Рассвет подкрался незаметно. Верея нежилась в приятной неге, было так тепло и безмятежно лежать в тёплом коконе, что просыпаться совсем не хотелось. Но зов по нужде прогнал омут грёз, и веда раскрыла глаза. Зевнула в ладонь.
В избе стояла умиротворённая тишь. Предзорьный круг постепенно окрашивал небо, мрак начинал расползаться по углам и забиваться в щели, уступая место свету пробуждающего солнца. Из приоткрытой двери в сени по полу в клетушку крался холодок после дождя, но Верее было тепло под покрывалом.
Только отчего это она лежит не на сундуке, а на дощатом полу избы?
Настолько устала вчера после похода на капище, что не дошла до лежанки? Верея смежила веки, прислушиваясь к своему телу – ощущалась небывалая лёгкость и гармония.
Только меж ног немного саднило, видимо, тягостные дни на подходе.
Ведическая сила плавно струилась в жилах, перетекала по телу, дремлющим, спокойным ручьём, и как только Верея к ней потянулась, та непривычно заластилась игривым котёнком. Щекоткой разбежалась по коже. Девица удивлённо и радостно вздохнула.
Никак Боги светлые даровали мощь с силой ужиться!
Неожиданно позади что-то шевельнулось, и предрассветную тишину разбавило шумное мужское дыхание. Яробор на лавке ворочается.
Однако шею и волосы снова что-то пошевелило.
Сперва Верея спросонок не придала значения, потом… кожи обнаженных плеч и затылка коснулось теплое дыхание, а на талии сдвинулась что… рука? Но не её. Чья тогда?
Проморгавши глаза, Верея опустила взор на свой живот и обомлела. На её обнаженной талии и животе покоилась мужская, мускулистая рука!
Они с княжим волевой лежали в обнимку!
К её нагой спине и бёдрам прижимались крепкое тело молодца. Его тихое дыхание щекотало кожу и шевелило ей волосы… Это Яробор её грел собой, а не покрывало!
Верея замерла, оцепенела, точно пойманная мышь. Сердечко застучало в груди пичугой, а разум подсказал события минувшей ночи.
Она ясно вспомнила, как металась вчера в горячке. Воевода пытался помочь.
Как от прикосновения его сбитых работой пальцев по её телу хлынула волна тепла. Закружила голову, перехватила дыхание. Что опосля они с Яробором творили… как она таяла и до хрипа сорвала голос в его умелых объятиях.
И вся лёгкость утра растаяла быстрее тумана на солнце.
Вот и рассталась она с девицей чистотой. Потому сила и бурлила гармонией крови.
Вдруг её ночной полюбовник прижался теснее, в бедра упёрлось что-то твёрдое, а пятерня его ладони поползла выше и накрыла холмики в миг отяжелевших в приятной неге грудок. Яробор сонно что-то проворчал языком, целуя девичье плечико, и стиснул в ласке пальцы на мягкой, нежной плоти с тугими ягодками.
Верея задрожала. С уст сорвался шумный вздох удивления. От макушки до самых пяток хлынула волна огня. Тело-то ещё помнило, как хозяйке было хорошо ночью.
А она ведь сама просила его сделать её своей, дабы забыться от преследовавшего её кошмара прошлого! Княжий воевода пытался образумить, но не устоял. Да какой мужик устоит, ежели девица сама зовёт.
Батюшки! Стыд-то какой!..
Раскрасневшись донельзя, Верея осторожно, стараясь не потревожить сон молодца, выползла из под могучего тела. Сразу кожу утренней прохладой закололо. Оглянулась на их ложе, и стыд маками расцвёл на щеках: на лежанке разводы её девичьей частоты остались, а ниже пояса мужчины Верея глаз не опускала.
Яробор пробормотал что-то невнятное, пошарил в поисках неё ладонью по сдвинутым вместе тюфякам, не нашёл. Грудь его стала вздыматься чаще, что свидетельствовало о скором пробуждении.
Однако боясь предстоящего разговора, Верея не хотела дожидаться, пока сонные чары окончательно выпустят его из плена. И не зря.
Тихой мышью юркнула меж ним и стеной к сундуку, чистую рубаху и сарафан достала, но как назло в последний момент крышка предательски заскрипела.
– Верея? – сонно позвал княжич, прислушиваясь к окружающим звукам. Но как не старалась вести себя тихо девица, дыхание выдало её.
Молчит, затаилась. Едва слышно сопит рядом. Остатки его дрёмы как рукой сняло. Этого-то княжич и опасался.
