Я буду твоими глазами

Глава 8

Белозёрка встретила Верею суетой. Подходил к концу период сенокоса и начиналась жатва. Рожь поспела. Несмотря на то, что вчера дождь прошёл, ныне на небо выкатилось жаркое солнце и с позднего утра начало нещадно палить лучами, землю прогревать.

Люд отпраздновал летний перелом солнца, потанцевал на празднике Купало и за работу в полях принялся.

Косили траву на сено для скота и личных нужд. Начинали с рассветом по росе, в рань легче косой орудовать.

На дальние луга и поля люд с бабами, девками и грудными младенцами на несколько дней выезжали. Дома старики оставались за скотиной с дворовой птицей приглядывать, да за избами. А те кто помоложе в полях ночевали. Располагались станом около реки или ручья в тени деревьев, устраивали шалаши и оставались там до конца сенокоса. В котелках, подвешенных на жердочках, варили обед и ужин.

Скошенную траву бабы и девки растрёпывали рукоятками граблей для того, чтоб солнце и ветер лучше её просушивали. Разбивкой они занимались целый день под палящими лучами солнца. К вечеру почти сухое сено сгребали в валы в сажень высотой, а из них уже с сбивали в копны.

Сенокос был в самом разгаре. После дождя ныне проглянуло солнце, и бабы с девицами разваливали высокие кучи. Весь день теперь они перебивать сено станут, пока хорошо не просохнет.

Цветочные луга благоухали душистыми запахами, отрадно влияли на душу.

Женщины для работы в лугах и полях наряжались в свои лучшие чистые платья. Для девок это пора гульбищ, дружно работая граблями они горланили веселые песни и красовались перед женихами.

А удалые молодцы только и рады глазеть, да невест себе приглядывать, коли не определились ещё с выбором! Они одевались щеголевато, заигрывали с девками, пели и шутили, не забывая работать.

Если сено косили всей деревней, то на жатву работали отдельными семьями.

В народе говаривали: «Липень косит и жнёт, спать не дает! Время трудное, да радостное. Какими будут зажинки, таков нынче и урожай».

На зажинках главная в семье – старшая жёнка, она обряды творила для богатого урожая. Перво-наперво очищали стол и дом, столы застилали чистым полотном, готовили праздничное угощение. Старший мужчина семьи приглашал к столу всех родичей. За накрытым столом уговаривались, как нынче будут урожай вместе собирать, как друг дружке помогут.

На другой день страды на рассвете старшие бабы отправлялись в поля. Брали с собой кушанье: хлеб, молоко, яйца. Не только самим полакомиться после работы, а Землю-Матушку угостить. Серпами бабы сжинали первые колосья – зажинки, обряд, обещающий щедрый осенний урожай. Первые колосья жница не собирала в сноп, а отдавала земле вместе с угощением. Затем старшие женщины нескольких родов собирали общий большой сноп – знак богатства для всей деревни.

После сами в поле обедали, когда обряд зажинки окончен к жатве приступали и все остальные бабы: и мужние, и молодые девицы красавицы. Всё работали весело, дружно, и обязательно с громкими песнями.

Первый сноп хранили весь год. А в последующем при посеве зерна хозяин поля обязательно бросит наземь несколько колосьев из первого снопа. Также на праздник зажинки, первыми колосьями выметали худо из изб.

Бабы, начинающие жатву, секрет ведали – как наклонишься за первым колосом, надобно непременно сказать: «Как былинка гнётся и не ломится, так бы у меня спинка гнулася и не ломалася и не уставала. Вики пувики отныне дувики!

Работы вели по утрам, так как сырое зерно от косы не осыпалось, а высохшее можно было уже жать серпом.

Ныне во всю шла страда. Верея вышла ближе к полям, поздоровалась с мужиками белозёрскими и бабами, да разговарилась со старшими женщинами. Поведала кто она такая и откуда, придерживаясь той истории, что и Яробору наплела.

– Да быть не может, что она внучка отшельницы! – всплеснула руками Любава, одна из баб, что обед варили в котлах у шатров из холщовых пологов.

