Выдумщица

78

Час спустя мы собираемся на прогулку: я, Элис и Оскар.

Для Оскара это большое событие. Это его первая настоящая прогулка на открытом воздухе.

И для Элис это тоже событие. Ведь до появления Оскара она редко доходила до парка без паники.

Но кажется, пока с ней все хорошо.

— Какой миленький мальчик. Какой миленький-миленький, — она ласкает его щечку легкими поцелуями.

По дороге в парк Элис спрашивает, как у меня с работой.

— Я все еще безработная, — говорю я. — А как у тебя? Я имею в виду, когда у тебя все более-менее утрясется?

— Вернусь к своим конвертам.

— Высоко мы с тобой летаем, нечего сказать.

— Да, этот Ричард Брэнсон с телевидения от зависти умрет, — отвечает она.

Мы доходим до парка, и тут солнце решает осчастливить нас своим появлением. И пока мы ходим по круговой аллее вдоль границ парка, проходя мимо бегущих трусцой людей, иностранных студентов и других молодых родителей, Элис, кажется, и не собирается впадать в панику. Мы доходим до скамейки и решаем присесть.

Глазенки Оскара широко открываются, что при желании можно считать проявлением крайнего удивления, но скорее всего говорит о том, что он выпускает газики.

— Ну вот, — говорит Элис, по-матерински сюсюкая. — Вот мы и в парке. Нам нравится парк, да? Нам нравится в парке! Мы уже большие мальчики, и мы ходим в парк, как другие детки, да? Да, ходим. Мы ходим. Ходим-ходим, — она легонько и нежно подкидывает его.

И пока Элис воркует, полностью поглощенная этим занятием, я откидываюсь на спинку скамьи и наслаждаюсь теплым ветерком. Прилетела сорока и уселась у наших ног. Потом другая. Наверное, его красавица жена.

То счастливое чувство, которое осталось у меня от вчерашнего дня, еще не ушло. Честно говоря, пожалуй, даже стало сильнее. Никак не могу забыть, что другой человек приложил столько усилий ради меня. Ради меня.

Ну, ладно, я спасла ему жизнь. Но слова Элис никак не выходят у меня из головы. Наверное, он что-то чувствует ко мне.

Я смотрю по сторонам на людей, сидящих на других скамейках. На одной группка подростков в мешковатой одежде рассматривает свои скейтборды. На другой сидит пожилая пара, оба одеты в бежевое и жуют бутерброды. А еще на следующей сидит… сидит… Нет.

Не может быть. Или может? Вряд ли… Нет.

Но когда я напрягаю глаза, то понимаю, что не ошиблась. Это Джон Сэмпсон, одетый в дорогие джинсы и дорогую футболку. А рядом та, с густой челкой, нежно к нему прижимающаяся и заигрывающая с ним.

— О Господи! — говорю я вслух. Элис перестает укачивать Оскара.

— Что такое? — спрашивает она.

— Помнишь, я рассказывала тебе о работе по связям с общественностью, которую так хотела получить? Помнишь, я говорила о том, кто проводил собеседование, как он выяснил, что все в анкете чушь собачья?

— Угу.

— Только не смотри туда — он сейчас сидит с девчонкой, у которой густая челка. На третьей скамейке от нас.

Конечно, когда вы говорите кому-то «не смотри туда», то он обязательно туда посмотрит. Вот и Элис посмотрела. И, посмотрев, страшно побледнела. На ее лице застывает улыбка, а затем оно вытягивается. Таким я ее лицо раньше не видела. И на нем появляется выражение, говорящее о том, что у нее вот-вот случится приступ паники.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает она. — Нет. Наверное, нам лучше пойти домой. Вот туда, — и она указывает в направлении от Джона Сэмпсона.

— Хорошо, — говорю я. — Мысль неплохая.