Яробор тяжело вздохнул и сел на тюфяке, содрал с лавки мешковину, прикрывая чресла, чтобы ведунью не смущать. Надобно было как-то объясниться, да не знал как начать.
По шорохам понял, что Верея одевалась. Что она думает о прошедшей ночи? Ежели жалеет?! Желваки заиграли на скулах, вина плавленым железом плеснула на темечко и плечи, оставляя груз ответственности.
– Как ты себя чувствуешь? Болит что? – и про себя тут же обругал себя. Нашел что спросить первое, дурак!
– Нет. Всё… хорошо со мной, Яробор, – отозвалась тихим голосом.
А сколько боли и печали в словах крылось! Казалось, всё Верея понимала и не тешила себя ложными надеждами.
Княжич скрипнул зубами, попирая себя последними словами. Не смог удержать свои хотелки в штанах! Честь девичью сорвал, которая могла бы достаться любому Вереи.
Пусть бы хоть и мальчишке тому, Всемилу белозерскому! А он загубил ей судьбу, глупец!
Однако ревность к юнцу вдруг яростью облизнула мужское сердце. Не хотелось, чтобы бы девица принадлежала никому другому, только его была! Яробор вздрогнул, поймав себя на этой неправильной мысли.
– Верея, я… – запустил пальцы в волосы, с силой потянул, нарочно причиняя боль. Не желал, чтобы девица думала, что он как последний гнусный тать воспользовался её беспомощностью и взял. – Я не хотел. Прости.
Прости.
Всего одно слово, зато какое ёмкое. Многое им обозначалось. От этого ещё горше Верее сделалось, без сил она опустилась задом на сундук, и не сдержала разочарованного стона.
А чего ожидала? Что Яробор проснётся и сразу замуж позовёт? Наперёд знала, что не случится такого. Только глупому сердечку не объяснить всё этого.
– Всё в порядке, правда. Я всё понимаю и ничего от тебя не жду. Не знатного я рода, не ровня тебе. В Кагояре у тебя наверняка есть невеста, коя ждёт твоего возвращения.
– Есть, – не стал скрывать. – Прости, я сожалею. Ты замечательная, хорошая, добрая. Дело не в том ровня ты мне или нет…
– Долг велит, – печально усмехнулась.
Яробор кивнул. Отнял ладони от лица и потянулся ими к светлокосой ведунье, но оборвал порыв, и руки упали вдоль тела на бёдра. Княжич с силой впился в мышцы пальцами, дабы не коснуться желанной девы.
– В городище ждёт меня сговоренная невеста. Не могу ослушаться наказа отцовского. Долг перед родом велит взять её в жёны.
И не нашёл слов более, дабы лучше объяснить, какие чувства сжирают его нутро. Не мастак он речи складывать! Так правильней будет, как бы не было больно. Как бы не хотелось поступить иначе.
Верея низко опустила голову, скрываясь за разлохмаченными волосами… она как раз и не жалела о содеянном.
– Значит на то божья воля была. Зато теперь во мне сила веды пробудилась.
На глаза Вереи навернулись слёзы, а потом она вспомнила, что воевода не может видеть её. И хорошо.
Ноги понесли Верею к порогу вон из избы. Однако молодец поймал её за руку, когда хотела прошмыгнуть мимо него. Но прежде, чем он что-либо добавил к сказанному, она приложила палец к мужским губам, опередив:
– Не печалься, Яробор. Одиночество участь всех вед.
Больно оказалось услышать о невесте… душа в клочья рвалась.
Вспомнились напутствия бабки Грознеги: «Мужчина он видный, хоть и слеп. Поэтому берегись – сердце у тебя одно. Никому его не отдавай! Даже за самый драгоценный подарок».
Поздно. Верея за просто так сердце своё княжьему воеводе уже отдала. Не прикажешь глупому сердцу, кого любить, а от сильных чувств так просто не избавиться…
Горькие слёзы всё лились и лились по щекам. Но коли есть невеста знатная у богатыря на примете, ни к чему ему знать и слышать, как другая девица сырость тут разводит по несбыточным грёзам.
Вырвавшись и сдерживая порыв бросится бегом к порогу, Верея спокойно, из последних сил, зашагала к дверям. Княжич не стал удерживать, остался в избе, сжимать от злости кулаки.
***
За одну ночь не осталось и следа хвори в теле Вереи. Сила веды выжгла напасть. Успокоив ноющее сердце и запрятав чувства к княжьему воеводе в самый его дальний краешек под замок, Верея вернулась в избу.
