Я буду твоими глазами

Глава 7

– Садись, вот так. Я сейчас, – Верея усадила бедового на скамью в сенях, а сама кинулась к печи, воды подогреть в карчаге. Да лучины зажгла.

Пока возилась, Яробор сам пытался содрать с себя повязки, вернувшись к нему, она только вы вымученно вздохнула, увидев, чем он занимается. В пору руками всплеснуть в негодовании, но заняты обе.

– Ты что это делаешь? Не отрывай их насильно от ран! – со стуком поставила на скамью рядом с ним большую деревянную миску с теплой водой и возле неё сгрузила чистые лоскуты льна, порезанные с его испорченной рубахи.

Княжич перестал сдирать тряпки с успевших подзажить борозд от медвежьих когтей и повернул свою голову на звук голоса Вереи.

– Прости… что испугал своим проклятьем, – проговорил тихо, покорно опуская руки на скамью по бокам от своих ног, предоставляя себя девице в полное распоряжение. – Я благодарен, что ты попыталась.

– И попытаюсь снова! Только разберусь сначала кое с чем. – Верея принялась, как и утром, смачивать водой и убирать присохшие к коже лоскуты повязок на груди мужчины, не замечая, как он улыбнулся.

По ясной причине для неё не было ничего важнее, чем одолеть эту ведьму. Яробору открыть правду она не могла, поэтому сказала другое:

– Раз Кагоярские волхвы уверовали, что помогут тебе здесь, значит, я должна это сделать, поскольку бабки моей уж нет в живых. На капище мне сходить надобно богам на поклон, требу принести и совета просить, как одолеть ведьму.

И совсем тихо добавила с печалью:

– Недолго тебе осталось, Яробор… Чёрные путы ворожбы уже сердца твоего коснулись. В крепкой хватке держит она его, ежели сожмёт, то… всё.

Вздрогнуло под пальцами Вереи поджарое тело воина. Он рвано выдохнул, ноздри его сердито раздувались, жилка на мощной шее неистово забилась, а край скамьи, зажатый в кулаке, жалобно затрещал.

В сенях повисло густое молчание. Верея быстро справлялась с ранами, перебралась с груди на живот, а потом и на спину. По-новой туго перевязала.

Упросила мо́лодца снять ткань с глаз. Промыла тщательно и сомкнутые веки и саму повязку прополоскала в отваре одолень-травы, отжала и снова ему на глаза повязала. Лишним не будет. Красноту с кожи уберёт, всё легче.

Как и в прошлый раз, подожгла и сразу затушила пучок трав; повела дымом у мужского тела, у ран, еле слышно шепча слова заговора:

– Веду, веду, ворожбу тёмную путаю, отвожу, в молитву светлую хворь кутаю, изгоняю… – вокруг головы несколько раз провела и к выходу из избы дым потянула, да выбросила остатки курящихся трав за полог в ночь, чтобы молитва покой их от злых духов охраняла.

Свет от лучин медленно угасал, почти догорели длинные щепы. Верея сбегала на улицу за набранными в лесу грибами и ягодами, дрова занесла, что Яробор наколол. Щепы в лучинах заменила.

– Продолжай сопротивляться её силе, и появится шанс на спасение, – решила как-то поддержать поникшего мужчину, завязав разговор. – И спасибо за дрова, пригодились они. На улице дождь собирается, как бы крыша у избы не протекла.

– Да, слышу, как барабанить начинает. Как ветер верхушки деревьев гоняет, к земле гнёт, – отозвался глухо княжич, не став продолжать беседу. Он сидел по-прежнему не шевелясь.

Верея только тяжело вздохнула. Прошла в клеть, похлебку к огню печи ближе засунула, без хлеба придётся ужинать. Она уже разливала бульон по мискам, когда услышала за спиной странный вопрос от мужчины:

– В какое время года ты родилась, Верея? И где?

Ей нечего было ответить, поскольку она не помнила своего прошлого до девятилетнего возраста. Хотела сказать ему, что в остроге Белозёрке летом, как внезапно перед взором пронеслось воспоминание, чужое:

Лес, светлеющие с каждым мигом небеса, местами заснеженная опушка с проплешинами зеленеющей травы, первые цветы и извивающаяся светловолосая женщина на шкурах. Её крики муки и боли. Она сжимала в ладони куколку-оберег богини Лады… готовилась подарить миру Яви долгожданное дитя.

