этот ненавистный дом.

Я кивнул и снова попытался урвать аппетитный десерт.

— Не воруй, — шикнула Люба, — это для гостей. Иди на кухню, покормлю тебя нормально.

— У нас снова гости? — удивленно изогнул бровь.

— А ты, как всегда, не в курсе, — качая головой, пробурчала Любаня, — что ж вы как не родные. Твой брат жениться, а ты «ни сном, ни духом».

Что?

С полным подносом Любаша завернула в гостиную, а я двинулся следом. Что-то неприятное кольнуло в грудине, а пульс заметно ускорился.

Она сидела в кресле невыносимо красивая. Белый летний сарафан открывал стройную шею, на которой поблёскивала тонкая серебряная цепочка с кулоном. Волосы заплетены в аккуратную косу, а у висков распущены тонкие волнистые пряди. Легкая, летняя, воздушная…словно …невеста. Невеста…

Рядом с ней в инвалидном кресле находился мой брат, они смотрели друг другу в глаза, как влюбленная пара, а их руки были сцеплены в крепкий замок. Я не мог отвести глаз. Я смотрел на их руки, а в душе в этот момент разрасталась черная дыра. С каждой секундой она становилась всё больше и больше, поглощая в свою темную бездну. Руки сами сжались в кулак, я хотел сделать ей больно. Настолько, насколько чувствовал сам. Я не мог ударить физически, но бить словами научился давно.

Сжимаю в кулаке стакан, и он трескается прямо в руке. Я не чувствую боли, но вижу, как капли крови падают на барную стойку. Раскрываю ладонь и смотрю на стекла, мелкими кристаллами воткнувшиеся в кожу. Пусть одно из них достигнет моего разбитого сердца и к чертовой матери заморозит его. Чтобы не чувствовать.

— Всё нормально, я уберу, — бармен примирительно выставляет перед собой ладони, показывая, что никаких проблем нет.

Поднимаю выше ладонь к свету и вижу, как огромная капля крови медленно стекает по руке. Кручу рукой, меняя ее траекторию. Она похожа на ее слезу, так отчетливо сохраненную моей памятью в тот момент, когда я последний раз взглянул на ее лицо.