Выдумщица

9

Вот так-то. Вся моя карьера в качестве специалиста по связям с общественностью длилась не более десяти минут. Но с другой стороны, моя выдуманная карьера шла в гору. Можете спросить у мамы. Она вам все расскажет. Как они мной довольны, как я сумела получить звание лучшего работника месяца, и не один, не два, а целых три раза. Да, такие вот они, мои выдуманные достижения. Чтобы заслужить выдуманное признание, надо приложить немало выдумки.

— Ну, как прошел день? — спрашивает меня мама по телефону.

— Отлично, — говорю я с самоубийственной наглостью, потягивая из стакана нечто болгарского производства, напоминающее кошачью мочу.

— Ты что-то пьешь?

— Да, — отвечаю я, — фруктовый сок.

— Хорошо, — говорит она. — В такую погоду тебе нужны витамины. Много витаминов. — По голосу я понимаю, что она в самой середине своей сверхактивной домашней уборки. И я представляю ее, стоящей на коленях, с отсутствующим взглядом вытирающей пыль с плинтуса. Этот отсутствующий взгляд появился у нее после того, как мы потеряли папу.

— Да, много витаминов.

— А как на работе?

— Отлично, — говорю я опять, разглядывая этикетку на бутылке, чтобы выяснить содержание спирта. Двадцать с половиной процентов. Надо было купить водку.

— Ничего не произошло?

Так. Возможные варианты ответов:

1) я ходила на собеседование, чтобы получить работу, которая, по моим словам, у меня уже есть;

2) я встретила самого грандиозного самца в мире;

3) чтобы произвести на него впечатление, я попробовала новый тональный крем компании «Китс» цвета загара;

4) обнаружила, что новый тональный крем компании «Китс» своим оранжевым оттенком соответствует вашему натуральному цвету кожи. В том случае, если вы оранжевый орангутанг.

Ответ, который я дала:

— Меня опять выбрали лучшим работником месяца.

Но даже моего вранья для мамы бывает недостаточно. Она хочет большего. Она хочет лучшего.

— Лучшим работником месяца? Это, конечно, хорошо, но деньги-то они тебе прибавят?

Вот видите, ей все мало.

Но если недостаточно того, что я выдумываю, то что уж говорить о правде.

— Нет, — отвечаю я, немного раздраженно, — это звание не предполагает повышения оклада.

— Ну ладно, не обижайся. Я уверена, что скоро у тебя будет достаточно денег, чтобы…

Даже под градусом, я все же понимаю, что за этим последует.

— Мам, мне здесь хорошо. Я понимаю, что квартира маловата, но она в хорошем районе. У него… свой характер, своя особая атмосфера.

А вот это, пожалуй, правда. В Гайд-парке в Лидсе, где я живу, и в самом деле особая атмосфера. Эта атмосфера создается героино-зависимыми типами, валяющимися посреди улицы, детишками особого склада, кидающими вам в спину камни, стоит только выйти из дома. Не утихающими автомобильными сиренами и полицейскими вертолетами, не дающими заснуть до пяти утра. Головорезами, выкрикивающими расистские оскорбления в адрес любого оказавшегося в поле зрения представителя этнического меньшинства. Весьма колоритными пьянчугами, высказывающими тебе бодрые (хоть и не совсем внятные) предложения «убираться подальше», когда ты идешь по улице, вдыхая характерный аромат из смеси выхлопных газов, мочи и тухнущих кебабов, брошенных по причине их несъедобности.

Да уж, чего-чего, а особой атмосферы этому району не занимать.

А моя квартира? Даже не говоря о том, что последние полгода хозяин страшно шумит, делая ремонт в подвале подо мной, ни у кого, кроме меня, не возникнет горячего желания ее снять. А если и возникнет, то квартирка эта скоро остудит все его желания. Она страшно холодная и страшно уродливая. С точки зрения стороннего наблюдателя, естественно. Но хотелось бы мне взглянуть на стороннего наблюдателя, который нашел бы слова, более подходящие для описания моей квартиры, чем «эстетическая катастрофа». Хотя в ней есть две-три особенности, которыми отличаются квартиры викторианского периода. В ней высокий потолок. Эркер. И призрак старухи в белой ночной сорочке. Вообще-то насчет призрака я не уверена, потому что видела я его только один раз, и это было после того, как я посмотрела по телевизору «Другие», но тогда я не смогла ночевать здесь и пошла к Элис. (Элис — моя лучшая подруга, фактически, моя единственная настоящая подруга в Лидсе, но подробнее я расскажу о ней дальше.)

Так или иначе, за исключением потолка и окна, все остальное в этой квартире полное дерьмо. Дерьмовый оранжевый ковер. Дерьмовые обои, как в пабе. Такие дерьмовые, что линолеум в кухне загибается по краям, не желая соприкасаться со стенами.

Я попыталась придать квартире более приличный вид: я покрасила стены в ванной комнате, купила хороший стол и стулья. Но это оказалось слишком слабым оружием в борьбе с превосходящими силами Дерьмовости.

Как бы то ни было, проблема вот в чем. Мама считает, что раз у меня такая хорошая работа, то она может приехать ко мне пожить, а она к таким вещам очень чувствительна. Да, у меня не один из тех дворцов с паркетными полами, о которых читаешь в статьях о женщинах, добившихся известности.

По сути, я все выдумываю.

И буду выдумывать. О чем бы ни шла речь.

Если бы правдой было то, что нос у лгуна растет, как у Пиноккио, я была бы уже не в состоянии повернуть голову без того, чтобы не разбить окно.

Дело в том, что, если бы я не врала, моя жизнь была бы… ну, как моя жизнь. А мне вовсе не хочется, чтобы она была такой. А уж моей маме и подавно. Мне бы хотелось, чтобы она была, как в книгах. Знаете, о чем я. В таких книгах бывает драматическое начало, у героини престижная работа, она живет в Лондоне, или Нью-Йорке, или в каком-нибудь другом большом городе и ничего не делает, только мечтает о большой любви. Она находит эту большую любовь в последней главе, и это оказывается кто-то, кто все время был у нее под носом.

Мне хотелось, чтобы моя жизнь была полна драматических событий, чтобы она была захватывающе-интересной, чтобы по телу пробегала приятная дрожь волнения.

Я хочу переворачивать события своей жизни, как страницы в книге.

Я хочу, чтобы у моей жизни была красивая обложка.

Но в действительности мое существование настолько же захватывает, как одно из руководств по сборке мебели, которые вам дают в «ИКЕЕ».

Поэтому, чтобы жизнь не казалась бледной, я ее подкрашиваю.

Уже слышу, что вы мне говорите. Зачем я это делаю? Это что, извращение такое? Может быть. Я хочу, чтобы моя мать была счастлива. Я хочу произвести на нее впечатление. Хочу, чтобы она говорила, что папа гордился бы мной. Знаю, это глупо, но так важно для меня.

Важнее всего остального в мире.