Чьи-то морщинистые руки с узловатыми пальцами помогали роженице. Вскоре лес огласил громкий крик новорожденного младенца. Малышки.

Старая повитуха приняла девочку. Перевязала пуповину – волшебную нить, связывающую дитя с матушкой, домом и родной землей, заранее заготовленными волосами отца и матери из правой косы, с добавлением волокон льна, а затем перерезала освещённым по обычаю рода серпом на расстоянии в три пальца от живота.

– Чтобы своё дело делала хорошо, здоровье было крепким, жизнь долгой, а душа – чистой, – приговаривала при этом старуха.

Очистила мягкой тканью личико и ротик, и только опосля этого бережно закутала тельце в отцовскую рубаху.

– Девочке уготована нелёгкая, но великая судьба, Ясна. Как наречёшь её? – предрекла, передавая в заботливые руки матери.

– Верея… – произнесла на выдохе Ясна, вымученно, но счастливо улыбаясь малышке.

– Достойное имя для неё.

Верея вздрогнула, очнувшись от навеянного образа. На глаза навернулись слёзы, она сглотнула, часто-часто заморгав, пытаясь их сдержать, но одна одинокая капелька всё же стекла по бледной щеке.

Она видела чужое воспоминание. Древлянки, хозяйки избушки. Эта ведунья помогла появиться ей на свет!

– В весеннем лесу на рассвете, с первыми лучами солнца, – запоздало ответила Яробору. Голос дрожал от непролитых слёз.

Больше княжич ничего не спрашивал. Всё так, как и предвещал Ведагог. Именно она способна снять проклятье Агидель…

Он уселся на лавку за стол и стал прислушиваться к звукам. Дождь сильнее тарабанил по крыше, мешая ему различать звуки и шорохи, которые издавала эта загадочная девица. В какой-то момент княжичу показалось, что он услышал её тихий всхлип, но может, ему просто почудилось.

С тихим стуком Верея опустила на стол миски с похлёбкой и ложки. Две канопки поставила с травяным взваром.

– Хлеб кончился, я сухари добавила в бульон. Ешь, пожалуйста, – пояснила мо́лодцу.

Ели в молчании. Оно не тяготило, каждый из них размышлял о своём. А потом Верея поднялась, убрала утварь со стола и потянулась мимо застывшего Яробора к оконцу закрыть ставни, чтобы уменьшить, проникающий в клеть сквозняк.

Кончик светлой косицы упал княжичу на колени, а мелкие волоски пощекотали кожу на шее, левом плече и груди. У него руки закололо от желания притянуть к себе смелую девицу и… поцеловать. Трезвым рассудком он понимал, что она не соблазняла, поэтому завёл руки себе за спину. От греха подальше.

Верея ничего и не заметила, погруженная в свои мысли. Она вымыла плошки с чарками и оглянулась на лежанку, которую с полатей вчера сняла для мужчины. Мешковина вся кровью и потом пропиталась, непорядок.

Сегодня переночуют уже как есть, а завтра за изготовление нового тюфяка нужно браться. Два штуки для них двоих.

С трудом она пододвинула широкую лавку поближе к печи рядом к большому сундуку под навес досок полати, затащила поверх лавки смятую тяжёлым мужским телом лежанку с пола. Если протечёт вдруг крыша, так меньше на них с Яробором попадет.

Оценила свои труды и головой покачала, полезла по лестнице наверх, посмотреть что на полати хранится. Некогда сушеное сено, превратившееся в прелую солому, пучки трав, горшки и утварь старая. Лапти. Какие-то тонкостенные ящики.

– Что ты там ищешь? – поинтересовались снизу.

– Второй тюфяк или что-то, что сойдёт мне за лежанку.

– Верея, возьми ту, на которой я спал.

– Нет. Ты ранен, тебе нужнее.

– Но я могу и на лавке… – возразил Яробор, однако Верея его перебила:

– В твоём состоянии удобства важнее. Быстрее раны заживут, здоровым ты мне больше пользы в хозяйстве принесёшь. – Щёчки Вереи мигом покраснели, когда до неё дошло, что она ему сказала.

В хозяйстве… будто они вместе жили, как семья настоящая.

