Выбор

33

Саша

Я вижу, что Максим закрывается от меня. Его задумчивый, долгий взгляд красноречивее всего. Определенно, эти кольца значат для него гораздо больше, я — психолог, и вижу, что его что-то гнетет.

Я понимаю, что Максим не собирается пускать меня в свои мысли, ставит защиту, блокирует. Он сам мучается, страдает от разъедающей внутри кислоты. Возможно, я смогла бы ему помочь, но захочет ли он этой помощи?

Максим-жесткий, агрессивный, сложный человек и порой я его боюсь. Но я уверенна, что в нем осталось что-то человечное, доброе, спрятанное под семью замками. А вот почему он это прячет — вопрос. Но мне очень хочется узнать, залезть в его голову и навести там порядок.

— Даже не пытайся, — словно прочитав мои мысли, шепчет Максим. — Со мной это не прокатит.

Вот об этом я и говорю. Я боюсь его, меня пугает эта его удивительная способность — читать мои мысли. То, что хочется сделать мне, удивительно получается у него — пробираться в мою голову, при этом блокируя все входы-выходы в свою. Иногда мне кажется, что из нас двоих психолог именно он.

— О чем ты? — делаю невинный вид, будто не понимая смысл сказанного.

— Ой, вот не надо. Выключай психологичку, — Максим приподнимается, отчего моя нога, заброшенная на его бедро, скатывается, а голову, покоящуюся на его широкой груди, приходится переложить на свою подушку. — Лучше сделай кофе.

Вот так, Жукова. А что ты хотела? Что этот самоуверенный павлин сейчас вывернет перед домой душу, упадет на колени и признается в светлых чувствах?

Я прекрасно вчера понимала, когда ложилась с ним в постель, что утро принесет разочарование, но я не жалею. Никакой неловкости я не ощущаю, никакого стыда, никакой обиды. Мы — друг другу никто и никем останемся. А прошедшая ночь — всего лишь приятное недоразумение. Поэтому я встаю в след за Максимом, обвожу глазами комнату в поисках нижнего белья. Я абсолютно обнажена, но стесняться уже поздно, ведь мы видели друг у друга всё. Максим в боксерах, лениво наблюдает за моими поползновениями, когда я на коленках ползаю по ковру. Мои трусы забились каким-то образом под диван и мне приходится встать на четвереньки, оттопырив кверху зад, чтобы достать злополучные стринги. Чувствую, как мои ягодицы обжигает взглядом, отчего по всему телу пробегают горячие мурашки. Я не успеваю подняться, как ощущаю теплое прикосновение ладони: сначала легкое поглаживание, потом слабый шлепок. Вскрикиваю, когда чувствую упорное давление руки между лопаток, призывающее прогнуться в спине. И я подчиняюсь. Если разовую акцию решили продлить, то я непременно собираюсь ею воспользоваться, ведь неизвестно, когда еще мне выпадет такой шанс.

Желание растекается ртутью, собираясь в один плотный комок внизу живота. Понимаю, что со стороны выгляжу вызывающе-пошло, но мне плевать, надоело быть сильной, хочу слабовольно подчиниться и получить свою порцию удовольствия.

— Максим! — вскрикиваю я, когда ощущаю первый толчок.

Почему с этим чертовым мерзавцем все ощущения на грани? Если боюсь, то до подкашивающих ног, если злюсь, то до скрежета зубов, если смеюсь, то от всей души, если ненавижу — всем сердцем, если хочу, то до изнеможения. Все чувства обострены, все прикосновения как иглы: острые, колкие, болезненно-мучительные. Мне хочется кричать, но я тихонечко стону, утыкаясь лбом в сидение дивана.

Может это действие гормонов в следствие долгого отсутствия мужчины? А как иначе объяснить то, что со мной происходит? Почему мое тело так отзывается его умелым рукам? Льнет к нему, ласкается. Мы же не перевариваем друг друга с самой первой нашей встрече, а сейчас как ненормальные готовы сожрать друг друга.

