Я буду твоими глазами

Глава 2

Дом жены мельника стоял на отшибе. Добротный, мастером по дереву муж ее славился. Одного взгляда в окно хватало, чтобы сердце наполнилось покоем и умиротворением. Баяна летом не затягивала раму бычьим пузырем, любила любоваться каймой леса и цветущими лугами, утеплила хорошо ставни, холод не проникал по ночам.

Простирались за окном знахарки огромные поля пшеницы, щедро обласканные лучами яркого солнца, а неподалеку стояла старая мельница и усердно постукивала, недавно сделанными местным умельцем сваями.

Сегодня покой в душу Вереи приходить не хотел. Она сидела угрюмая на лавке, пучки трав свежих перебирала, что они с Баяной недавно насобирали. Одни пойдут на сушку, из других старица с волхвом Креславом сварят русалий отвар для Купальской ночи.

Его отведают все девицы молодые, не мужние, и пойдут потом хороводы водить, да бегать по дебрям леса, искать суженых и миловаться с тем, кто приглянется и словит. Свадебки опосля сыграют, ежели не все, так большинство.

– Чего ты приуныла? Совсем не весела?

Баяна у печи возилась, седые косы её были убраны, понева мукой запачкана, пирожки она готовила и угощение разное для празднества. Блинцов ещё нажарит. Мельник Ириней во дворе возился, птицу рубил, да дрова для очага. Сыновья их выросли, дома отстроили и уже собственных детей растят потихоньку.

Каждая семья нынче занята приготовлениями, чтобы самим отдохнуть и богов уважить. Издавна так повелось и предками заведено. А коли плохо Купалу отгулять не уйдут русалки, не успокоится другая нечисть – жди беды потом малым урожаем и иными напастями.

– Как не печалиться мне? Батюшка велит завтра на суженного указать, – поделилась Верея тем, что тяготило. Ножом она рубила корешки редких трав, в миски их отправляла. Листья от побегов с цветами отделяла. – А если не послушаю, он сам мне жениха выберет.

Старица отвлеклась от теста и ягод, обернулась на помощницу свою.

– Пригожая ты девка. Хороша собой. Можно сказать, почти первая красавица на селе, – радела Баяна за неё, душа болела. Как дочь Верея ей была. – Глаза большие, что колодца неба, и сама стройна, как ива или берёзка. Счастья и любви только в сердце нет.

– Все-то ты видишь и подмечаешь, – вздохнула и вновь обратила взор на улицу.

Хотелось Верее полюбить по-настоящему… Один раз и на всю жизнь, чтобы с годами любовь взаимная только крепла, и страсть не угасала.

– На вот, испей, – Баяна присела за стол рядом, сунула в руки чашу с горячим травяным сбором. Верея приняла охотно и пригубила, глоток щедрый сделала, варево принесло приятное тепло к груди.

– Не вижу в селении того, с кем жизнь свою связать. А Ждан слишком настойчив, проходу не даёт.

– Так уж замуж ни за кого не хочешь? – нахмурила светлые брови старица. – Горян-то прав, давно пора тебе обрести защитника и опору, избу отдельную. Ягода поспела. А ежели не узы скрепить, так силу, что в крови дремлет, пробудить. В Божью ночь никто не посмеет осудить.

Вскинула Верея голову, щеки маками расцвели. Мудрые болотного цвета глаза пожилой женщины улыбались. А Верея вдруг попросила:

– Матушка, ты бы раскинула резы накануне на меня, поглядела. Может, откроет тебе Макошь светлая плетения моей судьбы.

Иногда наедине Верея называла так Баяну. Добра к ней жена мельника всегда была, привечала и обучила всему, чему сама умела. В роду у ней волхвы имелись, слабые крохи сил ей тоже достались. Ворожить по малому могла она.

Редко Баяна к костям взывала, тяжко потом себя чувствовала несколько дней к ряду. Но коли Верея просит…

– Хорошо, исполню просьбу твою. Чары сильнее на Купалу будут, может и увижу что-то. Придёшь ко мне.

– Приду, матушка. Спасибо!

