Я буду твоими глазами

Глава 11

В путь-дорожку в последующие дни отправиться у Вереи с княжичем не вышло… гуляние под дождем и ураганом даром не прошло.

Верею снова мучил плохой сон.

…Она вновь окунулась в своё прошлое. Скакала по лесу с подруженьками, малым братцем и мальчишками, играя в догонялки и позабыв про малину. То тут, то там слышалось чьё то весёлое ауканье и звонкий смех.

Но вот из чащи за Первудом погнался медведь. Верея защитила дурня, что по глупости забрёл во владения косолапого, прощения за него просила. А мишка как заревел зло, да замахал угрожающе лапами с когтями.

Ветер взвыл, налетел яростным порывом, преклоняя ветви деревьев к земле и комья грязи с суховеем швыряя. Потемнело всё кругом, исчезли фигуры Первуда и Полели с братцем.

Сизый туман от медвежьих лап к ногам Вереи ленты потянул. Холодно сделалось. Озноб тело пробил, у Вереи зуб на зуб не попадал. Тьма во мгле таилась.

Сила колдовская. Злая, нечистая.

Зверь встал на задние лапы, как человек, поднял передние, в когтях лук охотничий со стрелой появился, и нацелился бурый прямиком в оцепеневшую Верею.

– Сестрица, сестрица! Мне страшно, помоги!

Голос маленького братца раздался где-то совсем рядом. Верея заозиралась, но никого не увидела, а повернувшись к косолапому закричала от ужаса.

Вовсе не зверь перед ней стоял, а… тёмная фигура мужчины с горящими янтарными глазами.

Позади убийцы вспыхнуло пламя пожара, пальцы в латных перчатках спустили стрелу. Раздался оглушающий свист…

Опрометью Верея кинулась бежать, Бажена, братца малого, отыскала впотьмах и крепко за руку схватила, вместе они побежали от лютого хищника. Полеля, дочь мельника, с ними наутёк пустилась. Стена леса расступилась, луга показались вдоль речки Живицы.

Однако коварная стрела нагнала цель.

Вонзилась в девичье бедро, вспарывая острой болью плоть, ноги подкашивая. Верея вскрикнула и рухнула коленями на землю сырую у оврага.

– Сестрица! – испугался братец, обернулся и за руку всё дергал, просил встать и торопиться. Рядом что-то молвила подружка. А вниманием Вереи всецело завладел полыхающий в беспощадном огне острог.

Всё поселение древлян полыхало!

Терема, избы поменьше и постройки, башни околицы! В нос забивался едкий запах гари, вызывая саднящий кашель. Крики, стоны людей и скота, оглушающий рёв жадного до дерева и плоти пламени.

И повсюду сновали вражеские воины.

Много! Полчище!

Люд невинный рубили, жизни мужей, девок, баб и стариков безжалостно обрывали. Ироды даже детей не щадили!

Сердце Вереи ныло и рвалось на части от ужаса. В темноте и дыме было не разглядеть одежд подло напавших на мирный острог. Алые языки пламени тянулись в мрачные небеса. Дружинники князя уже не успеют подоспеть на помощь, а своими силами не справились.

Никто не успеет прийти… все поляжут в пепле и крови.

– Стреляй, сын! – грозный голос подобно раскату грома расколол агонию плача, криков и лязга стали о сталь.

Верея повернула голову на чей-то безжалостный приказ. На высоком холме у реки сквозь грязно-серое облако дыма пожара виднелись очертания двух непонятных фигур. Крупной и чуть меньше.

Мужи. Враги!

Кто они?!..

Один держал в руках лук. Но до них от Вереи было слишком далеко, дабы она могла их разглядеть.

– Стреляй, Златояр! – повторил душегуб.

Тёмная фигура мужчины нацелила в неё лук. Стрела сорвалась с тетивы.

Она дёрнулась в сторону по склону, ноги не слушались, тело тяжелело. Горло душил кашель. Ей не скрыться от чудовищ в обликах человека.