– Гм, если ничего не найду, так на сундуке посплю. Не зима, не замёрзну. И не неженка вовсе я.

Княжич внизу скрипнул зубами. Ненавидел он ощущать себя беспомощным и немощным.

Девица на мягком ложе ему спать велит, а сама на жёстких досках маяться будет. Совесть елозила неприятным зудом под кожей, а ведь предложи он Верее лечь с ним на тюфяк, откажет! Не так поймёт, подумает, что приставать вздумал.

Искомого Верея на досках полати не нашла. Зато попалась ей одна интересная вещица – припрятанные в ящике, бережно уложенные в холщовый мешочек резы древлянки. Что ж, пригодятся.

Оставила их пока там, а сама спустилась и полезла в сундук за ранее примеченным тулупом и рушником. Хоть что-то. Сходила в сени и вытрясла их на пороге от пыли и травинок полыни, что бабка положила в вещи от грызунов.

Горьковатый запах и затхлость не выветрились до конца, но лучше уж на нём бока мять. Всё мягче.

– Давай спать укладываться, Яробор.

…Верея спала пока не почувствовала сквозь сон, что кто-то пристально смотрел на неё, раскрыла свои тяжёлые веки. В избе было ещё по-прежнему темно. Унылый дождь не прекратил барабанить каплями по соломенной крыше, а раскаты грома эхом доносились издалека.

Огонь в печи ещё горел, согревая клеть и разбавляя светом копошащийся в углах мрак. Домовой принял угощение, запечный дух следил за пламенем. Прежде чем лечь спать на сундук, Верея оставила на загнётке для домового часть приготовленной еды, чтобы не озоровал и был добр к новой хозяйке. Да обещала в скором времени дом в порядок привести. Съестное пришлось ему по нраву. Принял её дух.

Сбоку послышался глубокий вздох.

Яробор спал на скамье напротив неё, повернув лицо в её сторону. Морщины его разгладились, губы чуть приоткрылись, из-за ран и сдавливающих грудь повязок ему тяжелее дышалось. Сейчас в ночи воевода князя выглядел таким расслабленным и умиротворённым, что совсем не походил на сурового вояку.

Верее всё-таки удалось уговорить мужчину, что лежанка ему нужнее, чем ей, хоть и понимала, что этим задевала его гордость.

Однако не он смотрел на неё. Ощущение чужого взгляда не пропало.

– Ну, здравствуй. Внуча моя.

Мурашки поползли по плечам и спине Вереи от знакомого голоса. Она повернула голову туда, откуда доносился звук, и увидела в полумраке сгорбленную фигуру старушки, сидящую за столом.

– Не помнишь меня, – сказала та уверенно, словно знала всё наперёд. Её морщинистое лицо добро улыбалось. – Так богам было надобно. Меня зовут Грознега. Ясна, твоя матушка, дочь мне.

Ошеломленная происходящим Верея медленно свесила с лежанки ноги и села, не отрывая взора от ночной гостьи. Или…?

Взгляд с лица Грознеги перетёк по телу вниз, и она в удивлении раскрыла рот, поскольку ноги старушки терялись в сгустках тумана, который проникал в избушку через щель оконных ставен.

– Бабушка, ты… – Верея не смогла закончить мысль, горький ком встал поперёк горла, мешая дышать.

– Верно. Меня больше нет в Яви. Как и остальных из рода древлян. Ты видишь меня и говоришь, потому что я пришла к тебе в сон.

Значит, она спала.

– Расскажи, что случилось с деревней?! Кто это сделал? – хотела подскочить с сундука и броситься к пожилой женщине, но тело не желало повиноваться воле хозяйки. Это было жестоко смотреть и не иметь возможности приблизиться, чтобы коснуться и обнять. Пусть и не живую.

– В свой черед узнаешь. Не спеши.

Верея лишь нахмурила бровки и губы поджала. Она уже слышала эти слова. Травница Баяна твердила тоже самое.

– Тогда зачем ты пришла? – в голосе звучала плохо сдерживаемая обида.

– Совета дать, как ведическую силу в тебе пробудить. Ты должна помочь Яробору, а он потом поможет тебе сокрушить ведьму, которая причина всех бед. – Верея невольно повернула голову на мирно спящего мо́лодца. – За ним встанут и пойдут все дружинники князя.

– Он правда воевода Буревого князя?

