Глава 6

***

…Яробор.

За столько времени, пока блуждает впотьмах, княжич уже привык к этому имени. Так нарекла его родная матушка, но князь Буревой настоял звать Златояром.

Молодой княжич уважал своего отца, жаждал походить на него, хотел, чтобы его также боялись недруги и признавали силу.

Давным-давно, когда Буревой был совсем мальчонкой на его поселение напало варяжское племя. Тати разграбили жилища, женщин попортили, пленили сильных мужей, девиц в рабство увели, а дома сожгли. Князю тогда чудом удалось улизнуть в лесные заросли.

Тати колючки не сунулись проверить. Он кусал кулаки до крови, чтобы не выть вслух, слёзы горечи глотал, а сердце наполнялось яростью и жаждой расправы.

Буревой взрастил в себе чёрный яд ненависти к варягам и однажды свершил месть – голова того вождя, что принёс беду в его дом, скатилась с плеч. А он войском верным обзавелся и княжество своё отстроил, городище целое!

Суженую свою повстречал, княгиню Зарину. Она также как и князь из словенского простого народа была. Любовь пылкая, страстная обуяла их сердца, и родился на свет он, княжич, – плод их любви.

В походы с собой Буревой брал Златояра на север, восток и запад, морем и сушей, завоёвывали они с дружиной один за другим окрестные народы. Прививал князь Златояру отчаянную храбрость, жажду власти и славы. Чтоб карал недругов без сожаления и правил после него твёрдой волей.

Княгиня Зарина всегда с тревогой на сердце и мольбами быть осторожными их провожала, а встречала радостно и ласковым словом да нежными поцелуями одаривала.

Но однажды всё изменилось, когда в городище с заморскими послами пожаловала одинокая путница…

Звали её Агидель. Буревой как только увидел светлокосую статную красавицу голову потерял. Покоя лишился, днями и ночами спать не мог, жаждал обладать заморской девицей, словно околдовала та его своей диковиной красотой.

Про любимую княгиню Зарину позабыл и даже не глядел в сторону жены более. За молодой красой всё ухаживал, долго не давалась Агидель, распаляя мужской интерес, но потом всё же сдалась, и сделал Буревой её своей наложницей вопреки воли жены. Князь он, али не князь?!

Княгиня занедужила вскоре в тоске. Ни волхвы, ни знахари излечить не смогли, руками разводили, так и скончалась родная матушка Златояра. На погребении князь ни слезинки не проронил, стоял и спокойно наблюдал, как пожирал огонь тело некогда любимой женщины.

А сразу после окончания траура Буревой женился на Агидель. Уже тогда княжич неладное заподозрил, но смолчал, покорившись воле отца.

Шли годы. Златояр вырос и возмужал в могучего молодца, походы сам возглавлял. И все чаще стал замечать на себе взгляды княгини. Удивительно, красота её не увядала, когда Буревой старел на глазах.

Агидель пробралась к власти, князь потакал её прихотям и слушал её советов вместо речей и уговоров верных бояр. Златояр до сих пор не мог понять зачем Буревому понадобилось вырезать всё племя древлян. Ничем они Кагояру не угрожали, купцов с хорошими товарами всегда засылали.

Княжич и по сей день не мог простить себе, что не помешал отцу загубить столько невинных жизней. Буревой даже в детей стрелял…

Минуло время. Княгиня не давала Златояру прохода, соблазняла всячески, одаривала заискивающими взглядами, он отмахивался. Пытался пристыдить, как можно ежели она жена правителя, а он его кровный сын! Но змее всё нипочём, она лишь улыбалась, а в чёрной душе её копилась злоба на отказы. Буревой был слеп.

Вернувшись со своего последнего похода, княжич парился в хорошо натопленной баньке, как одетая в один меховой плащ к нему заявилась Агидель. Она скинула его, представ перед ним обнаженной. Красивая и расчётливая. Тело, как у девицы молодой. Решила достичь цели нахрапом.

Голова у Златояра шла кругом, с дороги он порядком испил доброго хмеля, чтобы расслабить тело и разум, поэтому сперва растерялся и позволил ей себя поцеловать и обнять. Опосля дошло, что делает и с кем, и прогнал тогда он распутную княгиню. А Агидель прокляла его за то, что отверг.