Время до вечера пролетело незаметно. Верея, как дочь старосты, пусть и приёмная, возилась с приготовлениями вместе с деревенскими бабами. Скатерти, чаши собирала, с утварью и яствами разными носилась и прочими поручениями.

Не покидали мыслей слова Баяны о том, что ведунскую силу пробудить пора.

Девятнадцать зим уже минуло, а она, Верея, ещё в девках ходит. Ещё несколько лет и молодцы вообще смотреть в её сторону перестанут. Сомнения грызли душу.

Подружки, темнокосая Сурица и русая Ирия с усыпанными веснушками на щеках, все уши прожужжали, что давно пора. Они-то сами моложе Вереи были, не в первый раз на празднике по лесу побегут парней ветками хлестать.

Может и правда хватит ерепениться и выбрать себе мужа?

Сын кузнеца, Ивар, вполне неплох собой. Лицом не дурен, ни урод какой, ни калека, силой мужской не обделил его Сварог. Хорошо семья кузнеца живет, купцы из дальних острогов за их товарами и оружием заезжают. В достатке будут с Иваром жить, а там стерпится, с любится, как говорится.

Только молчало в ответ на это сердце. Ивар всем хорош, давно за ней ухлёстывал, а Верея его не замечала. Может и зря? Вдруг случится у них всё-таки любовь крепкая, как она и мечтала.

Задумалась глубоко Верея и остаток дня пробегала с такими мыслями. Решила сначала послушать, что резы Баяны поведают.

…Дневное светило клонилось к кронам деревьев, хорошенько оно прогрело землю и воду в реке. Девицам молодым на радость. Небеса пестрились закатным маревом, ветер теплый дул.

Матушка Деяна в горнице расплетала толстую косу Вереи, вытащила нить с рябиновыми бусами, расчесала светлые пряди берёзовым гребнем.

Русалки кос не носят.

– Ты присмотрись сегодня к юношам, дочка. Может, приглянется кто, через костёр вместе прыгнете. А Ждан… – Деяна тяжело вздохнула, неспокойно нынче было у неё в груди. Не случилось бы чего. – Он примет твой выбор и успокоится со временем.

– Хорошо, матушка, – Верея и сама переживала. Какое-то тревожное чувство не давало покоя.

Верея надела простое белёное, без вышивки всякой платье. Коснулась шнурка с оберегами, помедлила, сомневаясь, но всё же сняла и убрала в шкатулку. Не положено русалкам носить ни людских оберегов, ни других украшений.

– Поступай так, как велит тебе зов сердца, – благословила Деяна, погладила по распущенным волосам.

Верея улыбнулась матери и поспешила спуститься на крыльцо.

Босоногие простоволосые девицы со всего поселения Калиновки в одних рубахах толпились на подворье. Тихо и возбуждённо переговаривались между собой в ожидании когда старый ворчливый волхв Креслав вместе с Баяной сварят отвар. У всех волосы вычесаны, гладкой волной на спинах лежат, ни одной бусины в них нет, ни лент и шеи пусты, а то иначе не вселится дух русалки в тела дев, не одарит силой и защитой в Божественную ночь.

Старшие все и мужики и бабы с дедами и старухами на поляну за ворота к реке поушли. И молодцы уже там у костров собрались. Верея к толпе подошла невест-русалок. За улыбались девки не мужние, закивали и расступились, пропуская к себе. Подруженьки одобрительно в один голос захихикали:

– Пришла, Верейка, – обрадовалась Ирья, схватив за плечи.

– Молодец, скоро всё веселье начнется! – Сурица взяла за ладонь, и стали они ждать.

Подоспело вскоре мутное травянистое снадобье в котле, резковатое и терпкое на запах, немного медом отдавало. Скривили красно девицы свои носики, но рассмеялись. Волхв приглашающе махнул рукой, и по очереди травница Баяна наливала каждой по ковшу зеленоватого варева.

Вот и Верея к ней подошла. Мудрые глаза старицы блестели в отблеске костра. Баяна ей кивнула и зачерпнула отвара в ковш, подала. Выпила Верея горьковато-сладкую жидкость под пристальным прищуренным взглядом Креслава, который жёг сильнее огня. Казалось, сказать что хочет, но молчал.