Грознега кивнула и улыбка её стала шире и хитрее.

– Что, понравился тебе подранец медвежий, раз так радеешь за него?

Верея вспыхнула, как пламя на лучине. И снова её взгляд метнулся к Яробору. Красив он был и благороден. Забилось быстрее сердце, застучало учащённо, помнила она, как воин княжий касался её нежно и одновременно требовательно, когда изучал.

Грознеге её молчание лучше слов всё сказало.

– Мужчина он видный, хоть и слеп. Поэтому берегись – сердце у тебя одно. Никому его не отдавай! Даже за самый драгоценный подарок, – произнесла поучительно старушка. – А теперь слушай, как силу разбудить…

…С рассветом Верея по-настоящему проснулась. Потянулась сладко, села и обвела глазами светлеющую клетушку.

Яробор ещё спал. На полу в некоторых местах непогода оставила небольшие лужицы. Работёнки предстояло переделать немало. Она сходила по нужде, затем растопила печь останками дров, вылила со дна бадьи в корчагу последнюю воду и поставила греться.

Старалась не шуметь, чтобы не разбудить мужчину, но сон его был крепок. Вчера в его чарку Верея добавила сон травы. Сама пока сходила в сени за корытом, собираясь омыть своё тело и сменить рубаху.

Установив корыто возле печи, с тоской вспомнила о жаркой бане в Калиновке, вздохнула и засобиралась к ручью за водицей, заодно о наказе Грознеги помыслит. Много чего во сне поведала ей бабушка. Решиться бы теперь последовать её советам.

Взяв два ведра с коромыслом, она вышла из избы и направилась по стёжке меж деревьев леса к реке.

Сизый туман заполонил хвойники, березы и ясени с кустами, башмаки скользили по мокрой от росы траве. Пришлось сходить несколько раз. Жаль не искупаться, холодный выдался денёк после грозы, простыть можно, как нечего делать.

К этому времени вода горячая подоспела. Верея налила её в корытце, разбавила холодной и вымыла голову с соцветиями ромашки и крапивы. Хорошенько отжала и заплела в косу, обернув вокруг головы, чтобы не мешалась, пока будет мыться.

Но прежде чем снять грязное платье, сперва Верея покосилась на Яробора. Щёки окрасил румянец. Он вроде как ещё спал, заложив одну руку за голову, а вторая покоилась на плоском животе. Его грудь ровно вздымалась и опадала в такт дыханию.

Присутствие постороннего мужчины в клети не давало расслабиться и приступить к мытью. Верея раздосадовано шикнула на себя. Да что она в самом деле? Даже ежели он проснётся, то ничего не увидит.

Но поймет ведь, чем она занимается! И в каком находится виде рядом с ним.

И всё-таки переступив через стыд, Верея стащила с себя исподнюю рубаху и верхнее платье. По спине и голой груди сразу пробежал озноб утренней прохлады, взяв тряпицу, Верея смочила её в горчеватой воде и стала водить по своему телу, смывая пот и грязь минувших дней. Постепенно она увлеклась наведением собственной чистоты и забыла о Яроборе.

***

Княжич не спал.

Его разбудил шум и плеск воды совсем рядом и тихое девичье дыхание. Его раны уже почти не доставляли неудобств, немного побаливали и саднили, но уже не так как в первые дни после нападения зверя. Чудодейственными настоями отпаивала его молодая ведунья.

Поначалу он хотел окликнуть Верею и пожелать доброго утра, но потом внимательнее прислушался к звукам вокруг него, и тело его напряглось, когда он понял, что девица мылась.

Возможно, она стояла рядом с ним совсем обнажённая…

Боги! Даруйте ему побольше терпения и сил оставаться равнодушным. Он старался контролировать дыхание, делая медленные глубокие вдохи и выдохи, чтобы не выдать себя и не испугать этим Верею.

Грёзы его разыгрались не на шутку. Чресла налились, заныли приятной тяжестью неудовлетворенного желания.

Княжич представлял, как Верея проводила тряпкой по своей молочной коже. По предплечьям вверх к плечам, на тонкую шею и дальше скользила ниже к налитым грудкам, тёмные ягодки у которых стянулись в чувствительные горошины от прохлады.

А затем тряпка двинулась к крутым бёдрам и ногам…

Да он завидовал этому треклятому куску льна или что там у неё было в руке! И ненавидел, так как в этот миг жаждал оказаться им.

