«У Марты» — гостевой домик размером с платяной шкаф.
Одна комната.
Одно окно.
Один рукомойник.
Одни крошечные удобства (настолько крошечные, что даже муха поджимала лапки перед тем, как сесть: «А можно тут?»).
И пять матрасов, которые, как выяснилось, пылились в углу у тёти Марты последние десять лет.
На одном — следы когтей. На другом — пятно, похожее на лицо ее бывшего мужа. На третьем — надпись чернилами: «Спал здесь. Не повторяйте мою ошибку».
— Это… ароматно, — прошептала Спарта, вдыхая воздух, пропитанный запахом старой шерсти, пыли и… чего-то, что, возможно, когда-то было котом.
— Зато — крыша над головой, — сказала я, разворачивая матрасы на полу. — И стены. И дверь. И окно. И… мы живы. Это — победа.
Девочки, еле живые от усталости, рухнули на матрасы, как солдаты после битвы. В комнатке была тропинка шириной в ступню — между матрасами. Пройти — можно. Пройти, не задев никого — невозможно.
Тайга сразу захрапела. Симба умудрилась упасть на две подушки сразу. Спарта легла ровно, как на параде. Мэричка уже что-то бормотала во сне:
— Тётя Оля… клей… груди… принц… упал… опять…
Куда упал принц, я так и не узнала. Мэричка накрылась одеялом и засопела.
Я закрыла дверь и вышла на улицу, направляясь к карете. Повернулась. И увидела его.
Марон стоял у кареты. Спокойный. Молчаливый. С плащом на плечах. И взглядом — как будто он уже знал, что будет дальше.
— …Комнаты нет, — объявила я. — Вообще. Ни одной. Даже для мышей. Даже для тараканов.
Он кивнул.
— Тогда — карета.
— …Карета? — переспросила я. — Вы… серьёзно?
— А что? — пожал он плечами. — Там сиденья. Там крыша. Там… тишина. — И я, — добавила я. — Вы уверены, что хотите спать в одной карете со мной? Я храплю. Я ворочаюсь. Я могу упасть вам на колени. Опять.
Он посмотрел на меня, открывая дверцу. Я понимала, что хочу наконец-то вытянуться во весь рост и уснуть. Завтра мне красить, мыть, наряжать девочек для их дебюта.
Не долго думая, я стала раскладывать сидение так, чтобы получилась кровать.
Между нами — пустота размером с мою гордость.
— Так… — сказала я, устраиваясь, — правила. Если я упаду — бросьте в меня одеяло. Я его потом во сне найду и укроюсь. Если я вдруг начну ругаться, это не вам, это я с судьями. Если подкачусь ближе — откатите меня обратно. Если почувствуете неладное — трясите, будите, орите!
Генерал посмотрел на меня.
— …А если я сам решу подвинуться ближе? Случайно? Во сне? Это будет считаться нарушением регламента?
Я замерла.
— Нет, — возразила я. — Это будет считаться… личной инициативой. Но мне будет уже так все равно, что хоть ноги на меня сложите!
Я улеглась и закрыла глаза.
Снаружи — шум города. Внутри — тишина. И… его дыхание. Ровное. Тёплое. Близкое и далекое одновременно.
И тут я услышала его голос. Во сне…
«Где ты?» — отчетливо произнес генерал. — «Скажи мне, милая, где ты… Я ищу тебя…».
Интересно, кого может искать генерал? Жену? Носок? Запонку? Тут оставался такой простор для фантазий, что можно было представить все, что угодно.