Я буду твоими глазами

Глава 3

Не помня себя от страха, таясь от встречающихся на пути сельчан, Верея добежала до околицы, затем по улочкам и до ставшего родным подворья. В окнах царила темень. Матушка с отцом Горяном ещё не вернулись, чтобы разжечь очаг от купальского пламени. В эту ночь сидеть дома возбранялось.

Не чуя ног, залетев в сени, Верея прислонилась к дубовой двери спиной перевести дух. Так дюже колотилось сердце в груди, так сильно напугал её своими словами волхв.

В доме стояла тишина. И хорошо.

Верее не верилось, что она собирается покинуть терем навсегда. Креслав не солгал, предчувствие неминуемой беды подтолкнуло её подняться в свою горницу и начать сборы.

Пришло значит время ей отправиться в путь. Узнать свои корни. И то, что по какой-то причине позабыла.

В походную сумку отца, с которой Горян ходил раньше на охоту, Верея сложила пару рубах, полетели туда же и несколько украшений, что названные родичи дарили, затем гребень костяной – подарок Ждана, плат и так по мелочи. Достала из резной шкатулки обереги, на шею повесила. С ними сразу спокойнее стало.

Обломок древка стрелы - частицу прошлого тоже положила.

Кинулась в кухонную клеть, бурдюк воды медовой да съестного чего в дорогу взять на первое время, а там поохотится. Не пропадет с голоду.

Переодевшись, взвалила сумку на плечо и вышла во двор. Оглянулась на терем с резными наличниками на оконцах, а сердце защемило. К горлу подкатила горечь.

Привыкла здесь, приросла к месту, где семья старосты приют и любовь дала. Скучать и тосковать по ним станет. И они поди по ней тоже.

Послание Верея им на клочке бересты оставила.

Так и расписала, что молвил волхв Креслав про мор и беду грядущую. Про то, что не хочет замуж, и отправляется судьбу свою и прошлое искать в далёкие северные земли. Просила в строках прощения за своеволие и писала, как сильно дороги они стали, чернила по бересте от подступивших слёз размазывая. Благодарила за приют.

Последний раз взглянув на добротный дом, отвернулась Верея и прочь ступила под сень листвы старого сада плодового, мимо колодца к калитке, укрываясь от яркого света луны.

Но к воротам сразу не пошла, Верея повернула в сторону мельницы и, крадучись, добралась до избы травницы. Не ведала там ли сейчас Баяна, ждёт ли, но не попрощаться с ней не могла. Встав на пороге, Верея руку занесла, чтобы постучать, как дверь сама отворилась, и показалась старица с горящей свечой в руках.

Оглядела она пристальным взглядом гостью припозднившуюся с котомкой вещей за плечом, покачала непокрытой головой и проскрипела:

– Проходи-ка в горницу, за стол садись, взвару выпьем, а ты расскажи, что стряслось.

Верея вытянула шею, за спину травницы взгляд кинула, высматривая хозяина избы.

– Нет Иринея дома, с мужиками у костра сидит толкует. Заходи, не трусь.

И поведала ей Верея всё, ничего не тая. Про кузнеца Ивара не забыла и про бирюка (косолапого мишку), что боги на него наслали по её просьбе.

Баяна внимательно выслушала, не перебивала и не отговаривала. Позади неё теплился свет от нескольких лучин, закрепленных в светец на подставку, а под той стоял сосуд с водой. Вода отражала и множила свет, предохраняла от пожара, кой могли вызвать падающие угольки.

– Правильно ли я поступаю, матушка? – усомнилась Верея, потупила взор. Схватилась за ворот платья, оттягивая, потому что душил. – Сердцу неспокойно. Подскажи совета мудрого.

– Правильно аль нет одним богам ведомо. Ты просила резы на тебя раскинуть, так давай поворожим.

Верея так и подпрыгнула на лавке. Вздохнула разочарованно.

– Не принесла я трав нужных, растеряла.

– А мои запасы на что? – всплеснула руками в воздухе Баяна. – Вместе собирали. Да и я без дела вечором подле костра не сидела, тоже в лесу успела побывать.

Достала старица из корзины у печи свежесорванные листья папоротника, разные травы, да цветок иван-да-марья. Подожгла пучок в огне лучин и замахала им по клети, дым ароматный развеивая.