Растопила печь и согрела вчерашнюю кашу с мясом за завтрак. Трапезничали с Яробором в гнетущем молчании, каждый при своих глубоких думах, а покончив с едой, стали собираться в путь-дорожку.
Княжич занялся своими вещами, Верея своими. Пучков трав набрала редких сушенных, кои пригодиться могут на всякий случай, обычные-то в любом месте сыскать можно.
Шкатулку свою с обломком древка стрелы в сумку положила. Воду, съестного, кресало с огнивом, одежу сменную и так по мелочи всё нужное. Сапожки из тонкой кожи обула, лапти в пути не сгодятся, быстро стопчутся и порвутся.
Яробор на улицу вышел, а она в избе порядок навела, утварь на залавок печи расставила, какая покрупнее с ведрами в сени отнесла на полки и под скамью. Излишки запасов яств, которые жители весей надавали, было решено вернуть, поскольку неизвестно когда Верея сюда вернётся. И вернётся ли вообще.
В руки вдруг венок купальский попался, кой Верея сунула с собой в сумку, когда тайком покидала Калиновку. Зачем только брала?
Слух привлёк потрескивающие угли в печи. Недолго думая, Верея убрала задвижку и бросила в горнило венок. Угли тут же разошлись и жадно схватились за суховей, пожирающий цветы со стебельками огонь вспыхнул до свода.
В груди кольнуло, запекло на миг сожаление. Иного венка Верея уже плести не станет.
Как угасло пламя, она затушила печь, поставила обратно задвижку, и угостила напоследок снедью домового, добрым словом наказав приглядывать за дом. На глухо затворив ставни, повесила сумку на плечо и вышла наконец на улицу.
Закрыла дверь и наложила наговор, чтобы незваные гости не нагрянули. Вот и ладненько. Кивнула довольно содеянному и к ожидавшему её молодцу с крыльца спустилась.
Широко расставив ноги в коленях, хмурый Яробор сидел на пне, на котором дрова рубил, и скучающе жевал травинку. В руках княжич вертел кинжал, да периодически кидал его в землю ни в чём не повинную. Ленту на глаза широкой полосой повязал, захватив светлые волосы, прижимая их голове, чтобы на ветру не мешали.
Облачился воевода в походное: на рубаху жилет серый поверх надел и кушаком подпоясался. Штаны из добротной плотной ткани натянул. Сапоги почистил. Из правого голенища торчали ножны кинжала, а за спиной молодца виднелась угрожающе длинная рукоять меча острого.
Истинный богатырь. С таким путь к Ягине не страшно держать. Даже слепой, он сразит почти любого врага. Верея видела его ратное мастерство.
Жаль не её он мужчина…
Но запретив даже думать себе об этом, Верея прочистила горло и произнесла отстранённым голосом, будто и не случилось между ними ничего:
– Идём в деревню, еду отдадим и лошадь купим. На своих ногах мы долго добираться будем.
На том и порешили. Поднялся княжич, сунул кинжал в ножны, свою сумку на плечи взвалил и Вереи забрал, хоть та и лёгкая была. И вместе, бок о бок они направились в Белозёрку.
Староста старик Изяслав поохал поначалу, покачал седой головой раздосадовано, но продал им крепкую лошадь. Однако взял с Вереи наказ воротиться к зиме.
– Как боги повелят, батюшка. Благодарствуем за помощь и гостинцы, – Верея поклонилась в пояс старосте весей, краем глаза подмечая, что Яробор тоже выказал уважение наклоном головы.
А ещё то, как повисли на заборишках подворья местные девицы, поглазеть на статного молодца да поохать, томно повздыхать.
Ишь, курицы ряженые!
– Ну, пора нам. Не поминайте лихом, – раздражённо цыкнув про себя, Верея поспешила распрощаться со старостой и убраться отсюда, дабы не видеть, как молодухи зенками своими хлопают, улыбаются и хихикают что-то друг дружке на ушко.
Всемил маячил поодаль у колодца с другими парнями, но подойти не осмелился, опасался Яробора после стычки у лесной избы. То и к лучшему.
– Ступайте с миром, – по-доброму пожелал Изяслав.
Было видно, что он хотел спросить что-то о Яроборе, но отчего то всё не решался, мямлил. И хорошо. Не хотелось Верее лгать и выдумывать кривду сильнее, чем есть сейчас.
Верея с княжичем вышли за ворота, ведя под узду гнедую лошадку, а там за околицей сумки, лук её и колчан со стрелами на круп с обоих сторон приладили, в седло запрыгнули.