Не любил её старый волхв. Чужачкой всегда называл и против был, чтобы староста в семью её принимал. Вещал, брызгая слюной, что беду Верея принесёт в Калиновку. В семью Горяна разлад. Однако, десять зим минули уже и ничего, боги миловали.

Посторонилась Верея, другим дорогу дала. Посмотрела на небо: румяное солнце спряталось за лесом, коснулось земли краем, ещё несколько минут и пропало. Полыхнули напоследок багряные облака, окрасив речку рыжим.

Громче запричитали девицы, цепочкой друг за дружкой к калитке побежали, а там задами да кустами за ворота хлынули. И Верея с ними.

Для ворожбы на судьбу Баяне особая трава нужна из леса, которую можно найти только в ночь на Купалу. Найдёт, сорвёт и вернется к избе мельника.

А от охочих за девицами молодцов как-нибудь увернётся и отобьётся. Пучком жгучей крапивы в конце концов по щекам и рукам отхлестает.

Пряный воздух Купальской ночи кружил голову, от русальего отвара в груди расползалось тепло, горячило кровь, придавая сил. Хотелось визжать, веселиться и пуститься в пляс.

Дружной гульбой девицы, хихикая и несильно толкаясь, добрались до зарослей камыша и выскочили на песчаный берег реки. Последние лучи озарили прощальным светом бренную твердь земли. Притихли, прекратили песни петь люди на поляне выше.

– Смотрите, девоньки! – Сурица указывала на загоревшейся на холме огненное колесо. Символ Ярило. Бога весеннего солнца, ярым светом землю озаряющего.

Староста Горян с волхвом Креславом подожгли его взятым с капища кресалом. Ярко оно вспыхнуло, ладно. Хороший знак.

– Кто же покатит? Как обычно староста или кто-то из парней?

– Плохо видно отсюда, – Леля, соседская девушка вытянула шею, силясь рассмотреть что происходит там, наверху. Другие тоже последовали примеру.

Одна Верея стояла спокойно и ждала, когда колесо покатится с пригорка. Это делают в знак того, что солнце на Купалу начинает катиться с Небесной Горы вниз – к зиме. Если никто из погонщиков не оступится, оно докатится и свалится в воду – добрая примета, хороший будет следующий год. А ежели спотыкнется кто из дюжих молодцев – жди беды и неурожая. Тут уж волхв станет задабривать богов жертвоприношениями и вымаливать у них прощение.

– Покатили!

В тишине две тёмные фигуры схватились по обе стороны от колеса за длинную толстую палку и понеслись с ним вниз.

– Кажись, кузнец Ивар со Жданом. Или Мирославом.

Затаив дыхание девицы взволнованно наблюдали, как колесо, рассыпая искры, докатилось прямиком до утёса над рекой и погрузилось в её омут.

– Добрый знак!

Тут же раздались радостные крики и гомон. Люди заголосили, запели вновь песни, восхваляя союз Неба и Земли, Огня и Воды, Мужа и Жены…

Наверху один за другим разгорались купальские костры, зажжённые от особого огня – с Ярилова колеса. Девицы-невесты надели на головы свои венки, кои сплели заранее, и ломанулись вверх по склону к остальным, угощения с расстеленных на земле скатертей ухватить повкуснее и хороводы вокруг главного кострища водить.

Босые стопы Вереи утопали в невысокой траве. На её макушке красовался венок из васильков голубых, ромашек, берёзовой ветви да трав целебных. Вскарабкалась она на холм, оглядела сборище деревенских, и так танцевать захотелось, что невмоготу! Расцепила чьи-то руки и вклинилась в быстрый хоровод.

Широкие рукава рубахи развивались на ветру подобно, крыльям птиц. Языки пламени ярились, искры взмывались к иссиня-чёрным небесам под звон кудеса. Кричали громко, и смех лился рекой, что-то в душе отзывалось на обрядовое пение, рвалось наружу к свободе.