– В этом цветке объединены огонь и вода, мужское и женское начала, – вокруг Вереи несколько раз обвела тлеющими травами, у окна махнула, к дверям подошла и к столу вернулась. – Сила целебная заключена. Помнишь древние сказания?

Как не помнить? Любая девица знала.

И полилось тихое бормотание Баяны сказительницы деревенской по горнице. Верея жадно вслушивались в говор старой женщины, глядела в свою чашу с водой травянистой. Голову вело, мысли путались.

– История запретной любви появилась вдоль берегов реки Ра. Бог огня и жертвоприношений Симаргл, сын Сварога, тёмными ночами, держа пламенный меч, стоит на страже Мирового Древа, на ком находятся семена всех растений. И только в одну ночь в году он покидает свой пост…

Мелодично сказывала Баяна, как повстречал Симаргл Купальницу –богиню ночи. И родились в этом союзе мальчик Купала и девочка Кострома.

Прилетела к реке Ра, несущая смерть, птица Сирин. Пела она волшебные песни, но кто слушал её забывали обо всем и шли за птицей в царство Нави.

Купала и Кострома ослушались советов матери и втайне сбежали в чистое поле – услышать прекрасное пение Сирин, и случилась беда.

Купалу по велению Чернобога, владыки тьмы, гуси-лебеди утащили за тридевять земель.

Минуло несколько зим. Случай вновь их свел вместе. Кострома выросла девой неземной красоты, гуляя вдоль реки, она сплела венок. Хвасталась подружкам, что никто не сможет его с её головы сорвать. Услышали боги её речи и разгневались, наслали буйный ветер, тот сорвал сплетенные цветы, роняя его на водную гладь. А проплывавший мимо в ладье Купала, заметил плывущий венок и поднял.

По обычаям, кто поднял из воды девичий венок, обязан жениться на той, кому он принадлежит.

Обратил взор на берег Купала и увидел на нём прекрасную Кострому, полюбили они друг друга, но не ведали о своём родстве. И лишь после свадьбы узнали, что сердца их связаны запретной любовью.

Опечаленная горькой правдой Кострома стремглав побежала к лесному озеру, бросилась в него с головой и тотчас превратилась в лесную русалку – мавку.

Не выдержав утраты, Купала ринулся в жар костра.

Боги, глядя на трагедию, сжалились над ними, но подарить им снова человеческое обличие было невозможно. Тогда они превратили брата с сестрой в красивый цветок Иван-да-Марья, где желтым, огненным, цветом разливается Купала, сине-фиолетовым, как придонные воды лесного озера – Кострома.

– …и с тех пор обращаются к ним за помощью люди, оберегают брат с сестрой семейные узы. На судьбу указать могут.

Положив остатки истлевших трав в металлическую чашу, Баяна распутала перевязь маленького с ладонь холщового мешочка и, не глядя, выбросила из его нутра гадальные руны на стол.

– Что… что там? – не утерпела Верея после долгого молчания старицы.

Подалась вперёд, всматриваясь до рези в глазах в знакомые символы, а смысл оставался неведом, хоть и учила старица её этому. Не видят свою судьбу веды, как не старайся. Только к другим колдуньям за помощью обращаться.

А Баяна молчала и хмурила седые брови. На лицо жены мельника наползло беспокойство и тревога.

– Сложна твоя судьба… черными нитями спутана. Бремя тяжкое на роду погибшем начертано. Прав всё-таки Креслав. Не могу я разглядеть многого, тайной мрака покрыто, но одно наверняка скажу – ждут тебя трудные испытания и выбор, от которого будет зависеть чья-то жизнь.

– Как страшно-то… Что ждёт меня в чужих краях? – передернула Верея плечами, зябко сделалось.

– В странствиях суженого повстречаешь, любовь ваша вспыхнет, как пламя огненное. Но помни, что огонь жалит больно, – продолжила жена мельника, перебирая в узловатых пальцах берёзовые резы с особыми знаками. – Думаю, с ним выбор тот связан. А ещё избу в лесной глуши севера вижу. Туда тебе следует путь держать. Тебе изба по крови принадлежит. Силу там свою пробудишь, но и зло с горем познаешь.