– Почему же, гляди, как похожа на Грознеду, – заступилась другая, упирая сурово руки в бока перед первой бабой. Аленья её звали. Темноока и рыжая она была, мужняя, волосы покрыты. Она обратилась к Верее: – Ворожить, как бабка твоя, могёшь?

– Могу, – согласно кивнула, не растерявшись. – Только нет во мне ещё такой силы, как у неё при жизни была.

– Ну это понятно, молодка ты совсем ещё, – подмигнула Аленья и переглянулась с другими женщинами. Мужики и молодцы посматривали в их сторону с интересом.

– А что, помощь какая требуется? Так помогу, я прихватила некоторые травы с собой, – Верея прихлопнула по своей сумке.

– А ты молодец. Что ж, вот и проверим бабаньки, так ли складно она сказывает. – Любава усмехнулась и вытерла руки об передник, заляпанный брызгами от варева в подвешенном на жерди котле. – Двое мужчин у нас ноги повредили косами, осмотри их.

Верея плечами пожала и пошла за Аленьей в сторону ряда берёзок, где в тени сидело несколько мужиков без дела. Оказалось не просто так прохлаждались.

– Всемил, Ратмир! Я вашу спасительницу привела, – Аленья махнула рукой на Верею и пересказала им о ней всё.

Всего под ветвями деревьев прямо на примятой траве сидело четверо селян. Один молодой, двое зрелого возраста и седовласый старик, все они косились на неё с любопытством. А от взглядов чернявого парня у Вереи заалели щёки, его звали Всемилом.

Ратмир был старцем. Коса едва задела его голень, но в силу возраста кровь не хотела останавливаться, бабы перетянули лоскутом тряпки рану, аж кожа вокруг посинела.

Попросив принести горячей воды, Верея сперва занялась им. Сняла повязку, промыла, приложила лист рудометки и прочитала наговор.

– Скоро заживёт, дедушка.

– Благодарствую, дочка, – проскрипел добро Ратмир.

Закончив с ним, Верея подсела к Всемилу. Его рана оказалась куда серьезнее.

– Глубоко лезвие зашло, кость похоже задета. Как же ты так умудрился?

– Дурь выказывал перед девицами, покрасоваться решил! – хохотнули мужики.

– Так, а вы чегойто расселись и лентяйничайте? – гаркнула Аленья, грозно подбоченившись. – До обеда полно ещё времени! Притомились бедные.

Дружный смех стих, мужичьё разом приуныло.

– Не бухти, Аленья. Идём мы в поле, идём, – буркнул незнакомый Верее мужчина. Ловко поднялся на ноги и побрёл к остальным, другие за ним потянулись и даже старик Ратмир. Аленья ушла к шалашам.

Верея осталась с Всемилом наедине.

– Ну, терпи и постарайся не шевелить ногой. Больно будет, – предупредила. А парень на это белозубо улыбнулся и взлохматил пятерней непослушные вихры на затылке.

– Ради такой красы всё что угодно вытерплю.

Верея хмыкнула про себя. Каков охотник до девичьих сердец!

Но тем не менее он ни разу не пожаловался и не застонал от боли, пока она прочищала глубокий порез от грязи с кровью, промывала рану и накладывала тугую повязку с тысячелистником. Лишь шипел и кривил губы. Как в случае с княжим воеводой Верея поводила дымящимся пучком трав возле ранения, шепча молитву. Парень с интересом наблюдал за действом.

– Пару дней хромать будешь, боли сильные будут, но всё заживёт потихоньку. На вот, держи, – дала ему церебральных стеблей и листьев, – матушка твоя пусть отвар сварит, а ты пей добросовестно, не пренебрегай, коли нога ещё нужна, иначе худо станет.

– Спасибо, Верея. – Всемил принял маленький мешочек, накрыв своими большими ладонями девичью руку, погладил тыльную сторону ладони пальцами, отчего щеки Вереи запекли пуще. Парень был красив. – Всё сделаю, как ты велишь.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом она сглотнула от волнения и произнесла, нарушая затянувшееся молчание:

– Ещё кому-либо помощь нужна?