Ведьмой она оказалась чёрной. Более ста лет злодеяния творила на свете. Молодость себе в тайне жертвоприношениями невинной крови продлевала на капище. Наследника зачать от княжича хотела, с князем не получалось. Да и люб Златояр стал черствому сердцу.

Проклятье княгини отняло зрение, а Буревой даже слушать не желал, какую змею пригрел на шее.

Мучился Златояр от болей, что помимо слепоты к проклятью прилагались. Раз в седмицу кровавые слёзы душили, а в голове звенел скрипучий хохот отвергнутой ведьмы.

Скитался княжич по землям, назывался всем другим именем, чтобы никто не признал, кто он есть на самом деле, но ни один волхв, ни знахарь не смогли побороть колдовство тёмное.

Извести его верно змея светлокосая собралась! Отца против настроила, а бояре и дружинники указа князя ослушаться не могли, клятву верности ведь приносили Буревому. Впору духа лишиться, но княжич упорно цеплялся за жизнь, не сдавался.

А месяц назад кагоярский волхв Ведагог рясы на него раскинул, поглядел и обмолвился, что есть ещё надёжа.

- Рождённая в весеннем лесу с первыми лучами солнца ведунья, умеющая слышать духов леса, способна избавить тебя от проклятья ведьмы. Живёт она…

Ведагог и поведал княжичу, что такие волхвицы с ведами селились поглубже в лесах, в чащобах и буреломах непролазных. Подальше от людей, поближе к духам, дабы силы свои колдовские проявлять да костры на капищах возжигать. И не только светлых, но и тёмных богов.

Так и привела дорожка судьбы княжича в заброшенную избушку.

Однако не ожидал он встретить вместо дряхлой вредной старухи девицу молодую и притягательную. От её присутствия кровь вскипала в жилах воина, и сердце учащенно билось.

Давно у него не было женщины…

Всей правды о себе Верее княжич не мог открыть, потому немного переиначил историю.

– В землях степных неспокойно было, давил каганат полян, угрозой нависая над нами. Набеги совершали на селения у окраин. Торговые пути из степей к нам не безопасны стали, боялись купцы ходить. Князь меня с дружиной отправил с наказом договориться или разобраться с кочевниками. – Произнёс Златояр задумчиво, вспоминая былое время.

Такое взаправду случалось. Воевали они с хазарами долго.

– Племя они горячее, и дружба у них так же крепка, как и ярость сожжёт всё, коли пыхнет, жестоки они в бою и безжалостны. Не сговорились с их вождём. Мы разбили их, дальше в степи пустынные погнали, а один из татей прежде, чем последний вдох испустить, успел мне в лицо пыльцу какую-то сыпнуть. Шепот чуждого наречия я услышал, и свет белого дня померк для меня.

– А что ваши волхвы? Излечить не смогли? – спросила Верея, утварь со стола убирая.

Жалость поселилась в девичьем сердце к молодцу. Горян рассказывал ей со Жданом, как жестоки в битвах племя кочевников, не чураются использовать яды в сражениях.

– Кагоярский волхв пробовал лечить меня и другие, все как один молвили, что колдовство это тёмное. Сильное. Верно в плену ведьма с ними была или по своей воле примкнула к кагану. Знали кого бить, иродово племя!

Княжич по столу бахнул кулаком, ковш подпрыгнул и на пол свалился. Такая злость на проделки княгини пробрала, аж внутри всё задрожало и натянулось до предела. Из-за этой твари чёрной сколько судеб порушилось и жизней загублено!

Ведунью молодую обманом приходится опутлевать, надеясь на помощь. Не мог иначе княжич, опасно правду о себе раскрывать: немало врагов нажил себе Буревой. Любой воспользоваться его слабостью может и убить.

Тогда лишится князь единственного наследника, и власть его пошатнётся. Уже пошатнулась! Шепчутся по углам бояре и дружинники, что безумие овладевает Буревым, но в открытую опасаются перечить, страшась на княжий гнев нарваться и ведьмин взор.

Агидель ни сына, ни дочери так и не подарила роду. Милостивы боги! Не дают зачать ведьме.

Для всех в городище и в округе известно, что недужит княжич, в походы выходить перестал. Волхв постарался слухи распустить, давая возможность княжичу спокойно выйти за пределы, чтобы побороть проклятье змеи.