Поохала Верея, повздыхала, собираясь с храбростью, да поднялась с лавки. Некогда более рассиживаться. Светает вскоре! Ноги нужно уносить втихую.

Крепко обняла Баяну, а та её в ответ к груди прижала. Не хотела пускать, но иначе нельзя.

– Ты бережь себя. В обиду никому не давайся. Божья милость с тобой, – напутствовала, заставив себя руки разжать. В лоб поцеловала, подбадривающе улыбаясь. – Помни и следуй всему тому, чему я тебя учила.

– Дадут боги, свидимся ещё.

– Чую, не свидимся. Прощай, Верея, лебёдушка моя.

– Прощай, матушка. Моим передай, что люблю я их. Пусть не гневаются.

– Передам, милая.

И Верея, сдерживая слёзы, кинулась во двор и дальше за околицу, побежала ей одной известными тропами. Навсегда покидая острог Калиновку.

***

Долгими днями скиталась Верея. Держалась в тени деревьев, и за границу леса старалась высовываться по крайней необходимости: к реке выбиралась или у одинокого пастуха дорогу спросить. Наговор шептала, чтобы парнишка позабыл с кем давеча речи вёл.

Не спокойное нынче время. Тати всюду вольничают. И девушка она, особливо опасно. Лес помогал, укрывал от злого люда.

Отец Горян обучил Ждана и Верею охотничьему промыслу, брал с собой на ярмарки в соседние крупные селения шкурками торговать, матушкиным и её рукоделием. Потому знала Верея как вести себя на Торге, что говорить и кого слушать.

Подобное сборище люда она и искала.

По мху на деревьях, звёздам и солнцу Верея определяла нужную сторону света и следовала намеченному пути.

Верный друг отправился с ней. Нагнал с рассветом, покинув привычные места обитания. Сокол взлетал выше крон леса к небесам, дорогу разведывал, а опосля снижался и спешил к Верее, садился на подставленный кожаный наруч и молвил по-своему, что видел там, на верху.

И Верея его понимала.

С каждым днём, что она ступала дальше от острога, сила веды просыпалась. Неспокойным, буйным потоком бурлила в крови, неохотно, но отзываясь. Родная земля звала.

Права была Баяна, советуя с девичьей чистотой расстаться. Расцвела бы уже сила, унялась и покорилась, легче путь стало преодолевать.

Нет! Мотнула головой, гоня дурные мысли. Не хотела она так, не с кузнецом Иваром.

Проследив, где находится в полдень солнце на небе, Верея двинулась в противоположную сторону.

Ноги гудели от устали, но она упрямо продвигалась вперёд. Взобралась на гору. У подножья звонко журчала говорливая речка, а с вершины, куда ни кинь взгляд, виднелись распаханные поля и окрестные веси витячей, разбросанные в лесной низине.

Сердце ныло от тоски по дому, по родичам, кои приют дали и взрастили, уму разуму научили. Сколько уж раз Верея хотела всё бросить и повернуть назад, но каждый раз одергивала себя.

Нельзя! Беда по пятам за ней в острог придёт. Дыхнут спящие болота, и моровое поветрие на Калиновку нагрянет. Словам волхва была вера.

Казалось, совсем недавно Верея любовалась полесьем и предгорьями за околицей Калиновки.

Весной холмистые склоны переливались маслянистым клейким блеском молодой листвы, в жаркие месяцы становились тёмно-зелёными, осенью окрашивались в багряно-красные и охристо-желтые цвета. Зимой голые ветки деревьев расчерчивали небо, а поля чернели, отдыхая.

Теперь Верея шла в пугающую неизвестность.

На привал стала устаиваться, когда за окоёмом леса отгорел закат. Дневное светило пыхнуло напоследок, озарив алым светом деревья, но тучи скрыли его серым пологом. Под ногами пружинила теплая земля. Длинные стебли трав сплетались в ковёр, цеплялись и путали сапоги.

Верея выбрала подходящую поляну, окружённую неприступными стволами берёз, сосен и кустами дикой смородины.