Подумав, Всемил кивнул и отвёл её к лошадям. Одна из кобылок тоже ногу повредила: подвернула, наступив в ямку, из-за этого хромала и вела себя беспокойно. Мужики распрягли её и на сук дерева узду накинули, телеги с сеном она возить пока не в состоянии.

Верея занялась ей, Всемил держал ногу кобылы и следил за тем, чтобы она не укусила и не лягнула девицу. Верея присела у копыт, лошадь недовольно зафырчала.

– Тише, милая, – сказала ей ласково, погладила её по морде, в глаза тёмные заглянула, – я тебе помогу.

С животными Верея всегда общий язык находила, также случилось и в этот раз. Кобыла успокоилась, почувствовав доброту в девице, и спокойно стояла пока Верея осматривала пострадавшую голень с копытом.

– Сильный вывих, нужно перетянуть и ближайшие дни не давать ей нагрузок.

– Передам старосте твой наказ, – Всемил кивнул. – Ловко у тебя получается хлопотать с этим.

– Меня учили, это не так сложно, как кажется на первый взгляд, главное знать, что правильно делать.

Незаметно они разговорились, а потом Верею позвали бабы посмотреть младенца и детей, что постарше. Так время за работой и пролетело.

Наблюдая за дружными семьями, слушая их смех и необидные переругивания, на неё накатила тоска, она вспомнила о Горяне, матушке Деяне и братце названном, Ждане. О своём кровном брате и родичах… печаль по ним потихоньку гложила сердце, кошкой на душе скребла.

Солнце увенчало небеса, и Аленья позвала Верею отобедать с ними. Бабы подали сытную пшеничную кашу с маслом и соленое свиное сало. Квасу и простокваши налили. От тяжёлого труда пробудился лютый голод, ели все и даже дети не привередничали. Опосля трапезы старики присели отдохнуть, а молодежь отправилась за ягодами в лес.

– Ты в избе Грознеги обосновалась? – полюбопытствовали деревенские. – Надолго иль как?

Тут-то Верея и обмолвилась, что станет жить подле Белозёрки, помогать им при необходимости, и что ей необходимы вещи и продовольствие.

– Я куплю. Домишко ветхий, крыша течёт, залатать надобно.

– Своя ведунья под рукой это хорошо. К Грознеге почти каждый на поклон за помощью разной бегал. Она и роды принимала, и скот лечила, обряды творила. – Добрыня, староста, огладил косматую бороду, призадумался. – После сбора урожая за избушку твою возьмёмся, да мужики? Подождёшь, Верея?

Сельчане согласно заголосили. Она так же. Куда ей деваться, ныне важнее рожь дожать, потом яровая пойдёт, лён, овощи в довершение.

– А пока отправляйся-ка с Всемилом в деревню. Всё равно от него на поле толку никакого теперь. Старухам нашим плату дашь, они тебе гостинцев и вещиц соберут.

На том и порешили.

***

Солнце клонилось к холмам и кронам леса. Княжич не видел этого, но мог слышать, как постепенно затихала природа, готовясь ко сну. Прекращали щебетать птицы, ветер унялся, и нагретый днём воздух медленно холодал. Заскрипели уж свои песни сверчки.

А Верея всё не возвращалась.

Тревога нарастала с каждым ударом сильного сердца мужчины. Казалось даже лесной зной ей исполнен. Каждый вздох оседал в груди серой горечью, расползался во все стороны, бередя почти зажившие раны.

Княжич не первый час стоял возле начала стёжки, где оканчивалась лесная опушка, на которой располагалась изба. Ждал. Злился и переживал.

Хотел уже плюнуть и сам за девицей в деревню пойти, как вдали вдруг заслышал конское ржание и мерный стук колёс телеги. А после и голосок Вереи. Ну наконец-то!

Только возвращалась она не одна.

Её тихий возглас был схвачен мужским смехом. С ней деревенский чужак.

Зачем она его сюда ведёт? Неужто прознала, что он княжий сын и рассказала им… Под рёбрами кольнуло от возможного предательства. Кто знает, что ведают эти ведьмы, может она насквозь его видит, а умалчивает!