О-о, он бы с удовольствием заменил тряпку своими большими мозолистыми ладонями. Повёл ими по узкой спине, любовно огладил бы углы лопаток. Руками бы своими талию хрупкую обхватил, а опосля двинулся вверх и мягкие холмики ладонями накрыл. К трепещущей синей жилке на шее губами прикоснулся.

Осыпал горячими поцелуями нежную кожу плеч. Вздохи и стоны Вереи послужили бы ему наградой. Прижался бы к девице сзади. Круглым задом она ощутила бы, что творит с ним.

В штанах княжича стало невыносимо тесно. Рука на животе сгребла в кулак мешковину, которой его заботливо укрыла светлокосая ночью.

И хорошо, так она не увидит и не узнаёт, как он хочет её.

Опомнившись, он заставил себя разжать ладонь. Пусть девица думает, что он так и спит!

А образы перед мысленным взором униматься не желали. Эта была мука – слышать, представлять и не иметь возможности дотронуться. Княжич показал бы Верее свою страсть и голод, невинная искусительница познала бы истинное наслаждение от сладостных ласк.

О, он бы постарался для неё на славу!

Сдавил пальцами крутые бёдра, грудки с алыми бусинами одной рукой приласкал, а пальцами другой проложил дорожку вниз в развилку, где крылось сокровенное местечко каждой женщины. Стал играть там и поглаживать.

Она бы ахнула и голову ему на плечо запрокинула. А он смял пухлые губы в поцелуе, словив громкий стон, что прозвучал бы в тишине клети музыкой, чарующей чем от лютни.

– Вере-ея…

– Ой! – что-то рядом грохнуло. Наверное девица с испугу опрокинула ведро на пол.

Княжич стиснул зубы. Вот болван! Так увлёкся, что вслух её имя сказал. Он заставил себя не шевелиться и постарался расслабить лицевые мышцы, изо всех сил продолжая притворяться спящим. Будет ужасно неудобно, если Верея поймёт, что он нарочно подслушивал за ней…

– Яробор? – позвала она тоненьким сдавленным голоском, проверяя. – Ты… не спишь?

«Сплю!» – едва сумел удержать слово в глотке, чуть не выдав себя с потрохами.

В избе сделалось поистине тихо, так что был слышен скрип веток деревьев, налегающих на крышу и брёвна с порывами ветра. И шумное дыхание девицы, застигнутой им врасплох.

Ему даже почудилось, что он слышит молотящий стук её сердца.

– Яробор? – произнесла она ещё раз, но он не отозвался. – Фу-ух…

Поверила.

Следом послышались шуршащие звуки натягиваемой одежды и лёгкие шаги по полу. Она взяла что-то с печи и вернулась туда, где это этого стояла. Снова журчанье и плеск: Верея выливала куда-то воду, а затем княжич догадался, что она принялась стирать вещи.

Да, дел у девицы из-за него невпроворот.

***

Выстирав вещи, Верея развесила их на верёвке у печи и собрала все дождевые лужицы с пола. Окна раскрыла, чтобы в клети просохло. Пока крутилась и хлопотала в избе Яробор проснулся.

– Доброго утра, хозяюшка, – произнёс он хрипловатым голосом, вставая с лежанки и осторожно разминая затёкшее тело. – Ну как, протекла крыша?

Мешковина сползла с его груди, открывая сухие повязки. Верея с загоревшимися щеками осмотрела его, выздоравливал воевода княжий. Какой же он широкоплечий!

– Немного. Я… притёрла уж всё, – промолвила в ответ. – Выходи на улицу, не упадёшь. Как раны твои?

– Почти не болят, досаждают лишь зудом. Спасибо тебе. А крышу я починю, не переживай.

– Хорошо.

Мо́элодец поднялся и, пригиная голову, побрёл в сени, а оттуда к выходу. Двигался он ныне и правда половчее.

Верее отчего-то показалось, что он сбежал от неё. Слишком уж торопился.

Пока Яробор ходил по ветру, Верея полезла исследовать содержимое своей сумки и пришла к неутешительному выводу, что у них остались крохи из запасов еды.

Две горсти крупы на кашу, три головки репчатого лука и по одной штуке морковь с репой. Грибы ещё, которые она с вечора в воде замочила, да так и забыла о них.