Утолила голод остатками снеди да орешками, которыми её белки рыжие недавно угостили, и принялась натаскивать под торчащие над поверхностью земли большие корни хвои широкие листья для лежанки. Сокол облюбовал для себя чьё-то пустующее дупло в растущей неподалеку сосне.

Позже, лёжа на спине, Верея грелась возле костра и любовалась звёздами на тёмном полотне неба. Серп новорожденной луны проглядывал сквозь густые кроны, серые тучи наползали с севера, куда девушка и держала путь.

Если повезёт, и небеса не разродятся проливным дождём с утра, то к концу завтрашнего дня она поспеет в городище Кагояр.

Правил в нём князь Буревой с княгиней Агидель. Общих детей у них пока не получилось, однако у князя имелся один единственный сын, княжич Златояр, от первой жены, погибшей при загадочных обстоятельствах много зим назад.

По молодости староста Горян много путешествовал. От названного отца Верея слышала немало рассказов об этом городище.

Тот стоял на холме, высокие терема его и амбарные постройки укреплены камнями. Богат Кагояр, а дружина князя многочисленна. Ярмарки в нём часто устраивали, съезжались по морю и суше туда разные купцы.

Вот и Верея посетить его собралась. Может, услышит и узнает что полезного. Но всё это завтра, а сейчас пора и отдохнуть.

Глаза слипались от усталости. Шум ветра и шелест листвы убаюкивали. А в груди отчего-то тревога разворошёнными углями ворочалась.

…Верее снился сон.

Маленькой босоногой девчонкой она носилась с соседской ребятнёй по извилистым стёжкам леса. Родичи послали их на окраину за малиной. Они набирали ягоды в тяжёлые для детских рук, плетённые из лозы корзины, не забывая до отвала набивать и свои голодные животы, а опосля заигрались в салки.

То тут, то там в пышных кустах выглядывали чумазые от сока красных бусин мордашки, звучал тихий сдавленный хохот и смех.

– Ну где вы прячьтесь? – обиженно пробурчал мальчуган пяти вёсен от роду, рыская меж деревьев-великанов.

Старшие хорошенько от него схоронились, сидели каждый в своём укромном месте и давились смехом, наблюдая за насупленным пацанёнком, который безуспешно пытался их отыскать.

– А-ау! А-ау-у…

– Тихо ты! – рот Вереи зажала маленькая ладонь дочки мельника, – поймет же, где мы.

Бажен их услышал, но не понял откуда доносился голос и пробежал мимо к дальним берёзам. А Верея убрала чужую руку с уст и шикнула в ответ:

– Да ты глянь на него, сейчас расплачется!

И правда, никого не найдя среди берёз, светловолосый вихрастый мальчик зашмыгал носом, в уголках голубых глаз блестели слёзы.

– Полеля, малой он совсем. Устал бегать, – встала на защиту братца Верея. Не выдержало сердце смотреть, как он присел на пенёчек, закрыл лицо ладонями и начал всхлипывать.

– Тогда пусть тебя одну находит, я поддаваться не хочу, – девочка восьми лет поползла на корточках в сторону.

– Ползи, ползи, – покачала головой светлокосая, – забыла, как сама недавно такой же была, и обидки все. И громче крикнула братцу: – Ау-у!

Бажен поднял голову, внимательно прислушался и рванул на зов к кустам кизильника, перепрыгивая кочки и разбросанные ветром ветки. Раздвинул лиственную поросль и увидел наконец, кто в них прятался.

– Сестрица! – кинулся на шею обниматься, – Верейка, я тебя нашёл. Нашёл!

– Молодец, какой, – погладила братца по кучерявой макушке, подлом рубахи рот и щеки от малинного сока ему обтёрла. – Теперь беги ты прячься.

Обрадовался Бажен, ткнул губами сестру в щёку и поскакал хорониться. А Верея поднялась на ноги, закрыла глаза ладонями и начала считать:

– Раз… два… три…

Забывшись за играми, они уходили всё дальше в лес, куда батьки с матушками запретили ходить. Солнце уже увенчало небо, жалило яркими лучами, а ребятня никак угомониться не могла.

Так и на медведя нарвались.

– А-а! – разнёсся по чаще испуганный возглас. Все вмиг затихли, распалось веселье.