По усиливающимся звукам они приближались. Скрипя зубами, давя в себе жгучее недовольство, усилием воли княжич заставил себя скрыться в доме. Схватился за меч и стал ждать, когда они подойдут ближе. Намерения чужака узнаёт, а заодно послушает о чём говорить станут.

Судя по молодому голосу с ней шёл парень. Они так душевно беседовали, Верея смущённо смеялась над каждой его глуппой шуткой и наверняка улыбалась.

Иное чувство, яростное, обжигающее неприятием нутро, которое княжич никогда до этого не испытывал, облизнуло сердце.

– Тпру-у! Да у тебя тут кущери непроходимые, – не зло хохотнул юнец, притормаживая лошадь.

– Я всего пару дней тут, Всемил, не успела порядок как следует навести. Это ты не видел, что в самой избе творилось, когда я впервые зашла в неё, – отшутилась Верея. – Тропку только к порогу и протоптала.

– Ты не обижайся, краса ненаглядная, не думай, я не в укор тебе сказал, – повинился этот… Всемил.

Княжич оскалился. Он притаился в углу клети подальше от окна, чтобы белозёрский чужак его не заметил. Он красой девицу назвал! Ненаглядной. Понравилась значит она ему.

Пальцы сильнее стиснули рукоять меча, готовые разрубить пополам деревенского, но потом княжич опомнился и расслабил хватку на оружии. Не понимал, почему его это так задело.

– После того, как Грознега пропала, наши сюда пострашились соваться. Её уважали, но и побаивались, – произнёс Всемил, усмехнувшись. – Один раз правда ребятня осмелела и полезла поглазеть, однако воротились все бледные и до смерти перепуганные.

– Домовой их настрашил.

– Или дух самой бабки, – предположил Всемил. – Несколько дней мальчуганы тогда спать спокойно не могли. Но то ладно, куда мешки складывать-то?

– Давай к порогу пока стаскивать. Ты осторожнее слезай с телеги, на раненую ногу смотри не наступай, – заботливо проворковала Верея парню.

У княжича желваки на скулах натянулись. До чего ж мила с ним!

– Нормально всё с моей ногой, побаливает лишь немного, – отмахнулся юнец, но спрыгнул на здоровую ногу. Однако это он перед ведой храбрился. Запала она ему в душу, решил, что его будет. – Иди сюда, помогу спуститься.

– Да я и сама мог… ой!

Но Всемил не слушал, как только Верея начала слезать, подхватил её за узкую талию, спустил на землю и сразу отпустил, хоть и не хотелось ему её из рук выпускать. Век бы держал.

– А вдруг ты бы неловко спрыгнула? Кто потом меня и других лечить станет? Ну-ка посторонись. – Всемил, прихрамывая, стащил с повозки мешок с мукой, взволок на спину и понёс к порогу. – Может в сени всё-таки затащить? Тяжёлый для тебя.

– Нет-нет, тут клади, – Верея посеменила за ним следом, обогнала и встала на пути, не пуская в избу. – Тебе сейчас нельзя напрягаться, пока рана не заживёт. Я понемногу в избу таскать буду.

Странным было то, что до сих пор воевода княжий им не показался. Ушёл куда? Или намеренно не высовывался, не желая, чтобы его видел деревенский?

Пожала плечами. Не её это дело, а только его. Понять Яробора можно, чужак он тут. Или он о ней заботится, чтобы сельчане дурного о ней не подумали, что она с посторонним мужчиной живёт…

Верея помогла Всемилу разгрузить телегу. Стаскивала к покосившемуся крыльцу горшки с мелочью не тяжёлой.

Белозёрские старики милостивыми оказались. Поделились с ней и крупами и овощами, баранками. Утварь дали, крынку с молоком свежим и кислым, хлеба, маслица и медку, мясца и сала. Лежанку новую, рушник и полотно, чтобы платье с рубахами нашить. Да много всякого.

Монет брать отказывались, но Верея всё равно оставила горсти на их крыльце. Совестно просто так было взять добро.