Пришлось ведунье впереди Яробора сесть. Благо названный отец, Горян, в своё время обучил дочь как нужно в седле держаться, и она в этом деле преуспела. Несмотря на ворчания матушки Деяны, лихо скакала по полям на перегонки с деревенскими мальчишками.
А слепому с вождением в неизвестном пути не управиться, каким бы удальцом не был. К избе Грознеги княжьего воеводу дружинник привёз и оставил на волю богам. И конь под ним не его привычный, а чужая лошадь.
Потому будет Верея его глазами, пока они проклятье не снимут.
Сел княжич позади, правой рукой за переднюю луку седла взялся, а другой за ремённую перевязь с боку, стараясь лишний раз не касаться девицы. Но разве возможно такое, когда одно седло двое делят?
Выправив лошадь на дорогу меж полей и лесом, Верея пустила её рысцой. В спину врезалось твёрдое тело Яробора. Тихо охнув, девица неестественно ровно выгнулась, пытаясь увеличить расстояние между их телами, но гнедая ускорила шаг, перешедший вскоре в галоп, и ведунью снова отбросило назад, прямо на грудь мужчины.
Последующую попытку на корню пресёк княжич.
– Прекрати, Верея, не ёрзай, – проговорил, опаляя дыханием маленькое ушко. Вымученно вздохнул и приобнял её за талию левой рукой, крепче к себе прижимая. Велел: – Держись лучше.
А сам еле слышно ругнулся и зубы стиснул до скрипа, в подробностях представляя, какой изнурительно сладкой пыткой для него обернется поездка.
От вошканий девицы чресла налились приятной тяжестью, по жилам потекло желание. Руки чесались дотронулся до нежной кожи, запутаться пальцами в светлых волосах, от которых исходил травянистый запах ромашки и хвои. Вкусив однажды запретный плод, тяжело сопротивляться жажде сделать это снова. И чтобы не сойти с ума от шепота бесов в голове, понукающих нарушить данное себе слово, прохрипел вслух ведунье:
– Ехать нам долго, потому расскажи, где эту Ягиню нам отыскать.
Верея тотчас затихла и отодвигаться перестала. Ничего не поделаешь, обоим им в пути в муке сердечной маяться.
Вспомнила, как разговор с богами держала, и пояснила Яробору, что мудрая владычица лесная жила в самой чаще леса на перепутье трёхмирья, где находится граница, между миром живых и миром мёртвых.
Всегда избушка Ягини повернута в сторону мира Нави, отчего забредшим путникам приходится просить её развернуться к ним передом, а к лесу задом. Кот сварливый с ней живёт, по хозяйству ей помогает, за домом приглядывает, когда отправляется Ягиня в странствия.
Молва в народе ходила, что могла она выглядеть, по своему желанию, то молодой девушкой, то древней старухой. Суеверия или правда всё это, предстоит им выяснить.
– Будем ехать на запад. Если соизволит нас пропустить Ягиня в свои владения, переход сам появится.
…Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Ехали они так до самой вечерней зари. Редколесье, мимо острога одного проехали, реку с разлитыми берегами обогнули, да снова в чащу непроглядную забрались.
Небеса окрасились багрянцем, тени сгустились и потемнело кругом, и решили на постой обустраиваться. Нашли полянку подходящую, спешились, лошадь распрягли, в запруде напоили, яблоком угостили да сами перекусили. Разговор меж ним не клеился от усталости, потому стали спать укладываться.
Яробор вскоре крепко уснул. А Верее отчего-то не спалось. Решила она резы бабки Грознеги раскинуть, кои нашла на полатях в избе и с собой в дорогу зачем-то взяла. Давно хотелось поворожить, да всё никак случай не представился.
Выудила из сумы мешочек холщовый, верёвку развязала. Высыпала резы на подол и бережно собрала их в ладони. Потрясла и пересыпала, лаская пальцами отполированные до шёлкового блеска деревянные плашечки. Они из ясеня были сделаны, когда-то медово-светлые, давно уже потемнели и стали цвета тёмной дубовой коры.
Сами резы Рода не могут сказать ни правды, ни кривды, ими говорят другие силы, те, которые напрямую связаны с богами, заправляющими миром под небесами. Макошь спряла уже судьбу и её и Яробора, пряжа та намотана на веретено жизней. И не изменить ничего.
Но частицу грядущего углядеть может и получится, чтобы знать, с чем дело предстоит иметь.