– Это Первуд кричал. Там, за оврагом кажись, – тихонечко промолвила Полеля, задрожала и руки к груди прижала.

Затрещал волчеягодник, послышался грозный медвежий рёв. Дети в стайку сбились ближе к Верее, потому как она самая взрослая из них.

– Сестрёнка, мне страшно, – Бажен к подлу её прижался и захныкал.

– Тише, я с тобой.

Темноволосый Первуд в мокрой, грязной рубахе вывалился из кустов. Весь бледный, на лице ни кровинки, а глаза, как два круглых блюдца.

– М..медведь! Спасайтесь!

За его спиной слышался топот и сопение. Показалась бурая башка лесного хозяина, скачками по пятам гнался за ним косолапый. Да быстро как! Словно мохнатый шар катился.

– Беги в сторону, дурень! – крикнула парнишке Верея, а сама толкнув братца в руки подружке, метнулась мишке наперерез.

Но не успел Первуд юркнуть с пути. С неожиданной ловкостью медведь сцапал его за штанину и повалил наземь. Зарычал громче, нависнув горой над распластанным на ковре из клевера добычей, обнажив желтые клыки.

Заверещали в страхе позади дочка мельника с братцем, друг к дружке прижались. А Верея подскочила к медведю, ладони к нему потянула, да приговаривала:

– Не тронь, лесной хозяин этого бедового! Не хотел он покой твой растревожить. Мы просто играли.

Первуд дышать перестал, голову к земле прислонил и локтями закрылся, старясь слиться с травой. Косолапый повернул перепачканную мёдом морду к смелой девочке, вставшей на защиту нарушителя границ логова, почуял в ней ведовскую силу и понял её речь.

– Прости нас, мишка. Не хотели мы, – повторила, уважительно кланяясь зверю лесному в пояс.

Заворчал бурый и ступил назад в тень.

Вдруг взвыл ветер, налетел яростным порывом, преклоняя ветви деревьев к земле и комья грязи с суховеем швыряя. Потемнело всё кругом, исчезли фигуры Первуда и Полели с братцем.

Сизый туман от медвежьих лап к ногам Вереи ленты потянул. Холодно сделалось. Злая тьма во мгле таилась.

Сила нечистая.

Зверь встал на задние лапы, как человек, поднял передние, в когтях лук охотничий со стрелой держал и нацелился прямиком в оцепеневшую Верею.

– Сестрица, сестрица! Мне страшно, помоги!

Голос маленького братца раздался где-то совсем рядом. Верея заозиралась, но никого не увидела, а повернувшись к косолапому закричала от ужаса.

Вовсе не зверь перед ней стоял, а… тёмная фигура мужчины с горящими янтарными глазами.

Позади убийцы вспыхнуло пламя пожара, пальцы в латных перчатках спустили стрелу. Раздался оглушающий свист…

Соколиный крик прорвался в сон и разогнал тяжёлую дрёму.

Верея подскочила на лежанке и схватилась за горло, чудилось, что его пережала чья-то костлявая рука.

Верный друг заклокотал снова, изгоняя злой дух. Приземлился на торчащие из тверди сосновые корни подле Вереи, крыльями взмахнул, и чужая хватка на шее наконец разжалась, позволяя девице сделать полноценный вдох.

Откашлявшись, Верея сняла обереги и ошеломленно уставилась на железный диск с узорчатым символом.

В первый раз за всё время ей привиделось прошлое. Слёзы закапали на оберег в ладони. Горьким оно оказалось.

– У меня был братец… родной маленький братец.

Завеса мрачного прошлого чуть приоткрылась. Верея вспомнила тот погожий день из сна. Тогда их всех спасло, что в ней пробудилась сила веды. Косолапый медведь ушёл лакомиться своим излюбленным угощением – мёдом лесных пчёл, а они все благополучно вернулись домой с полными корзинами малины и…

И всё. Более никаких обрывков из памяти. Как отрезало.

Верея утёрла рукавом слёзы с лица, села удобнее и благодарно посмотрела на верного друга, почуяв неладное, он подоспел вовремя и развеял дурное сновидение. Злые силы прогнал, которые подло напали ночью и пытались её задушить.