Много чего хорошего бабы рассказали ей о Грознеге. О том, скольким семьям она помогла, сколько деток благодаря её умениям и молитвам на свет появилось в трудных родах, когда все считали, что те не выживут. Скотины много хворой выздоровело, зерновых к сроку поспело. С других селений и городищ даже за помощью к ведунье обращались.

Однако никто не ведал откуда она была родом, и что с ней приключилось, куда пропала и почему.

Верея знала…

– Ну вот и всё, хозяюшка, принимай работу, – голос Всемила прозвучал рядом, заставив её вынырнуть из думок.

Она стояла возле крупа смирной лошади, прижимая к груди крынку молока, подняла голову, встречаясь с молодцем взглядом. А он вдруг шагнул на неё, вынуждая отступить назад, и руки по бокам от её головы на стену телеги поставил, заключая тем самым в ловушку.

– Что ты…? – едва слышно пролепетала Верея, её сердечко испуганно ёкнуло. Всемил склонился слишком близко.

– Почему в дом меня не хочешь пускать? Не одна ты? Суженый али муж есть у тебя? – тёплое дыхание коснулось лица и шеи Вереи.

Девица глядела на него широко распахнутыми голубыми глазищами, как небеса ясные. Приоткрытые карминные губы слегка подрагивали, так и манили их смять. Всемил провёл ладонью по длинной косе.

– Почему тогда волосы не покрыты?

– У меня… там… – Верея не нашлась, что ответить, ошеломленная его действиями. А лицо парня стало наклоняться к ней. Да он её сейчас поцелует!

Как княжич не прислушивался, больше ничего не мог разобрать. Верея тихо молвила что-то, а потом всё стихло.

Никогда так сильно он не жалел о потере зрения!

Кровь гремела в ушах. Всё! Больше терпеть этого щеголя рядом с ведуньей он не намерен! Приказывать ей прогнать Всемила у него не было никакого права, даже если бы он признался, что княжич Кагояра. Белозёркие веси относились к землям Вяженского князя.

А вот морду набить – это запросто. Отложив меч, спотыкаясь, он ринулся на улицу. Неладное там происходило!

Когда губы Всемила и Вереи почти соприкоснулись, со стороны избы донёсся хриплый рёв:

– Отошёл от неё, коли руки, ноги дороги!

Всемил мгновенно отшатнулся от девицы и повернулся к выскочившему грозному мужчине. Так и не понял, откуда тот появился.

Брови поползли вверх, когда увидел повязку на его глазах, однако двигался молодец слишком проворно для слепого. Ориентировался на голоса и по звукам он очень хорошо, даже слишком.

– Яробор! – воскликнула Верея за спиной. Знает его. Всемил зубы сжал, разглядывая его. Для отца молод… неужто любый её?

– В дом зайди, Верея, – низко и зло проговорил княжич.

Она не двинулась с места, не зная как поступить. Оставлять мужчин наедине ей не хотелось, чуяла подкрадывающуюся беду. Скорее всего Яробор слышал, о чём они говорили, и догадался, что Всемил хотел сделать.

С беспокойством она поглядывала то на одного, то на другого, крынку к себе теснее прижимая.

– Кто ты такой ей, раз смеешь приказывать? – Всемил выступил вперёд, загораживая своим телом замершую на месте девицу. Оглянулся на неё, она смотрела на мужчину с испугом.

Когда вернул взгляд к Яробору, тот уже остановился рядом с ним, аккурат на расстоянии вытянутой руки. Здоровый детина. Кулаки его были стиснуты. В сгущающихся сумерках выглядел он поистине устрашающее.

Всемил сглотнул, но отступать и не думал.

– Тебе какая разница. Привёз добро – молодец. Теперь забирай свою клячу с телегой и проваливай восвояси! – княжич грубил, он еле сдерживался, чтобы кулаки об рожу юнца не почесать. Давненько он не дрался. Заскучал уж. Но пугать Верею не хотел.

– Ах ты… – прошипел Всемил, подбираясь и готовясь отпор дать, если потребуется. Но прежде хотелось узнать кем этот широкоплечий молодец приходился Верее. – Кто такой, спрашиваю?!

– Я… – ответить княжич не успел.