– Откройте мне, небесные пряхи, ласковая Доля, мудрая Недоля, что ждёт нас с княжьим воеводой, Яробором, впереди. Один раз спрошу, один ответ прошу, на добро, на вашу милость! – тихий шепот вдруг подхватил ветер, покружил по полянке и понёс мимо занавеси крон к самим небесам.
Верея бросила на расстеленный плат резы, внимательно оглядела, прочитала знаки на каждой и испуганно охнула, прижав ладонь ко рту…
В листве деверев перекликалось меж собой ночное зверьё, ухали стряхнувшие с перьев дрёму филины, на охоту собирались. Сверчки стрекотали, и шелестела сплетаясь ковром, листва, словно о чём-то сговаривалась.
Где-то в соснах облюбовал себе чужое гнездо сокол Зорко. Яробор крепко спал, и лошадь их тоже, вдоволь нащипавшись вкусной, душистой травки, улеглась подле тлеющего костра.
А Верея с придыханием разглядывала полученный узор из древних знаков.
Непростой расклад получился.
Ждут их трудные испытания на пути. Резы с символами, обозначающие имя Яробора и её, Вереи, выпали в серёдку, а по кругу выстроилась стена из преград и опасностей.
Ведьма проклятая чует неладное, козни свои старается плетёт, чтобы помешать! Послала по их души силы тёмные, злые.
Но иного испугалась Верея…
Один знак на ясеневой плашечке – препятствие, он прямо между ними с Яробором лёг и указывал на врага, который под чужой личиной прячется… оборотень поди им повстречается?
При том гранью эта плашка тесно соприкасалась с резой княжьего воеводы. Может, знаком молодец с врагом этим?
Дальше что к чему понять сложнее. Ещё одна плашечка упала странно на бок, да плюхнулась та после резы Рода, коя является самой сильной из всех остальных.
А всё то, что предсказано в раскладе, идущем после резы Род, случится обязательно. Грядущего уже не изменить.
Сердце Вереи пропустило удар.
Если бы неправильно вставшая плашка выкатилась бы символом вверх, то это четко означало… смерть.
Чью?! Её или Яробора?
А так будто выбор какой маячит. Кому его сделать предстоит?! Верея сжала виски пальцами, стараясь унять ноющую боль. Запуталась, сложно это всё.
В памяти вдруг всплыли слова травницы Баяны из Калиновки, когда та на неё ворожила: «В странствиях суженого повстречаешь, любовь ваша вспыхнет, как пламя огненное. Но помни, что огонь жалит больно. Думаю, с ним выбор тот связан. Избу в глуши вижу, по крови она тебе принадлежит. Силу там свою пробудишь, но и зло с горем познаешь».
Ей выбор, связанный со смертью значит предстоит?..
Вытащила Верея и докинула еще несколько плашечек, светлые бровки почти сошлись на переносице, руки затряслись.
Углядела символ мужа или жениха, тронула резу пальцем. Рядом знак любви его зарождающейся. Грусть острой иглой кольнула девичье сердце.
Ну, это ясно, раз у Яробора в Кагояре есть сговоренная невеста, то он и женится! Но тогда где символ невесты? Не видела Верея её, не выпала, сколько ни бросала.
Однако аккурат к плашке воеводы, стукнув её выкатился символ замка́. Заперты чувства его. Долг или тяжесть какая-то, не дают ему открыться перед суженой.
Следом из руки выпали ещё две плашечки со знаками, чёрные, насыщенные злой колдовской силой, они совсем сместили резу Яробора в сторону от той, что на саму Верею указывала.
Ведьма!
Трудно растолковать и разуметь. Но можно с уверенностью предположить … да нет! А знаки молвили всё одно – ведьма испытывала к воеводе ежели не любовь, то не простое чувство, граничащее с безумием.
Веда перевела тревожный взгляд на безмятежно спящего молодца, вытянулся он во весь свой немалый рост рядом с ней на лежанке из листьев. Согнутую в локте руку под голову заложил, чтоб удобнее было. Видимая из-под повязки на глазах часть лица его расслаблена, похоже не мучали нынче его чары проклятия.
Не зря Верея на земле вокруг постоя руны защитные начертила. Возросла силушка-то! Теперь, как время настанет, поборются они с гадиной на равных!
Угли в костре почти затухли. Верея задрожала от крадущегося холода ночи, подкинула хвороста, поддерживая огонь. Губы поджала.
Темнил, не договорил что-то в своей складной истории Яробор. Не был до конца честен с ней, а помощь получить хотел.