– Спасибо, Зорко, – прошептала, надевая на шею и пряча под ворот рубахи обереги. Коснулась кончиками пальцев желтого клюва, по спине птицы провела. – Чтобы я без тебя делала?

– Кийёк! – ответил по-своему сокол. Склонил голову на бок, мол, а как иначе?

Подул слабый утренний ветерок. Глаза-бусинки Зорко внимательно смотрели на девицу. Он слегка расправил крылья длиной в аршин, и его перья затрепетали в потоке воздуха. Сокол имел светло-коричневый окрас с более тёмными отметинами на груди и бёдрышках.

Зорко принадлежал к одним из самых крупных и быстрых хищников на свете.

Верея улыбнулась ему, в душе радуясь, что однажды случай свёл их вместе. Без Зорко совсем невмоготу было бы путь одной держать.

– В моём ночном видении таилась подсказка… – поделилась рассуждениями с другом, – во сне был человек. Мужчина. Он хотел меня убить. Возможно, он повинен в том, что произошло с моим родом много зим назад.

Мысли в голове роились злыми пчёлами. Жалили без остановки, а толку ни на грош. Что ни придумывала – всё пустяком кажется. И не так.

Что стало с Баженом? Жив ли братец меньшой?

Кому она и её родичи успели встать костью поперек горла?

Кто тот душегуб, что пустил в неё стрелу?

Верея не видела лица рослого воина, но хорошо разглядела оперение стрелы – та самая, которую староста Горян вынул из неё раненной, когда нашёл…

Впрочем, отец никогда не упоминал в каком именно месте подобрал раненую девочку сиротку, как бы Верея не расспрашивала. Отмахивался и мямлил неразборчиво, что возвращался с охоты и наткнулся на неё у южных племен кривичей.

А это совсем в другой стороне от северных земель. Лгал. Пытался огородить от беды, да та всё равно подкралась.

Волхв Креслав молвил на празднестве, что Верея должна была погибнуть от неё, но вопреки злому умыслу выжила.

– Кийёк! – звонко кликнул сокол, словно молвил разберёмся.

И верно, время покажет и направит.

Верея обратила взор к рассветным небесам, сквозь кроны проглядывали нависшие над землёй тяжёлые свинцовые облака. Надобно в путь выдвигаться, пока дождик не заморосил.

Перекусив пожаренной с вечера рыбой и последними сухарями, сложив пожитки в охотничью котомку, Верея засобиралась в дорогу.

Полог леса вскоре расступился, деревья поредели, и она пошла вдоль ручья, вслушиваясь в его неугомонное бормотание. Влажная земля, рыжая от прошлогодних иголок хвои, слегка пружинила под сапожками, оставляя легкие следы.

По каменистому склону Верея спустилась к небольшой запруде. Подвернула рукава рубахи, склонилась над прохладной гладью и всмотрелась в колышущееся отражение молодой девицы со светлой растрёпанной косой.

Глаза её были невеселы.

Устала, изнурилась дорогой, вдобавок питьевая вода почти закончилась, а жажда мучила всё сильнее. Верея зачерпнула пригоршню воды, умылась. У реки дышалось так легко и свежо.

Гладь блестела, хоть солнечные лучи спрятали тучи. И вдруг вместо своего отражения Верея увидела чужое…

Из воды на неё смотрело красивое женское лицо.

Верея вздрогнула от неожиданности, потянулась, всматриваясь. Миг и водяная дева вынырнула, показываясь по пояс, захохотала весело, над ошеломлённой путницей. И смех красавицы на журчанье ручья походил.

– Кто ты? – спросила Верея.

Длинные распущенные волосы водяницы стекали по голым плечам и спине расплавленным серебром. Венок из одолень-травы – белых кувшинок, венчал её голову.

За всю свою недолгую жизнь Верея речных духов не встречала. Русалок в Купальскую ночь видела, но никогда до этого они не заговаривали с ней.

Вот диво-то!

– А я хозяйка тут. Моя это река! Давно за тобой слежу, из ручья в ручей перетекаю, следую.

– Зачем? – покосилась с подозрением, подавшись назад. Никак на дно к себе в гости утащить хочет, чтобы от скуки развлекала. Коварны духи водные!

– И как зовут-то тебя?