Перед глазами круговерть, лица смазывались в пятна. Но вот разрумянившиеся девушки разомкнули хоровод и направились прочь от купальского костра к лесу, а там путь им преградили молодые парни, выстроившиеся в ряд.

Но и невесты не лыком шиты!

Ломанулись сквозь живое препятствие молодцев дружным клином, послышалась возня и смех, где нужно щекоткой взяли, и разбили строй.

Остались парни ни с чем! И давай невест любых догонять, по следам да по пятам их рыскать по лесу, от прутьев сорванных уворачиваться. Коли поймают – их дева на всю ночь станет.

Свадьбы по осени сыграют а коли дитё опосля у кого родится, значит на то божья воля. Не осудит никто.

Затрещали ветки и кусты, вдали визги и борьба раздавались – это невесты русальи друг дружке помогали, особо упрямых юношей в несколько рук крапивными вениками хлестали, а опосля дёру с задиристым смехом давали в разные стороны.

Не помня себя от общего куража, Верея продиралась сквозь кусты, петляла что заяц, бежала не жалея сил. В груди булькал смех и веселье. То тут, то там наперерез выскакивали тёмные фигуры могучих молодцев, пришлось вертеться ужом от ловких рук, а один раз Верея чуть не попалась. Быстро пробормотала слова отвода глаз, как травница Баяна научила…

И опомнилась! Едва из-за дурмана снадобья не позабыла зачем в лес-то подалась. За травой особой, а не суженого искать.

Показались знакомые три кривые берёзки. Сжимая в ладони пучок жгучей крапивы, Верея бросилась меж них к тропке скрытой большущими лопухами.

А позади трещали кусты, кто-то настойчиво ломился по её следу, аки медведь неповоротливый.

Лес шелестел листьями, заглушая звуки шагов Вереи, высокая трава сплеталась позади, скрывала её следы. Оглядываясь назад через плечо, Верея то бежала без устали, то останавливалась и пряталась за широкими стволами берёз и осин.

Впереди неожиданно разъехались в стороны ветки. Верея вовремя юркнула под тень колючей малины, притаилась, и тёмная фигура юного парня промчалась мимо. Сын пахаря Лытко. Но не её Мирослав искал – Сурицу, подруженьку с чернявой косой. Давненько они друг на дружку подглядывали, верно, сговорились на эту короткую ночь вместе быть и через костер потом прыгнуть, скрепляя свой выбор узами перед всеми.

Пронесло. Крапивный веник не пригодился. Верея поднялась и зашипела тихо: предплечье об малинник подрала. Это ничего, заживёт. Надобно поторопиться, нужную траву отыскать и успеть к Баяне в избу до полуночи. К этому времени гадания и ворожба самые верные.

В Купальскую ночь травы напитываются особой колдовской силой, а некоторые растения наоборот, принято собирать накануне с рассветом.

Древние поверья гласят, что в ночь солнцеворота редкие смельчаки отправлялись на поиски цветка папоротника.

Волхвы сказывали, что Перунов огнецвет может наделить неслыханным могуществом. Однако не каждый отважится отправиться на его поиски в глубину тёмных дремучих лесов. Нежить и нечистые силы тоже выходят за цветком на охоту. Леший не отдаст так просто любимый цветок, обманом в чащу непролазную заманит, мавки и аука к тоаям заведут.

А ежели кому удастся сорвать ярко-огненный бутон, можно обрести способность видеть грядущую судьбу и понимать язык зверей, становиться невидимым людскому глазу, привораживать к себе любимых и находить и открывать замки любых кладов. Здоровья для себя или близких попросить.

Верее не нужен был огнецвет. Былины это всё да сказания. Для Баяны достаточно нарвать листьев простого папоротника и цветка иван-да-марьи.

Знакомая стёжка привела Верею на небольшую опушку, ежевика у самого края расплелась, ромашка на ветру качалась. Деревья расступились в стороны, являя полотно тёмных небес с яркими сверкающими гроздьями звёзд.

Так красиво, что дух захватывает! А воздух какой чистый и свежий, насыщенный ароматами трав и дыма костра.