Ударом на тело обрушилась боль.

Земля под ногами обрушилась, и Верея полетела в пустоту…

– Проснись! – звенящим эхом просил знакомый голос.

Верея вздрогнула и распахнула глаза, моргнула, но кроме полумрака, разгоняемого по углам избы одиноко горящей лучиной разглядеть ничего не смогла.

Кто-то навис над ней горой, лицо – смазанное пятно. А чужие сильные руки удерживали в плену её плечи.

Ведунья убоялась и забыла, как дышать, решив, что до неё добрался убийца из прошлого. Закричала во всю мощь горла и забилась пойманным зверьком в силках.

– Не-ет, пусти! Прочь! – сердечко надрывно колотилось, как у загнанного в ловушку мелкого грызуна. Она пыталась вырваться, скинуть со своего тела чужое тяжёлое, расцепить руки.

– Оставь меня! Не тронь!

Некто оказался многим сильнее её. Чудовище из сна крепко придавил её дрожащее в панике тело к лежанке, обездвиживая и удерживая на месте.

– Верея, прекрати! – рявкнули вдруг над ухом. – Да, проснись же ты наконец!

И она замерла, перестав дёргаться. Прислушалась к окружающим звукам. Тишина. Только мышь где-то попискивает, дрова в печи трещат. Липкая паутина сонных чар отступала, а ясность ума возвратилась.

– Яро..бор? – просипела тихо, с затаенной надеждой. И тело затряслось уже не от ужаса, а холода. То жарко ей, то зябко делалось. – Это ты?

– Я, я, – запыхавшись от усилий, шептал княжич. Он ослабил хватку, больше не опасаясь, что девица в бездумье свалится с сундука на пол. – У тебя жар, Верея. Всё-таки застыла.

Верея его не слушала. Все её мысли в данный миг были о том, что она не плутает до сих пор в кошмаре. Это Явь!

Они с княжим воеводой в избе Грознеги. Никого окромя них тут нет.

– Поцелуй меня… – в порыве попросила молодца, хватаясь за полы его рубахи на груди.

Туман страха от сна и медовой водицы, выпитой накануне, лишь раззадоривал, требуя говорить то, на что Верея бы никогда не решилась по ясной голове.

– Поцелуй меня, Яробор!

Ей необходимо понять, что она ещё жива, а ужас кошмара остался позади, в прошлом.

...Посреди ночи княжича разбудило тяжёлое дыхание девицы. Она едва слышно стенала, бормотала что-то невнятное и металась на лежанке. С уст Вереи срывались мучительные стоны и тихие вскрики. Ей снился дурной сон.

Предчувствуя неладное, княжич подскочил со своего тюфяка и подошёл к ней. Окликнул несколько раз по имени, однако ведунья не отозвалась.

Случайно задела в темноте его руку, и Яробору показалось, что он обжёгся о раскалённую сталь. А положив ладонь на лоб Вереи, убедился в своём предположении… Огненный!

Простыла-таки под дождём, бедовая.

Выругался. Медлить было нельзя, иначе лихорадка её сожжёт.

Княжич добрался до печи, подбросил дров и поставил греться воду в котелках. Закрыл ставни на окне, дверь в клеть – надобно создать как можно больше пара, чтобы прогреть девицу и хворь из тела и духа изгнать!

Пожалел, что не было под рукой натопленной баньки да веников берёзовых.

На последней мысли княжич запнулся, не сразу он разумел, что ему предстоит омыть метающуюся в бессвязном бреду ведунью… А это значит, избавить девицу от одежд и прикоснуться к ней.

Боги! За что ж ему все эти наказания свалились?! Мало ему проклятья ведьмы, теперь это.

С силой сдавил кулаки, замерев истуканом посреди клети. Но ничего не поделаешь, придётся переступить через свой завет не трогать её соблазнительного тела. Пережать горло низменным желаниям и таки сбить жар у Вереи. Девица заботилась о нём, пока он был ранен.