Пока боятся соседи могучего грозного войска Буревого, не думают соваться с мечом, дабы лакомый кусок плодородной земли себе оттяпать. Однако жажда наживы рано или поздно перевесит чашу весов.

За два года скитаний Златояр привык к имени, данному родной матушкой при рождении. Поклялся, что костьми ляжет, но вернёт себе зрение и отыщет способ уничтожить ведьму.

А коли тьма от взора всё же не отступит, он хитростью действовать станет, подберётся ближе и собственноручно шею гадюке свернёт.

– Чего буянишь? Утварь мне последнюю роняешь и бьёшь? – прилетел неожиданный укор от девицы. – Понимаю, что невмоготу. Что злость берет от бессилия, но не порть последнее уцелевшее. Итак нет тут ничего доброго, всё рассохлось и поветшало.

Голос Вереи был мягок, несмотря на смысл слов, бархатом лег на взярившееся сердце. Сменил там грозу, прогнал злость. Княжич враз успокоился, и верно, забылся он.

– Прости. Я новое тебе из дерева выстругаю.

– Нет уж. Сперва дай время ранам затянуться, не губи мои вчерашние труды. Я до рассвета с тобой маялась, – слушая её, дивился княжич, как Верее так легко далось остудить его пыл воинственный.

Всего несколько слов произнесла – и злости как не бывало, а чувство вины привязалось.

– Давай сейчас повязки сменю, а потом гляну, что у тебя с глазами.

– Хорошо, – повернулся к ней, с трудом вытаскивая длинные ноги из-под стола.

Хоть княжич не видел, что делала девица, он остро ощущал её присутствие рядом. Вслушивался, как гремела она котелками у печи, ловил кожей движение воздуха возле себя, как только она проходила мимо. С жадностью вдыхал запах юного тела.

Вот она приблизилась к нему и стала промачивать негодные лоскуты повязок и с осторожностью их снимать, чтобы не доставить ему лишней боли. Терпел боль он и посильнее.

От прикосновения нежных пальчиков к плечам и груди по телу княжича хлынула волна тепла. Закружила голову, перехватила дыхание.

– Повернись спиной, – попросила тихо. Её дыхание тоже сбилось, а звонкий голосок осип. Видно впервой Верее приходилось переживать такую близость с мужчиной. По сути незнакомцем.

Доброе и храброе у неё сердце, раз не погнала его прочь с порога. Княжич пожалел, что не может видеть свою спасительницу. До немоготы хотелось взглянуть!

Меж тем девица промыла тёплым отваром остатки травяной кашицы с борозд ран и запёкшуюся кровь.

– Не гноятся. Как хорошо!

Да, он чувствовал себя многим лучше, чем вчера. И все благодаря ей.

Верея умело и быстро наложила новые лоскутки ткани и надёжно закрепила узелками. А прежде, чем она потянулась к повязке, скрывающие его проклятые глаза, княжич сам от себя не ожидая вдруг произнёс:

– Позволишь коснуться лица своего? Хочу узнать, как ты выглядишь.

Его спасительница вздрогнула, ладони на его груди замерли. Показалось, Верея сейчас испугается и сбежит, потому сам поднял руку и положил на девичью щеку. Другой притянул к себе за узкую талию. Так получилось, что Верея оказалась стоять меж его разведённых коленей.

Она дыхание затаила.

А он наоборот, жадно повёл носом, делая глубокий вдох с наслаждением. Запах ведуньи такой манкий до одури. Он туманил голову и будил низменные желания.

Златояр осторожно, боясь спугнуть попавшую в сети птичку, касался её нежной кожи без изъяна грубыми, мозолистыми от оружия пальцами. Обвёл овал точёного личика, аккуратный маленький нос, изогнутые дуги бровей. Прикрытые веки.

Ресницы девицы трепетали, она задышала чаще и шумно, когда подушечкой большого пальца княжич дотронулся до бархатистых губ. Но не сделала попытки отстраниться.

– Красивая… – его собственный голос охрип до неузнаваемого. Златояр изучал её через прикосновения, представляя внешность в своём воображении.

Осмелев, он медленно заскользил другой рукой выше по спинным позвонкам, пересчитал и огладил каждый из них, вырывая из уст ведуньи новые вздохи. Попробовал на ощупь шелковистость растрепавшейся косы.

– Какого цвета твои волосы?

– Светлые.

