Я буду твоими глазами

Глава 5

Незнакомец стремительно надвигался. Охотничьи инстинкты Вереи сработали быстрее разума.

Пнув пяткой стоящее на лавке у входа в сенях пустое ведро в сторону, чтобы мужчина отвлёкся на созданный шум, сама бесшумно переступила в другую, незаметно подныривая у него под рукой. И как только молодец повернулся на звук, со всего маху приложила его по затылку рогатиной.

Не ожидавший подобной прыти, молодец с грохотом, как подкошенный, рухнул на пол, растянувшись в тесной избушке во весь свой немалый рост. Верхняя половина туловища оказалась в клетушке с печью, а длинные ноги в сенях.

Верея прижала ладонь к своему рту…а не прибила ли она его часом? Затих ведь и более не шевелился.

– Ох! – опомнившись, метнулась зажечь огнивом пару лучин, поскольку света от одной чадящей свечи кот наплакал. А как сделала, вернулась к лежащему на животе без движения мужчине.

Стоило его всего осмотреть, как сердце дрогнуло от жалости. Вся его рубаха на спине и правый бок были залиты бурыми пятнами – разводами крови, кои впотьмах она сперва приняла за грязь.

Верея присела рядом с ним на колени. Осторожно раскрыла края рваной ткани и ужаснулась воспалённым рубцам с исходящим от ран неприятным гнилостным запахом. Большие глубокие борозды мужчине оставил зверь, вероятно в лесу ему не повезло нарваться на медведя. Не удивительно в таком-то состоянии, когда зрения лишён.

Лицом молодец был повёрнут к ней. На неестественно сером лице выступила испарина, глаза скрыты под тёмно-красной повязкой, а губы его беззвучно шевелились. Он бредил. Тяжёлое с присвистом дыхание вырывалось изо рта. Дотронулась ладонью до лба и убедилась, что кожа мужчины горячая, как камни раскаленные.

Тяжесть поселилась и в груди Вереи. Стало жаль его.

Теперь по-иному виделось его поведение. Воина повело на неё. Скорее всего не напасть он хотел, а попросить помощи. А она его палкой огрела до кучи. Вот дела…

И что теперь с ним делать?

Решение пришло само: оставить его умирать Верея не могла. Муки совести замучают. Вылечит этого невежу, а там пусть идёт на все четыре стороны.

Для начала сходила за собранным хворостом и растопила печь. В большом котелке поставила греться воду, в другом, что поменьше для похлёбки. Снова вышла на улицу и занялась свежеванием добытых зайцев, а заодно и мысли в порядок привести.

Слишком многое свалилось на её плечи. Забот по горло.

Расправилась с ушастыми быстро, шкуры промыла и повесила те сушиться, а мясо занесла в избу, порубила кусками и закинула вариться в малый котёл.

Пока поспевал бульон, не с первой попытки стянула с бессознательного богатыря сапоги, и за подмышки кое-как, напрягаясь из последних сил, кряхтя и ругаясь на все лады, взволокла этого упитанного великана в клеть поближе к печи.

– Ну и кабан, – пробурчала, в изнеможении падая возле незнакомца. Полежала немного, переводя дыхание от усердия, пока сердце не успокоило бег, а после встала, решив заняться ранами.

Нарвала кусков от выцветшего рушника, замочила в горячей воде с травами. Стащила с полатей старую лежанку и перекатила туда хворого. Распорола ножом по швам окровавленную рубаху, осторожно сняла её мужчины да в угол закинула, после выбросит, толку от ней не осталось. Штопать бессмысленно.

Мужчина остался лежать в одних плотных кожаных штанах. Ещё раз поразилась размерам этого великана и, стараясь особо не таращиться на обнаженную грудь с мелкими русыми волосками, промыла все глубокие и помельче борозды от когтей. Очистила каждую от грязи и свернувшейся крови с гноем, туго перевязала лоскутами ткани поверх целебной кашицы из трав.

Знатно косолапый его отходил! Крови потерял не мало, а живуч оказался. Принесло же его на её голову…

Сходила в сени, где висели пучки сушеных временем трав у бывшей хозяйки избы, сорвала один и добавила к нему суховеи из своих запасов. Подожгла и тут же затушила, стала водить чадящими веточками над лежащим мужчиной, вслух проговаривая молитвы. Всегда те помогали и ускоряли заживление.

Как закончила, смочив тряпицу в прохладной остывшей воде, обтёрла пот с верхней половины его тела. К этому времени жар чуть спал, и суровые черты лица воина расслабились.

Верея склонилась над ним. Потянула ладонь к повязке, желая посмотреть что у него с глазами, но тонкое запястье вдруг перехватили стальные пальцы.