Где-то вдали снова прозвучали визги и смех. Лесу сегодня спать некогда, тревожили его и зверей игры молодых дев и юношей. А природа поощряла.

Верея завороженная светом круглобокой луны, сделала шаг к центру поляны.

– Попалась! – на глаза легли чужие ладони. – Угадай кто?

Голос говорившего звучал низко, с хрипотцой. Не узнать. Как только подкрался незамеченным? Вроде не было никого рядом, когда она на опушку выскочила.

– Ждан ты, – выдохнула обречённо. Такие шутки только он творил. Нашёл всё-таки. До последнего не верилось, что таким способом решится заломить желанную невесту.

Но в этот раз Верея ошиблась. Никак леший подшутил.

– Не угадала. Братца значит, неро́дного ждала? – в голосе громыхнули злые ноты.

Верея замерла, не в силах шевельнуться.

– Я никого не ждала. Тогда… кто же ты?

Сильные руки обвили хрупкую талию и развернули к удальцу лицом. Верея упёрлась ладонями в широкую грудь…

– Ивар?

– Долго тебя я выслеживал, лисица хитрая. – Сын кузнеца довольно улыбался, дышал он тяжело и прерывисто. Русые волосы взлохматились и прилипали к щекам. – Запыхался, пока бегал за тобой по лесу. Никак ворожила, следы путая, краса моя.

Ивар жадно вглядывался в растерянное лицо молодой травницы, о кой грезил два последних года. Сегодня она от него никуда не ускользнёт.

– Пусти, Ивар, – Верея попыталась вырваться, стукнула по каменным плечам, спрятанных под расписную светлую рубаху с вышивкой, а кузнец туже сцепил руки на тонком стане. Будто в капкан угодила. – Пусти же!

– Э не-ет, люба моя. Раз поймал – моей сегодня станешь, а на утро свататься к Горяну приду.

Кабы не так! Верея замахнулась на кузнеца пучком крапивы, хлестнула по шее и щеке, а ему хоть бы хны – не заметил комариного укуса. Выдрал жгучую траву и отбросил в ближайшие кусты. Это позже волдыри проявятся напоминанием.

– Бойкая какая! Хватит нос от меня воротить. Сказал же моей будешь.

– Нет, – но не слышал протеста кузнец.

В следующее мгновение земля и небо поменялись местами. Подставив коварную подножку, Ивар повалил Верею на траву, а сам придавил сверху тяжёлым телом, не позволяя сбежать.

Верея забарахталась под ним. Отъелся, как медведь, не сдвинуть. Схватив тонкие запястья, кузнец завёл их Верее за голову, и как обезумевший набросился на её губы, срывая первый поцелуй.

Который не ему предназначался.

– Ммм! – она замычала с криком в губы Ивара, пятерней он смял нежные груди. Отвернула в отвращении голову в сторону, а кузнец спустился жалящими поцелуями на шею. – Неужели силой меня возьмёшь? Убоись гнева божьего!

– Тебе понравится, вот увидишь, – заверил страстно. Рука парня начала задирать подол белёного платья.

Верея от испуга все слова наговора позабыла. И всё, что на ум пришло – это просить помощи у Лесного Хозяина:

«Велес батюшка, защити!»

Бог зверей услышал. Совсем рядом раздался рёв, от тяжёлых лап ломались и трещали кусты дикой смородины. Кто-то большой и грозный ломился сквозь заросли на опушку в гости.

Ивар замер, напряглись его широкие плечи.

– Что это? – он выпустил запястья Вереи из хватки и обернулся к кустам. Рёв послышался ближе, вот между стройных берёзок показалась бурая макушка хищника. – Медведь?!

Верея споро оттолкнула отвлёкшегося кузнеца, откатилась в сторону и на ноги резво вскочила. Упавший венок свой с головы подхватила, не должен он в чужие руки попасть, не дадут объясниться потом люди, не поверят, как всё на самом деле случилось.

– Спасайся, дурень, коли жизнь дорога! – прокричала замешкавшемуся парню и сама опрометью бросилась бежать.