– Как лучи самого солнца? – уточнил, перетирая их в пальцах, наслаждаясь мягкостью.

– Наверное.

– А глаза? Зелёные, как насыщенная листва леса? – продолжал нашептывать, поднимаясь по переплетению вверх, так и не найдя в косе ни украшений, ни ленты. Значит не помолвлена его спасительница.

Свободная.

– Нет, ясно голубые, – завороженно ответила на ненавящевые ласки и не привычные слуху слова. Ей нравилось, что он делал.

– Как бездонный колодец неба, – пробормотал.

Неискушенная. Не тронутая мужчиной. Княжич понял это по яркому отклику её трепещущего в его объятиях тела. Прекрасный нежный цветок.

Желанный. Запретный для него плод.

***

От прикосновений сильных рук воеводы князя мурашки разбежались по девичьему телу. Верея поймала себя на том, что ей они неожиданно приятны. Она должна была оттолкнуть мужчину, не позволять трогать себя, но почему-то растерялась и не могла прекратить это. Наваждение какое-то!

– Хотел бы я увидеть тебя…

Произнёс он с тихим сожалением, убирая руки от её лица и косы и устраивая их у себя поверх бёдер. Опустив взгляд вниз, Верея заметила, как с силой он сжал их в кулаки.

– Увидишь. Я постараюсь помочь.

Тряхнула головой, разгоняя туман в мыслях, и постаралась сосредоточиться. Потянулась к лицу княжича, указательными и большими пальчиками край повязки подцепила, на лоб грубую ткань собирая, а открыв глаза его, в ужасе ладонь к своему рту прижала, вскрик заглушив…

Глаза молодца выглядели болезными. Белки кровью налиты, а некогда медовая радужка поблекла, и её пронизали чернильные жгуты проклятия. Веки и кожа вокруг тёмная и воспалённая, испещрённая сетью морщин, как у старика. Жилы у висков вздулись.

Никогда Верея не видела такого!

– Всё настолько плохо? – криво усмехнулся княжич, услышав, что ведунья молодая аж дыхание затаила от открывшегося ей зрелища. Он-то ни разу с тех пор, как ослеп, глаз своих не видел. А судя по реакции девицы, вид у него не из лучших.

– Да… – выдохнула, с духом собираясь. – Пожалуйста, закрой глаза.

Молодец выполнил просьбу. Верея положила одну руку ему на голову, другую на солнечное сплетение. Смежила веки и потянулась к глубинам его жизненной реки, как и в прошлый раз с детьми купца.

Вобрав полную грудь воздуха, задержала его на мгновение. На выдохе решительно, но плавно погрузилась в бурлящий поток жизненной силы воина. И сразу понеслась по быстрому течению, прочь от яви, всё больше удаляя свою душу от тела.

Чёрная воронка чужой ворожбы прошила тело жгутами боли и ядовитыми шипами. Не хотела пускать, опутывала руки и ноги вязкой паутиной, гневно шипела и сковывала движения, норовила попасть в рот и нос и загубить вторгшеюся девицу. Но Верея отважно сражалась с тёмным колдовством, упрямо плыла на звук буйно стучащего мужского сердца.

Кувыркнулась в недрах, потеряв всякую опору, и уже не могла распознать, где дно русла, а где небо. В какую сторону грести? Стало так холодно, что, казалось, бесплотное тело её покрылось ледяной коркой, вытягивавшей тепло, забивавшей дыхание.

С непосильной для неё ворожбой она столкнулась. Слаба ещё. Не сможет побороть. Проклятье ведьмы накрепко въелось в Яробора когтями. И отпускать добычу не собирается.

Невиданная сила скрутила. Паника и страх забурлили внутри, пронзая холодом до самых костей. Отчаянно извиваясь, Верея заставила себя во чтобы то ни стало вырваться, изворачиваясь и дёргаясь, но её, наоборот, завертело. Почувствовала, что захлёбывается, истончаются её последние остатки силы. Проклятие тянуло вниз на самое дно, во тьму, в ворота чертогов мрака.

«Мой он. Не отдам тебе! – шипел, что змея, изломанный, скрипучий голос дряхлой старухи. – Погублю, тварь светлая!