– Не смей! – рыкнул он, очнувшись.

Так получилось, что незнакомец дёрнул её на себя, и Верея, потеряв равновесие, упала ему на перевязанную грудь. Мужчина приглушённо застонал от боли и замер, ощутив мягкость изгибов молодого тела.

– Ты девица что-ли? Не старуха? – казалось, он порядком озадачился, словно ожидал найти в избе как раз старуху. Вероятно, прежнюю хозяйку.

А Верея не знала, что ему ответить, оцепенела и словно язык проглотила.

Воин провёл зачем-то пятерней по спинным позвонкам и спустил ладонь немного ниже поясницы на упругие полушария, отчего Верея пуще зарделась и еле слышно ахнула.

Одна её рука лежала на груди, где тяжело и сильно ухало мужское сердце.

– П..пусти! – пискнула, окончательно растерявшись. – Я же… я промыла твои раны. Они вновь откроются, если не прекратишь напрягать мышцы.

– Коса длинная и шелковистая, –хворый молодец совершенно не слушал её смущённый лепет, он продолжал изучать свою спасительницу.

Поднялся по переплетению косы вверх к голове, перебрался на подбородок, кончиком указательного пальца губ нежных коснулся.

Верея догадалась, что он всё ещё бредит.

Отвар. Нужно дать ему отвар из одолень-травы, пока он в состоянии его проглотить. Переборов стеснение, после горячки мужчина вряд ли вспомнит, как лапал её, Верея спросила:

– Как твоё имя?

Молодец почему-то задумался, и спустя непродолжительное молчание соизволил ответить:

– Яробором меня зовут.

– Отпусти меня, Яробор, – прошептала сипло, близость полуобнажённого мужчины её пугала. – Тебе нужно выпить снадобье.

– А не отравишь, колдунья? – рот его исказился в усмешке, за которой крылась боль.

– Я бы могла убить тебя уже сотню раз, пока лечила раны.

– И то верно… – тихо ответил, разжимая оковы на юном теле, и вновь провалился в пучину горячки.

И тем не менее Верея смогла залить ему в глотку отвар из кувшинок, что дала ей хозяйка реки Ветрана. Ложку за ложкой, проливая капли, но влила в Яробора нужное количество.

Вот и пригодился венок.

Сделав это, Верея доковыляла до узкой лавки, улеглась прямо на голые доски, да так и заснула утомлённая.

В эту длинную и тяжёлую ночь кошмары её не мучили.

Поздним утром Верею разбудило щебетание птиц за окном. Солнечный свет уже во всю проникал в окна и во все щели ветхого жилища.

Это какая она соня! Посетовала на саму себя, с трудом садясь на лавке. Хотела ведь встать с рассветом, поскольку дел невпроворот, а провалялась вон аж до каких пор. Непорядок. Умаялась за вчера, что ещё сказать.

От жёстких досок ныло всё тело, от долгого лежания онемели руки и ноги, а как только она пошевелилась, разгоняя по жилам кровь, атаковали колкие мурашки. Поёжилась от прохладного воздуха, огонь в печи-то потух. Надо будет налаживать быт со здешним домовым и духом запечником, поскольку теперь ей предстоит в этой избе жить.

Окончательно проснувшись, первым делом Верея сходила проведать раненого. Мужчина крепко спал. Его дыхание было глубоким и спокойным, грудная клетка ровно вздымалась и опадала.

Верея и сама вздохнула с облегчением. Не зря спасала, приложив к этому немало усилий. С такими ранами без посторонней помощи воин бы не выжил.

Яробор…

Странный он. Одежа вроде простая на нём, а кинжал при себе довольно искусный имеет. Такой купцы или знатные бояре позволить себе могут.

Верея отмахнулась от этой мысли, как от назойливой мухи. Ей-то дело какое? Вылечит и скатертью дорога ему.

Старая волчья шкура сползла с груди молодца, повязки слегка пропитались бурыми пятнами, позже поменять надобно будет. Верея подошла ближе и осторожно дотронулась до его лба, чтобы не потревожить навеянные травами сон.

Лоб был теплым, жар спал. Вот и хорошо! Вот и ладно. Значит на поправку Яробор идёт.

Окинув избу придирчивым взглядом, стараясь не шуметь, Верея сходила в заросший травой двор за примеченными раннее дровами, собираясь заново растопить печь. Хворому необходимо постоянно находиться в тепле.

Ухватом поставила в гарнило печи котелок с похлёбкой из мяса зайца, а после, как потушилось, добавила туда репу с горстью крупы, что семья купца пожаловала за помощь. Отвар из одолень-травы подогрела.