– Не боись меня, сестрица. Ветрана я. Люблю мчаться поверх волн, обгоняя и дразня ветер. За то меня и прозвали.

И опять этот журчащий смех. Водяница подплыла ближе, холодные пальцы, словно струи, мягко обхватили ладонь Вереи, начертили илом со дна символ богини Лады.

– А зачем следую, так предупредить хочу: нельзя тебе, сестрица, идти в Кагояр – погибель свою найдешь. Пока нельзя.

Верея так и обомлела.

– Ты вода всюду течёшь. Всё про всех знаешь. Про меня ведаешь, кто я такая и откуда? – спохватилась.

А как не воспользоваться случаем?!

– Знаю, знаю. Вода она едина, везде течёт, всё видит и слышит. Всё ей ведомо, – согласилась Ветрана, – но сказать тебе не могу. Не настало время, в свой черед всё узнаешь.

– Подскажи тогда, сестрица, куда же мне путь держать?

Опечалилась Верея, опустила взгляд на ладонь, что дева водяная ей изрисовала. Звезда лады?

Квадрат – это очаг в кузнице Сварога, внутри которого ярко горит огонь, а вытянутые круги – четыре праведных языка пламени, направленные по четырём сторонам света. Они символизируют веру, честь, справедливость и свободу.

Почему именно этот знак?

– Иди вдоль моих берегов дальше на запад, если поспешишь, к полудню пересечёшься с обозом купцов, – заговорила Ветрана, указывая направление рукой. – Ведуньей из Белозёрки им назовись. Скажи за травками особыми ходила за пределы весей, купцы не откажут, довезут.

– А ежели кто из обоза знавал ту ведунью? Вскроется обман, с позором меня погонят! – обеспокоилась Верея.

Страшно плутать в неизвестности, когда кругом сила нечистая по пятам за тобой охотится.

– Купцы чужаки, в лицо веду не знали. Ступай с ними, не боись. О ведьме той добрые слухи по всему краю расползлись. Уважали её, и тебя не посмеет никто тронуть!

Пожалуй последние слова водяной красавицы немного успокоили душу, однако…

– Но что мне делать в этих весях? Поясни, пожалуйста, зачем мне туда ехать? Скажи, сестрица!

Тёмные глаза Ветраны загадочно блестели. Она чуть отплыла от пологого бережка, водицей в стороны весело плеснула. Несколько брызг на раздосадованную светлокосую попали, а речная дева только рассмеялась звонко.

– Многого ты хочешь знать! Я и так сказала достаточно. Но так и быть, дам ещё одну подсказку, – подгребла Ветрана ближе и шепнула: – В само селение Белозёрки не суйся. В лесу при нём избушка есть – туда тебе. Там судьбу свою и узнаешь!

И сняла с себя вдруг венок из водяных лилий и в руки Вереи бросила.

– Возьми, пригодится в нужный час! Отвар целебный сваришь.

Не долго думая Верея выудила из сумки свои простые стеклянные бусы, как ягодки рябины, и кинула его деве водяной со словами:

– Прими тогда и от меня подарок. Не обессудь, что простое оно. Чай не богато жила, не боярская дочь и не княжна, украшений из драгоценных каменьев у меня нет.

Схватила со звонким смехом Ветрана ожерелье, поспешила примерить и заулыбалась довольно.

– Драгоценнее тот дар, что от чистого сердца отдан! А судьба по-разному обернуться может… – замахала прозрачной рукой.

– Прощай, сестрица! Торопись и помни, что мужчина – это мощь и сила, защита и забота, как стены, построенные вокруг домашнего очага. А женщина – пламя, горящее в этом очаге, его тепло, способное согреть и укрепить стены. Во всем гармонию нужно блюсти!

И в следующий миг исчезла с глаз. Распалась серебристыми каплями, будто и не было красавицы. Словно и не вела Верея с хозяйкой речной беседы.

Однако венок из одолень-травы Верея продолжала прижимать к груди, он-то был самым настоящим.

– Прощай, Ветрана сестрица. Благодарствую за помощь.

Поклонилась Верея реке и заторопилась отправиться куда указали.

Прохладный игручий ветерок донёс до слуха путницы журчащий смех. Услышала хозяйка слова благодарности.