Пришло время и ему отплатить добром за добро.

Княжич зажёг лучину, дабы Верея могла видеть в темноте когда проснётся. С хворью один он не управится, травническому делу не обучен. Так ведал кое-что по мелочи, к примеру, каким листом кровь в ране остановить и всё на этом.

Отыскав в избе за печью тряпки, смочил одну в прохладной водице и принялся обтирать горячий лоб, лицо, шею и руки девицы, потряс за плечи чтобы в себя пришла. Указания дала, какой травы запарить. Он в последнем не мастак. Звал и звал Верею по имени, по щекам похлопал, но всё бестолков.

Крепкие силки кошмара спеленали и терзали девицу.

Пришлось скрипнуть зубами и приступить к тому, чего опасался. С горем пополам Яробор содрал с ведуньи насквозь мокрую, пропитавшуюся потом хвори рубаху, и хорошенько несколько раз обтёр пылающее в лихорадке девичье тело прохладной тряпкой.

Старался в этот миг не думать о прекрасных изгибах под своими ладонями и пальцами. Небесная кара!

Верею била крупная дрожь, она сопротивлялась, выкрикивала что-то, Бажена какого-то звала. Покончив с обтиранием, княжич кое-как надел на неё чистую рубаху.

– Оставь меня! Не тронь! – вдруг закричала девица и замахала руками.

Ему прилетело пару оплеух. Яробор рыкнул и навалился на Верею всем весом, утихомиривая разошедшуюся ведунью.

Какие бесы мучают её?!

– Да проснись же ты наконец! – сильнее встряхнул за плечи, и Верея очнулась. Тихим сипящим голоском спросила он ли рядом с ней.

А после неожиданно попросила её… Он казалось, ослышался. Не могла она!

– Поцелуй! – шептала вторя, требуя, умоляя. Руками вцепилась в его рубаху, притягивая к себе ближе. – Мне нужно почувствовать себя живой…

– Ты бредишь, – выдавил княжич из себя ошеломленно. Просьба ведуньи перевернула всё внутри верх тормашками.

– Пожа-алуйста… – всхлипнула.

И сама потянулась к его губам. Приникла, как к единственному спасению от чего-то ужасного. Приглашала. Ждала.

– Согрей меня, Яробор… так холодно, – шептала. – Своей сделай. Твоей быть хочу.

Княжич вздрогнул и дышать перестал, когда маленькие пальчики веды широкой груди его коснулись, она робко повела ими по коже и затвердевшим в напряжении мышцам. Втянул с шумом воздух в себя.

Как он мог устоять? Не осталось в нём такой силы.

От желанных слов голова пошла кругом, а нутро жгло так, словно на кожу попала капля раскаленного железа и прожгла сердце насквозь.

– Утром… потом пожалеешь. Ненавидеть станешь, – шипел, против воли своей выталкивая изо рта слова, остановить пытаясь и её, и себя.

– Нет. Не буду, – заверила упрямо, отвечая.

Потянувшись вверх, проложила цепочку неумелых поцелуев от колючего подбородка к губам.

Даже не ласка, просто прикосновение! А от нахлынувшего желания затрепетало внутри всё, как у юнца. Тело изнывало в ожидании незабываемой ночи.

– Я не смогу тебе дать больше, – пытался объяснить княжич тяжкий груз, кой ляжет на его плечи и сердце. Не мог он жениться на Верее после этого!.. Долг иное велит.

А она льнула к нему, бедовая, всё ближе. Словно он являлся нагретой на солнце скалой. Дрожащими руками гладила и судорожно цеплялась за каменные плечи. Оплела его ногами, и спрятала холодный нос в выемке под жилистой шеей.

Глубоко вдохнула. Ноготки царапнули спину и лопатки сквозь одежду.