— Кричи, — ощутимо шлепает меня по ягодицам Максим.

Как он это делает? Какой-то специальный радар настроен на меня? Или он тоже ощущает эту потребность? Тогда я не буду сдерживаться, только не с ним. И я кричу, бессовестно, неприлично-вульгарно, но так правильно.

— Завтракать будешь? Я сварила кашу и гренки пожа…

— Только кофе.

Максим выходит из ванной комнаты полностью одетым. Его лицо по-прежнему мрачное и недовольное.

Не знаю, чего ты ожидала, Саша, когда варила эту кашу и опять расставляла чашки от маминого сервиза. Что вы после умопомрачительного секса сядете завтракать как милые голубки? Я не должна обижаться, не должна чувствовать вот этого саднящего чувства горечи, но оно есть и мне это не нравится.

— Хорошо, — стараюсь вести себя невозмутимо и сдержанно.

Максим снова садится на мое место и что-то печатает в телефоне.

— Тебе с молоком или без? — спрашиваю ненавязчиво, спокойно.

Максим поднимает голову, смотрит на меня так, будто не расслышал вопроса, слегка прищуривая глаза.

— Я спросила, с молоком или без.

— Черный, — возвращается обратно к своему и телефону. — С одной ложкой сахара.

Накладываю себе овсяную кашу, на блюдце аккуратно раскладываю гренки, делаю чай, Максиму-кофе. И все это под звуки гнетущей тишины.

Как должны вести себя любовники, которые ненавидят друг друга и у которых нет никакого будущего? Может есть инструкция поведения? Удивительно, конечно, что мы еще не наорали друг на друга и не поубивали, но вот это молчание и упорные попытки изображения, что ничего не произошло, — не облегчает ситуацию.

Сажусь на место Никитки, ставлю чашку кофе перед Максимом. Он бессознательно делает глоток и морщится. Смотрит то на меня, то на чашку. Я даже от его выражения лица жевать гренку перестаю.

— Что за помои? — фыркает Максим и отодвигает от себя чашку из маминого немецкого сервиза.

Пытаюсь переварить услышанное, а когда до меня доходит, взрываюсь петардой.

— Ну простите, Ваше Величество, — вспыхиваю я. — Не накопила на кофемашину, — развожу в сторону руками, хватаю чашку и выплескиваю кофе в раковину.

Вот же осел.

Да, у меня обычный растворимый кофе в банке. А что он ожидал от одинокой девушки с ребенком, перебивающейся от зарплаты до зарплаты и живущей в съемной панельной однушке?

Ненавижу.

— Проваливай. Тебе уже пора, — указываю рукой в сторону прихожей и складываю руки на груди.

Этот недоумок пристально вглядывается мне в лицо, чему-то ухмыляется, но встает. Ленивой походкой направляется в прихожую, а я плетусь за ним.

Медленно, словно нарочно, надевает свои стильные кроссовки, задевая локтями стены. Мда, такие квартирки явно не для его роста и статуса.

Выпрямляется, и мы смотрим другу в глаза. Вот и настал момент прощания. Если честно, я долго представляла, каким он будет. Опять же повторюсь, где взять инструкцию для «недолюбовников» с конкретными пунктами действий?

У Максима дергается кадык, он собирается что-то сказать, но отворачивается и проворачивает замок. Выходит в подъезд, и я мысленно готовлюсь к звуку захлопывающейся двери, как слышу:

— Всё было круто, малышка. Но кофе и правда дерьмовый, — нагло подмигивает и закрывает за собой дверь.

Прикрываю глаза и прислушиваюсь к себе: я же должна чувствовать раздражение, обиду, злость? Но их нет, мне отчего-то легко и смешно: глупо улыбаюсь, а потом и вовсе начинаю смеяться в голос.