Русалочий цветок по иному он называется. Мать Сыра Земля с живой водой этот цветок породили – оттого есть мощь у него против нечистой силы в водах и в полях, и на земле вообще. Рвать кувшинки нужно с ласковыми словами, да заткнув уши.

И ни в коем случае не дозволялось срезать их ножом. Баяна говорила, что при этом якобы стебель кувшинки истекает кровью, а тот, кто это сделает, будет видеть тяжёлые, кошмарные сны.

С корневищем одолень-травы в руках пастухи обходили поле, чтобы при пастьбе предохранить скот от пропажи, а ещё старица сказывала, что помимо лечебных свойств отвар этот может возжигать пламя ответной любви.

Вот в последнем Верея сомневалась. Ну, рвали кувшинки её подруженьки из Калиновки, пробовали Сурица с рыжеволосой Ирией любых своих молодцев напоить да без толку всё.

А, может, оттого, что чувства без ответа их остались?

Тряхнула сердито косой, изгоняя мысли не к месту, которые её посетили, отошла от печи к грубо сколоченному столу, травы свои из охотничьей сумки вытащила, перебирать стала, развесит позже.

К чему вообще об любви задумалась? Ей точно нынче не до женихов.

О том, где провизии раздобыть думать надобно, а не о всяких пустяках да глупостях!

Сходить на охоту, шкурками и мясом запастись, трав собрать, насушить, а опосля в поселении местное можно наведаться, обменять на муку с крупой, да вещи разные. Парочку плошек с чарками. От былой хозяйки поди ничего путного не осталось, растащила детвора доброе всё.

С жителями Белозёрки знакомства завести. Может, помощь кому из людей нужна или скот вылечить худый.

Досок найти, мужиков упросить крышу починить, когда небеса громом и дождём разгрозятся течь во все щели будет. Зима скоро подлетит, такие важные дела откладывать нельзя.

Кущери при дворе и сама серпом выкосит, вон он, в сенях на крючке висит. А тяжёлая-то работа не по силам будет слабой девице.

– Кто ты?

Верея чуть не подпрыгнула на лавке, раздавшийся за спиной голос Яробора её порядком напугал. За своими думками она успела и позабыть о раненом!

Угомонив зашедшееся в волнении сердечко, обернулась к мужчине. Держась за туго перевязанный живот, он поднялся с лежанки и теперь стоял, пригнувшись, о дверной косяк тяжело плечом опирался. Потолок явно для его роста оказался низок и неудобен.

Верея сглотнула в горле ком, слишком много места в тесной клетушке занимал воин! Она-то никогда до этого не оставалась наедине с мужчиной… Ждан с Горяном не в счёт, родичи.

– Меня Верея зовут, – тихо произнесла, робея перед этим богатырём. Пусть он и ранен, мало ли что ему в голову взбредёт. – Садись за стол, тебе поесть нужно, я сейчас жидкого налью.

Споро сгребла и переложила пучки трав на узкий подоконник. Шелуху в подол тряпицей со стола смахнула.

Ей пришлось протиснуться мимо него к печи. Едва не задела Яробора плечом, аж дыхание задержала, когда скользнула рядом, а воин казалось наоборот, подался ей вслед и с шумом втянул носом воздух.

Или запах её.

Ведёт себя, как дикарь!

Отодвинулась от раненого ещё чуть дальше и полезла в котелок проверить не остыла ли похлёбка. Горячая ещё, вот и хорошо.

– Вере-ея...

От того, как протянул её имя, у ней дрожь по спине пробежала, и руки затряслись. Что уж говорить о глупом сердце, ухнувшем прямиком в пятки.

– Так кто ты, Верея? – повторил свой вопрос.

– Я… ведунья из Белозёрки. Бабка моя здесь жила.

По сути про бабку не солгала. А что ему ещё сказать?

Ведунья, значит. Благодарствую, что раны подлечила.

– Пустое. Не могла я иначе. Садись, трапезу разделим. Тебе сил набраться нужно, – обернулась к нему и увидела, что молодец на месте стоит и затылок потирает.

Жар стыда осыпал спину. А это ведь она его рогатиной приложила! Понадеялась, не вспомнит, что вчера в бреду творил. Не тут-то было.

– Тяжёлая у тебя рука однако, ведунья, – усмехнулся, разминая шею. – Хорошо ты меня огрела.

И вроде бы совсем не зло сказал. С довольством даже, отчего румянец ярче на щеках расцвел маками.

– Прости. Я думала… ты напасть на меня хотел, – принялась оправдываться, наливая в миски бульона с репой и крупой. Яробору кусочки мяса пожирнее да побольше положила, себе поменьше. – Мой батюшка... охотником по молодости был. Вот и обучил всему, что сам знал и умел. И как за себя постоять.