Тонкая нить, связывающая Верею с телом, стремительно истощалась и таяла. Медленно провалилась она в кромешную, ледяную тьму, как вдруг иная, ярая сила вытолкнула её душу обратно в явь…

Верея отдёрнула похолодевшую руку от Яробора, отшатнулась от него в страхе и повалилась на зад на пол избы. Карябая ногтями доски, пыталась ухватиться за расколовшийся привычный мир. Её дух слишком долго парил в недрах Нави.

Казалось чернильная муть русла до сих пор заполняла свинцовую грудь. Тошнота душила.

«Дыши! Не смей сдаваться!» – а это уже голос той, что помогла вернуться в Явь. Дух древлянки, хозяйки ветхой избушки, что жила здесь до них.

С усилием Верее удалось сделать вдох, а после ещё и ещё. Она наново училась дышать. Сердце трепещущим комком стучало в самом горле.

– Эй? Ты как?! – Мужской обеспокоенный голос ворвался в хаотичные мысли. Кто-то легонько тряханул её за плечи. – Верея!!

Круговерть перед взором улеглась, чужая тьма и давящая могильной плитой воля отступили, и Верея различила перед собой склонившегося над ней Яробора. Он стоял на коленях и морщился от боли в ранах, от напряжения мышц повязки снова пропитались кровью.

– П..пусти, – промолвила, еле слышно.

Он сразу же разжал руки, а она отползла от него к стене. Как только спиной нашла опору, подтянула колени к груди и обняла себя руками. Тело всё ещё сотрясало дрожью.

– Верея? С тобой всё в порядке? – спросил княжич, ещё в начале ощутив, как только девица его коснулась, что что-то пошло не так.

– Да… – отозвалась она сиплым голосом. – Прости. Я… слишком слаба. Не вступила ещё в полную силу, клятвы Ладе не давала.

Поднявшись на ноги, пошатываясь, побрела к двери. Ей нужно побыть наедине с собой, подумать. До немоготы хотелось на свежий воздух!

– Я в лес, силки проверю, – наплела первое, что в голову взбрело. – А ты ложись, не то раны вновь откроются.

– Верея, постой, – княжич руку ей в след выбросил, но схватил лишь пустоту. Девица уже в сени ускользнула, а через мгновение скрипнула входная дверь, да быстрые шаги по порогу прозвучали.

Ушла. Испугалась чего? Проклятья ведьминого?

Али его, что горой над ней, маленькой и хрупкой навис? Со злости княжич кулаком по доскам пола саданул и голову понурил.

Верея бежала не видя заросшей тропы перед собой от застивших взор слёз и ужаса. Ноги цеплялись за ковер из трав, ветки деревьев и кустов хлестали по лицу и рукам, цеплялись за волосы, она падала, вставала и снова бежала.

Куда? Не знала. Ноги сами несли прочь.

А всё потому, что проклявшая Яробора ведьма та самая, что злую ворожбу на её родное поселение наслала. Ворожбой этой отравлена Живица, протекающая возле пепелища и топей, соприкоснувшись с её водами захворали дети купца Вяженского. Силу тёмную, губительную Верея узнала, погрузившись в жизненные потоки реки мужчины.

Либо это нелепое совпадение. Либо темнит что-то мо́лодец.

В любом случае не тягаться Верее с ведьмой пока её сила не окрепнет. Спотыкнувшись о кочку, она повалилась наземь, так и осталась лежать недвижимой. Мочи не было, устала.

Над головой скрипели великие сосны, меж их высоких стволов гулял ревущий ветер. Полдень, а света солнца не видать, не проникают и не греют землю лучи сквозь богатые листвой и иголками кроны. Серые тучи над лесом нависли. Воздух сгустился, и похолодало.

Сварог гневается. Никак небеса вскоре громом разразятся, и дождь стеной польёт, пару дней как грозится, а все ни капли не упало. Но возвращаться не хотелось.

– Кьё-ёк! – прорезал лесные звуки соколиный крик. Следом послышались хлопки крыльев, Зорко приземлился на полусгнившую, поваленную корягу рядом с лежащей Вереей.

Она подняла голову на птицу, сокол перебирал когтями по замшелому краю и с тревогой смотрел на неё.

– Всё хорошо со мной, друг, – протянула руку и погладила коричневые шелковые пёрышки Зорко.

Заклекотал он ворчливо, не поверив. Крылья расправил и голову на бок вывернул, глазами-бусинками моргнул. Мол, ежели всё в порядке на земле со слезами не валяются!

