72

— Хочешь чаю? — спрашиваю я маму, оставляя ее вопрос без ответа.

— Неплохо было бы, — говорит она.

Она проходит через прихожую, не проверив, есть ли на ковре пыль, что меня уже настораживает. Это плохой знак, он снова напоминает об основной, если не единственной, цели ее приезда. О том, что она должна познакомиться с человеком, которого здесь нет.

— Хэлло, — говорит она сразу же, как входит в квартиру. И сердце у меня падает, когда я наливаю воду в чайник, когда оборачиваюсь и вижу, как она заглядывает в гостиную, затем в кухню, а потом в спальню. — Он в туалете? — в конце концов спрашивает она.

— Нет, — отвечаю я, понимая, что вот, началось. Мое очищение. — Видишь ли, мама, дело в том, что… — я смотрю на ее лицо, за последние три года постаревшее больше, чем за предыдущие десять лет. — Дело в том…

Дело в том, что у нас с Эдамом все кончено. Дело в том, что мы с ним расстались. Дело в том, что он оказался полным уродом и хотел изнасиловать меня. Давай, Фейт, просто скажи ей это. Что в этом плохого?

Но когда я смотрю ей в глаза, я понимаю, что этот вопрос чисто риторический. Плохого может быть очень много. Ее улыбка становится беззащитной. Она вот-вот поймет, что Эдама может и не быть. Таинственный незнакомец сохранит свою тайну.

— Садись, мама, — говорю я. — Мне надо тебе кое-что сказать.

Она садится, вода в чайнике на кухне закипает.

— Что случилось? Что ты мне хочешь сказать? Ты получила повышение?

— Это… ну, это… об Эдаме.

— Да? — спрашивает она, а на ее лице появляется тень беспокойства. — Что с ним?

— Ну, он не…

Она кивает головой, ободряя меня взглядом.

— Мы не…

К тому времени, когда я начинаю это предложение, с лица у нее исчезают следы радости и материнской любви, и их место занимает полное разочарование. Никогда уже мы не сможем говорить с ней по телефону, как раньше. Она никогда больше не будет мне доверять. Никогда. Я вдруг понимаю это, но уже слишком поздно.

Ладно. Надо говорить.

— Мам, Эдам…

В дверь стучат.

В первый момент я думаю, что у меня слуховые галлюцинации, — побочный эффект бредового состояния, в котором я нахожусь. Но затем снова слышу стук. Три тяжелых, размеренных удара по двери.

— Ты не откроешь? — спрашивает меня мама.

— Да, — говорю я, — конечно.

Я выхожу из комнаты и иду в прихожую. Через дверное стекло вижу смутную мужскую фигуру. Наверное, какой-нибудь свидетель Иеговы или продавец-разносчик, торгующий пылесосами или еще чем-нибудь.

Как бы то ни было, я сейчас все узнаю, кто это, и открываю дверь.

Загрузка...