– Напросишься ведь… – зарычал прямо в припухшие от покусываний губы, стискивая пальцы на бедре Вереи.

– Пу-усть, – охрипло застонала. Казалось, молодая прекрасная ведунья всё понимала. И от последнего становилось только горше. – Подари мне эту ночь.

Не нашёл больше что возразить, да и противиться сам себе больше не мог. Не хотел! Давно желал девицу, хоть и в глаза не видел ни разу. В паху невыносимо, до боли тесно.

И потянулся к ней со всей безудержной страстью и нетерпением, как и она к нему. Жадно сминал податливые уста, сладкие, сохранившие вкус медовой воды, которую они пили перед сном.

Верея отзывалась с пылом, неумело целовала с такой же готовностью, с какой он её целовал! А княжич хмелел с каждым новым мигом.

Грубыми пальцами ласкал её затылок, пропускал сквозь них пряди мягких, как заморский шёлк, волос.

Пил и пил поцелуй с ней, словно сурицу, туша боль и отчаяние в трепещущем от наслаждения сердце. Вкушал и пил её горячее дыхание, поглощая огонь, что сжигал девицу изнутри, и своей страстью взамен с ней щедро делился.

Всего одна ночь, решил Яробор для себя.

Склонился ниже и коснулся губами тоненькой жилки на бархатной шее. Верея немедля откликнулась, да так горячо, что тело в сладкой истоме свело. Имя его протянула, голову запрокинула, во власть его всю себя отдавая.

И ловким движением рук княжич развязал и приспустил тесёмки надетой на неё им же рубахи. Налитые холмики грудей обнажая со сжавшимися ягодками. Попробовал обе языком и губами, посмаковал ненасытно. Ладонью огладил. По хрупкой талии провёл. Осиная!

Нежная, сладкая отрава, а не девица!

Бесовское проклятье! До безумия жаждал видеть Верею в этот миг.

В глаза, подёрнутые поволокой вожделения, заглянуть и утонуть в их омуте. Потеряться. Забыться. Пропасть на веки.

Едва они с ней на дощатый пол избы не рухнули. Нетерпеливо рыкнув, Яробор осторожно и бережно спустил Верею вместе со смятым тюфяком на пол. Свою лежанку стащил и положил рядом, обустроив любовное гнёздышко. Дверь в сени открыл, жарко.

Проворные руки княжича смело сгребли подол одеяния Вереи кверху по бёдрам, нырнули под лён и поползли к сокровенному цветку. Приласкали.

Нежный голосок Вереи зазвучал в тишине натопленной избы чарующей мелодией. Ведунье нравилось, что он творил с её телом.

А он рвано выдохнул. Крепче хмеля в голову ударил аромат созревшего до искусных ласк девичьего тела. Сердце в горле застучало. Мурашки в рассыпную по коже бросились.

– Пож.. жалуйста… – просила, сама не ведая чего. Того, что невинное тело требовало.

Княжич дал ей всё. Нетерпеливо избавил их обоих от одежд, с силой дёргал, аж нитки трещали. И рывком стал со своей зазнобой единым целым. Короткий вскрик боли заглушил извиняющимся поцелуем, слёзы из уголков глаз стёр пальцем.

– Потерпи, милая… Сейчас утихнет и станет хорошо, – пообещал, медленно двигаясь, давая привыкнуть к себе.

И не обманул. Как только Верея выгнулась под ним и снова сладко запела стонами, дал себе волю, с каждым мигом и яростным толчком приближая их к облакам и небесным светилам.

Их раненые судьбой сердца бились в унисон.

Вместе они сорвались и полетели вниз, но не разбились о землю, а воспарили над верхушками деревьев старого леса, гладью озёрной пади, полями, лугами и холмами.

А опосля отдышавшись, обнялись на лежанке, и грёзы сморили их в свои далёкие безмятежные дали царства, где нет невзгод и коварства людей и богов.

А длинная ночь меж тем подходила к концу.