– Всё-то ты понимаешь и чувствуешь, – натянуто улыбнулась. – Я справлюсь с трудностями, не переживай.

Верея утёрла сырость с лица и поднялась, соринки и мелкие травинки с льняного сарафана стряхнула, но выпачкалась ткань в соке зелени и грязи. А ещё мо́лодца засохшая кровь на подле и рукавах рубахи. Стирать теперь его на заре, и то если толк в этом будет. Завтра переоденется в другую рубаху с платьем, хорошо, что одежу свою прихватить из дома старосты не забыла.

– Давай лучше по лесу пройдемся, родимый? Дома есть совсем нечего, а у меня жилец нежданный объявился, медведем подранный. Не выгонишь за порог, жалко.

– Кьёк, – вновь заворчала птица, сложив крылья, мол, знамо, видали, какой жилец непрошеный в избушку пожаловал. Важный чересчур.

– Тогда поспешим, мой хороший, пока дождь не заморосил. Чую, изба старухина протечёт. Чинить её надобно.

На душе легче стало. Своим появлением сокол отвёл тоску и отпугнул страх. Верея кивнула своим мыслям, однажды справится она с ведьмой поганой. И с Яробора проклятье снимет. С духом старицы, хозяйкой избы, поговорить следует, уж она-то посодействует. Должна! Помогла ведь сегодня, когда задыхалась она в путах ведьмы, вытолкнула в Явь.

А пока Верея лесные дары соберёт. Ягод сладких и сочных, да грибов. Пожалела, что лук со стрелами и нож дома остались.

Это ничего! Так справится. Вместо корзины для съестного и подол сойдёт. А завтра спозаранку она на охоту отправится: шкурками разжиться и мясом, чтобы опосля в Белозёрку наведаться, на крупу с мукой обменять, да мелочь разную.

Воротилась Верея к избе, когда солнце уже опустилось за земную твердь, прорвало, только пламенеющие облака, кои сгрудились над его подземными хоромами.

Полный подол грибов несла, да узелок малины – повезло нарваться на кусты душистые. Больше бы набрала, но стемнело быстро, хоть глаз выколи! И дождик с небес начал покрапывать.

Зорко обратно к порогу привёл… на котором Яробор сидел, её поджидал.

Да задремал, согнувшись и к ветхим брёвнам боком прислонившись. Лента ткани снова глаза его прикрывала.

В окне виднелся свет от растопленной печи. А возле мужских ног валялся топор и небольшая кучка неровно наколотых дров, как смог он, так и нарубил. Это в его-то плачевном состоянии!

Ну не дурень, а?

– Яробор! – кинулась к нему Верея. Высыпав добытые грибы в пустое ведро, принялась расталкивать спящего. Застудится ведь. – Никак ты ума от проклятья лишился!

Охнула, рассмотрев впотьмах бурые повязки на груди и животе. Всё лечение насмарку!

– М-м-м, – простонал удалой мо́лодец, просыпаясь. Вдруг ухватил её за плечи некрепко и заворочал языком: – Вернулась.

– Вернулась я, куда же денусь? А ты что натворил! Зачем за топор взялся, бедовый? – отчитывала его, как дитя неразумного. Впрочем, так он себя и повёл. – Вся грудь в крови, и как только боль терпишь?

Хорошо, что за ней в чащу не потащился. Как бы Верея потом его в дом волокла, тушу эту неподъёмную?! Истинный дурень, а не богатырь княжий.

– Хотел быть полезным, а не нахлебником… – ляпнул в оправдание.

– А ну, помощник, поднимайся и в дом пошли, пока дождь не полил. – Верея высвободила руки из захвата, в бока сердито упёрла. Ишь ты, полезным он быть хотел! – Сможешь?

– Смогу, смогу, – княжич улыбался, слушая ворчливый гневный голосок девицы, в котором проскальзывало беспокойство.

Вернулась… а он уж испугался, что не придёт больше. Ругает, но тревожится за него светлокосая. Пусть себе рычит. Заслужил. Прям услада для ушей.

Выпрямил спину до хруста в позвонках, старался морщиться при ней не сильно, пока вставал. Раны и каждая мышца в теле нещадно ныли. Расплата настигла за подвиги. Всё-таки переусердствовал. Переоценил свои силы и возможности. Девица помогла в дом взобраться, ноги заплетались.

Загрузка...