Подбирала слова Верея осторожно, чтобы ненароком лишнего не сболтнуть.

Взяв в обе руки старые деревянные плошки, которые вчера днём отмыла, понесла похлебку к столу, мимо криво ухмыляющегося молодца. На этот раз он потеснился, давая свободно пройти к столу, Верея почувствовала, как он провёл ладонью по всей длине её косицы.

Мурашки разбежались вниз по позвонкам от мимолётного касания мужчины. Яробор не мог видеть и изучал окружающее его пространство через прикосновения. Верея спустила ему эту вольность, а про себя подумала, что так и не переплела косу свою после сна.

– Мудрый у тебя отец, – кивнул одобрительно.

– Да… – подтвердила. А у самой слезы на глаза наворачивались, зарезали, затмили взор. Старосте Горяну она за всё благодарна.

Глубокая печаль грузом легла на сердце: родных-то отца и матушки уже как десять вёсен нет живых. Насилу зажмурилась, избавляясь от скорбных чувств. Лишь тихий всхлип слетел с приоткрытых уст.

Главное она выжила. Придёт её время, сила пробудится и окрепнет, и Верея сполна отомстит всем повинным за жестокую расправу над её родом. За мучения и смерть каждого древлянина. Так и будет.

Плошки расставила, ложки к ним. Отвара целебного в ковш налила, водрузила на стол с противоположной от себя стороны. Краюху хлеба разломила, большую часть мужчине положила, а себе поменьше. Последний кусок.

Оглянулась через плечо на замершего у дверного косяка Яробора, почему не идёт?

– Помочь? – не видит же он ничего и слаб. Привыкнуть уже надо, посетовала на себя за недогадливость. Тяжело ему двигаться с такими ранами. Подошла к мужчине, руки протянула. – Обопрись на моё плечо.

– Я не настолько ущербный, – буркнул вдруг гневно и отмахнулся от помощи. Получилось, что ненароком звонко ударил её по ладоням, – сам передвигаться могу.

Верея губы поджала и поспешно отошла назад. Но не получалось на Яробора по настоящему злиться. Ох и сложный он человек! Истинный воин, не признающий слабости. Несмотря на своё поведение он вызывал к себе уважение.

Села на лавку и стала наблюдать, как аккуратно, но со знанием, где что находится в клети, ступает мужчина. Он не задел своим богатырским телом ни лавки, ни стоящего в углу табурета. Похоже, правда жил здесь, не соврал.

Яробор опёрся руками о рассохшуюся поверхность стола, сцепил в напряжении зубы, опускаясь. Раны от медвежьих когтей беспокоили ноющей болью.

– Вкусно. Спасибо, – распробовав похлёбку произнёс более мягким тоном, ощущая за собой вину за грубость. – Зайчатина? Давно не ел домашней стряпни.

Верея кивнула. Услышать похвалу от мужчины оказалось приятно, а после разумела, что Яробор не видит её кивка, и тихо сказала вслух:

– Да. На твоё здоровье.

Ели в тишине, нарушаемой лишь стрекотанием птиц на улице и шумным дыханием обоих. Когда с пищей было покончено, Верея попробовала вывести мужчину на разговор.

– И давно ты тут… живёшь?

– Две седмицы назад набрёл на эту избу. Волхвы поведали, что сильная ведунья, старуха мудрёная годами и опытом, здесь живёт. – Осушил ковш с отваром до дна и со стуком опустил на стол.

Хмыкнул неприязненно.

– Только не каждому встречному помочь она соглашается. Привередливая в этом деле. Думал, специально не показывается, чтобы сам восвояси убрался. Пока рыскал по окрестностям на медведя нарвался, думал, она на меня косолапого натравила. Повезло удрать от шатуна живым.

– Это не так… нет бабки моей больше. Умерла, – в голосе скрыть боль не получилось.

Одиночество и тоска обрушились на хрупкие девичьи плечи, пригиная спину ближе к матушке-землице. Верея сжала чарку с водой в ладонях. И хорошо, что молодец её сейчас не видит.

– Вон оно что. Не изводила меня, значит, старая.

– Откуда ты, Яробор? И что у тебя с глазами? – Интересно было послушать его наверняка непростую историю. – Их вылечить у неё просить хотел?

– Верно, Верея. Глаза. – Яробор помолчал немного, собираясь с мыслями и духом, а после произнёс: – Я не всегда был слеп. Два года ничего не вижу окромя холодной тьмы.

Сложил могучие руки на стол и провернул голову к окну, с которого Верея утром содрала старый и местами порванный бычий пузырь, пустив в дом свет. Слабый ветерок всколыхнул его светлые волосы и ленту повязки.

– До потери зрения я служил воеводой у кагоярского князя Буревого…