– Это брат мой! – перебив, крикнула Верея. Не придумав лучшего пояснения нахождения постороннего мужчины в её доме. И вклинилась меж этими двумя набычившимися быками, чуть молоко не расплескав.

Брат?! Повторил про себя княжич изумлённо. Даже гнев от оторопи его немного унялся.

– Брат… твой? – Всемил перепросил вслух. По-другому взглянул на несостоявшегося соперника, верно, стараясь внешнее сходство у них отыскать. Ну да, волосы светлые. В остальном же…

– Да-да! – закивала Верея и повернулась к Всемилу лицом, одновременно попытавшись отпихнуть от него Яробора. Сдвинуть его у ней разумеется не получилось. – Извини, что так вышло. И спасибо, что привёз всё.

Она неловко улыбнулась.

– Нет, Верея, это ты меня прости. – Всемил отошёл на несколько шагов и поднял взгляд поверх её головы на свирепого видом мужчину. Желваки ещё ходили на его скулах, выдавая сдерживаемую ярость. – Я не хотел её никак обидеть, Яробор. Она мне понравилась.

Зря юнец это сказал.

Княжич скрипнул зубами, услышав, как удивлённо вздохнула девица рядом с ним. Она всё ещё прикасалась к его груди своей узкой спиной… а все мысли её были о другом.

– Просто уходи, парень, – с трудом вытолкнул из себя эти слова. Ему захотелось что-нибудь сломать.

– Увидимся, Верея. – Улыбнувшись ей, Всемил забрался на лавку телеги и направил лошадь в сторону Белозёрки.

На опушке воцарилась тишина. Ни Верея, ни княжич не проронили ни слова даже тогда, когда парень отъехал уже достаточно далеко. Сердца обоих громко стучали, дыхания были частыми и шумными.

– Ты… в порядке? – первым нарушил молчание княжич, он позволил себе положить руки на её хрупкие плечи. Верея была такой маленькой по сравнению с ним. – Мне показалось, он приставал к тебе.

– Всё хорошо, Яробор. Спасибо. Я бы и сама справилась. Однажды на одного удальца, который пытался меня поцеловать, я наслала расстройство желудка на целую седмицу, – усмехнулась она нерадостно, вспомнив Ждана. Глубоко вздохнула и отстранилась, зашагав к избе.

В княжиче снова шевельнулся гнев. С поцелуями юнец лез?

– Поможешь всё занести в избу? Сельчане многое нам дали.

– Помогу, Верея, – отозвался, когда голос стал снова нормальным. Подошёл к крыльцу, с осторожностью обходя препятствия, через которые ранее чуть кубарем не полетел. – Что мне взять?

– Давай сперва уберём мешки, а потом остальное. Я подавать буду.

Провозились они до темноты, о произошедшем больше не говорили. Верея лучины в клети и сенях на стенах зажгла, а порог снаружи освещала круглолицая луна.

– Как ты так ловко управляешься в темноте? – спросила Верея, наблюдая, как мужчина протаскивает последний тюфяк из сеней в клеть, он вовремя пригнул голову, чтобы не бухнуться лбом и макушкой о притолоку.

– Привык. Я изучил и запомнил здесь, что где находится вдоль и поперёк, вплоть до мелочей.

– Поразительно… – дивилась Верея. Она тем временем накрывала на стол. Разогретую кашу щедро справила маслом, молока свежего в чарки налила. Хлеба ароматного разломила, мёд к нему поставила. – Идём есть.

Трапезничали в тишине. Опосля Верея попросила Яробора снять рубаху и осмотрела его раны.

– Думаю, завтра можно совсем повязки убрать, – его нагой груди она всё ещё стыдилась.

– Спасибо тебе, Верея, – княжич поймал её маленькую ладонь и сжал в своих руках. А потом неожиданно коснулся пальчиков губами. Уголок его губ довольно дёрнулся, когда до слуха донёсся её взволнованный вздох. Он не был ей противен.

– Ммм… пожалуйста, – нежный голосок сел. Она попыталась аккуратно высвободить ладонь, он ослабил хватку, хоть и не хотелось отпускать. – Мы оба устали, давай ложиться отдыхать.