Надобно на охоту отправляться и в Белозёрку заглянуть по пути. Трав с собой взять, может помощь кому понадобится. Но сперва Верея сварила грибную кашу.

– Я пойду в деревню, – сообщила Верея Яробору после завтрака.

– Ты… насовсем уходишь? – подобрался княжич, деревянная ложка в его правой руке едва не треснула пополам, с такой силой он сжал её в кулаке. От мысли, что эта добросердечная девица его покинет, в душе что-то кольнуло.

– Нет-нет, ты не так понял! – поспешила уверить мужчину. Взгляд Вереи упёрся в его непроницаемое лицо и спустился ниже. Он надел новую рубаху с вышивкой по вороту и рукавам, которую достал из своей поклажи. – Просто…

Ох! Ничего у ней не было просто! Как ему объяснить?

– Понимаешь, я не из Белозёрки. Я жила в другом остроге, далеко отсюда. Как до нас вести дошли, что моя бабушка покинула этот мир, я отправилась сюда. – Верея не любила врать, но по-другому никак, потому она выдумывала на ходу. – У нас не осталось еды, и здесь всё в запустении. Даже вон нормальной лежанки нет.

– И как только тебя батька с матушкой отпустили? Одну, в такую глушь дальнюю! – проворчал княжич, расслабляясь. Гнев и то другое щемящее в груди чувство уходили. – А братья старшие или… суженый почему не воспротивились?

Момент подвернулся подходящий, чтобы выведать про девицу что-нибудь. И узнать заодно, свободно ли её сердце.

А Верея почему-то молчала. Спустя несколько долгих напряжённых минут, она тяжело вздохнула и промолвила тихо:

– Нет у меня никого. Сирота я… ой, – обдумала, в чём призналась практически незнакомому мужчине, и испугалась.

Вот глупая! Руки её на поверхности стола мелко задрожали, по прямой спине скользнул озноб. Она ведь призналась в том, что у ней нету сильных защитников, вздумай Яробор надругаться над ней!

Конечно поступить с ней плохо он вряд ли посмеет, но опасение уже закралось в мысли червячком сомнения, несмотря на благородство княжьего воина. Да и Грознега о нём хорошо отзывалась…

Вдруг большая рука Яробора накрыла её маленькую дрожащую ладошку.

Княжич ругнулся про себя, почувствовав её страх. Она боялась его! Хотела даже одёрнуть руку, но он удержал и, прочистив горло от вставшего поперёк кома, мягко сказал:

– Прошу, Верея, не бойся меня. Я не обижу тебя. Мне жаль, что у тебя нет родичей. Я в неоплатном долгу перед тобой и никогда не сделаю ничего плохого.

Слова Яробора звучали вполне искренне. Верея поверила и кивнула. А потом мысленно хлопнула себя по лбу, он же мог видеть её кивка!

– Х.. хорошо, – произнесла вслух. Как горячо от его пальцев! Попыталась высвободить руку, мужчина не стал удерживать, отпустил. – Я тогда пойду. Мне на охоту надо, а потом в деревню схожу, вещи и крупы с мукой на шкурки обменяю.

– Постой, Верея. Подожди, – княжич встал и прошагал к углу в сенях, где его котомка походная лежала. Порылся в ней, зазвенел чем-то, и вскоре воротился к ней.

На стол перед ней с бряканьем бухнулся небольшой тёмный мешочек.

– Вот, здесь достаточно, чтобы купить у сельчан всё, что нужно. А избу я сам тебе починю. – Посторонних мужиков здесь он терпеть не намерен.

– Но…

– И никаких возражений. Считай это моей благодарностью и платой.

– Спасибо, Яробор.

– Может, мне с тобой пойти? А то мало ли, проблемы возникнут с деревенскими, – не хотелось княжичу её одну отпускать к чужакам. Вдруг кто приставать начнёт или собака кинется.

– Не нужно. Я сама справлюсь и постараюсь не задерживаться.

– Ладно. Но если кто вздумает обидеть… ты предупреди, что у тебя есть не муж, так защитник, который шею и бока с радостью намнёт желающим! – грозно буркнул молодец, отчего Верея улыбнулась.

– Так и сделаю, – пообещала, поднимаясь с лавки, и пошла собираться.