Не разбирая тропы, Верея неслась меж шумящих листвой деревьев. Чудом ноги не подворачивая и не ломая.

Слёзы каплями росы орошали раскрасневшиеся щёки. Не верилось, что молодой кузнец мог так с ней поступить. Горечь жгла сердце сильнее стыда. Разве давала она ему повода? Не было такого и в помине!

– Спасибо за помощь, батюшко Велес, – шептала слова благодарности. – Не губите только кузнеца. Родичи его расстроятся и горевать станут. Злые духи его попутали.

Просила за молодца Верея, хоть и обидно ей за его проступок, но зла ему не желала. Доброе сердце у девушки было.

Не услышав за собой погони, остановилась, чтобы отдышаться. Прислонилась всем телом к сосне, обняла рыжий ствол руками, лбом шершавой коры коснулась. Убежала, смогла.

А днём думала старосте свой выбор на Ивара указать… Нет уж! Если кузнец не считается с её волей, не быть ему её мужем. Отец Горян поругается, поворчит, но насильно не выдаст замуж.

Не выдаст же?

Выдохнула протяжно. Дурман русальева отвара ещё горячил кровь, не мёрзла Верея, как не старался кусать холод ночи. Хвоя успокаивала её, делилась через прикосновение силой. Говорила травница Баяна, что деревья и лечить могли добрых людей, даже от хворобы страшной, смертельной спасали.

Поклонившись сосне могучей, побрела Верея на поиски иван-да-марьи. Стебли папоротника первыми нашлись, а трава всё никак не попадалась на пути.

Больше охочие до девиц молодцы Верее не встречались. Тропка свернула в сторону острога, и Верея пошла, куда она повела. Вышла к дальнему берегу реки, никем незамеченная, и стала спускаться с пригорка к воде, как навстречу ей вдруг выскочил волхв Креслав.

– А-а всё бросишь, окаянная. Суженого ищешь, а нету судьбы твоей тут! Лишь молодцам головы кружишь, морочишь.

Взмахнул старец посохом своим, преграждая дорогу. Глаза безумием светятся, лицо посерело, седые волосы его развивались на ветру тучей, не в себе волхв был. Видимо ночь Купальская на него повлияла, духи бушуют. Он вдруг зароптал:

– Ты должна уйти прочь из острога! Иначе беду накличешь! Придёт погибель чёрная, лютая в дом к старосте, и половину люда мор насланный повыкосит…

– Что… что вы такое говорите? – отступила Веря от него, ноги силы лишились. Задеревенели.

Из сжатой ладони наземь стебли сорванного папоротника посыпались. Что за речи такие Креслав молвит?

– Не здесь твоё место! Забыла ты корни свои, далеко они отсюда – в чужих землях, многим севернее.

Тревога с каждым ударом сердца становилась всё сильнее. Казалось даже воздух ей исполнен. Каждый вздох оседает в груди пепельно-серой горечью. Расползается во все стороны…

– Скажите мне кто я, если знаете, прошу! – а волхв начал наступать, угрожающе палкой своей размахивать, что муху назойливую, Верею гнал. Подлетел к ней в один миг, за плечи схватил, боль причиняя, и зашипел:

– Чужая здесь ты! Последняя из рода осталась…

Слепые глаза уважаемого старца селения сквозь девушку глядели. Страху и жути наводили.

– И сама должна была сгинуть, а выжила. Стрела та человеком высоких кровей выпущена по ведьмовской указке. – Взгляд Креслава прояснился. Мутные, некогда карие глаза впились в лицо потерянной Вереи жгучими углями. – Убирайся прочь из Калиновки! На утро к Горяну сваты пожалуют. На тяжкую несчастливую долю себя и парня обречешь. И брата названого погубишь!

Вырвалась Верея из хватки скрюченных пальцев, отшатнулась от волхва и, не чуя ног, бросилась в сторону деревенских ворот.

Чёрная паутина страха оплетала сердце. Оно гулко билось в липких силках, ухало от непонимания и предчувствия грядущей беды.

Прав волхв! Не место ей тут.