— Девочка, мне это действительно было нужно, — говорю я, когда мы с Калли выходим из спа-салона ее мамы, низкое зимнее солнце заставляет нас щуриться.
Застегивая молнию своего пальто, я прижимаюсь к его теплу, поскольку температура воздуха угрожает испортить мне настроение.
— Что дальше? — Спрашиваю я, вспоминая, как она сказала мне, когда приехала за мной сегодня утром, что у нее планы на весь наш день.
Она достает свой сотовый и нажимает на экран, отправляя кому-то сообщение, пока мы спускаемся к ее машине.
Она не отвечает несколько секунд, как будто ждет подтверждения о чем-то. Затем, после того, как ее мобильный зазвонил, и она получила ответ, она бросает его в сумочку и смотрит на меня.
— Я думаю, нам, наверное, стоит просто вернуться. Я уничтожена.
— О… э… хорошо. Мы можем просто потусоваться, заказать еду на вынос? — Я спрашиваю, зная в глубине души, что она права. Я заснула во время массажа там, наверху. Я более чем измотана.
С той ночи, когда я убила Джокера, или Джозефа, как я потом узнала, все было странно.
Большинство ночей я просыпаюсь в холодном поту, только что пережив момент, когда хладнокровно застрелила его.
Но каждый раз Себ оказывается рядом, вытаскивает меня из этого момента и напоминает мне, что все в порядке.
Я ненавижу это. Я ненавижу сомневаться в том, что я сделала, особенно когда я знаю, что поступила правильно. Но лишение кого-то жизни, независимо от того, насколько они, возможно, заслужили это за то, что причинили боль тем, кого я люблю, все еще трахало мою голову.
Все наладится, я знаю, так и будет. Я также знаю, что, хотя Джокер, возможно, был моим первым, он не будет моим последним, потому что, если кто-нибудь, и я буквально имею в виду кого-нибудь, снова угрожает или причиняет вред кому-либо из моей семьи, я буду первой там со своим гребаным пистолетом, чтобы доказать свою точку зрения.
Дэмиен, возможно, немного не уверен в своем прыжке в двадцать первый век, позволив мне встать рядом с мальчиками в качестве одного из его солдат, но к черту это. Мой отец готовил меня к этому всю мою жизнь, и я, черт возьми, занимаю свое место.
Я не буду женщиной, которая остается позади, пока мужчины идут и сражаются в наших битвах. Я хочу быть частью этого. Я хочу сыграть свою роль. Я хочу стоять рядом со своим мужчиной, моим отцом, моим братом, моей семьей с высоко поднятой головой и моим розовым клинком, готовым защитить тех, кого я люблю.
Я бросаю взгляд на Калли, когда она отъезжает от тротуара, и вид того, как она хмурится, заставляет меня остановиться.
С ней что-то не так. Это было какое-то время.
Сначала я подумала, что события Хэллоуина были слишком тяжелыми для нее, и она отступила.
Я понимаю. Черт, я более чем понимаю. Осознания того, что какой-то сумасшедший безумец преследовал меня по заднему двору этого места с пистолетом, было бы достаточно, чтобы отвратить кого угодно от этой жизни, но я начинаю думать, что это нечто большее.
— Ты хочешь поговорить об этом? — Спрашиваю я, надеясь, что она, наконец, раскроется, теперь, когда она полностью расслабилась после спа. Черт знает, что напоить ее в прошлые выходные не сработало.
— Что? Я в порядке. Не о чем говорить, — утверждает она.
— Верно, — бормочу я, совершенно не убежденная. — Что бы это ни было, ты же знаешь, что я бы никогда не осудила тебя за это, верно?
— Конечно, я это знаю. — Она смотрит на меня. — Я действительно в порядке.
— Хорошо, — уступаю я, зная, что ничего не добьюсь, продолжая тыкать в нее.
Она заговорит, когда будет готова, и ни секундой раньше.
Дорога обратно к нашему многоквартирному дому занимает целую вечность из-за оживленного дневного движения, и я почти снова засыпаю, когда мы останавливаемся и трогаемся, но в конце концов Калли загоняет свою машину на почти пустую парковку перед нашим зданием.
Деймон уже переехал до нас, и теперь Тео наверху, но пока квартиры остальных не готовы. Остальная часть здания в настоящее время пуста и в основном является строительной площадкой, поэтому у нас есть выбор парковочных мест прямо сейчас.
— Ребята здесь? — Спрашиваю я, глядя на другие машины.
— Понятия не имею.
Трудно понять, где кто-то из них находится, только по их машинам, потому что они всегда ездят на машинах друг друга — Ferrari Тео, конечно, исключение. В нынешнем виде только Себ и я имели удовольствие участвовать в гонках по городу.
В настоящее время мы одалживаем машины у Дэмиена, поскольку мой Porsche, мой ребенок и Aston Себа были полностью уничтожены в результате взрыва.
У нас обоих есть новые на заказ, и я не могу дождаться, когда вернусь за руль.
— Давай, я умираю с голоду.
Мы проходим через вход и заходим в ожидающий нас лифт.
Я с подозрением изучаю Калли, когда она начинает грызть один только что наманикюренный ноготь, пока мы поднимаемся по зданию.
— Ты что-то скрываешь.
— Что? Нет, я не такая, — неубедительно возражает она.
Я прищуриваюсь, глядя на нее, но отпускаю это.
Как только мы выходим из лифта, я вздыхаю с облегчением, когда мои ноги погружаются в ковер. Мне здесь нравится. Мне нравится жить дома со своим мужчиной.
Кто бы мог подумать, что я буду жить с тем парнем с кладбища той ночью всего через несколько месяцев моей жизни здесь? И не только это, но и то, что я была бы по уши влюблена в него.
Прижимая мою ладонь к биометрической панели, замки отключаются и позволяют мне войти внутрь.
Сначала, когда я снимаю обувь и вешаю пальто на ряд крючков, я не понимаю, что что-то не так. Но как только я переступаю порог нашей гостиной, я вскоре обнаруживаю, что Калли что-то очень сильно скрывала.
— Счастливого Дня благодарения, — кричат все, заставляя меня остановиться, когда огромный комок подступает к моему горлу.
Себ делает шаг вперед, беря обе мои дрожащие руки в свои.
— Сюрприз, Чертовка.
Я пару раз моргаю, глядя на него, борясь со слезами, которые затуманивают мое зрение.
— Ты все это сделал? — Спрашиваю я, оглядывая украшения и идеально накрытый стол.
— Ну, — говорит он немного нервно, бросая взгляд через плечо, — мне немного помогли эксперты.
Я следую за его взглядом, сканируя массу людей, стоящих позади него, и нахожу, что мой папа, Кэлвин и Энджи улыбаются мне.
Этот комок в моем горле только увеличивается при виде их.
— Спасибо, — прохрипел я. — Большое вам спасибо.
— Все для тебя, детка. Ты это знаешь. Ты действительно думала, что мы пропустим это мимо ушей?
Я киваю, когда моя первая слеза падает, потому что да, я не думала, что он даже понял, какой сегодня день.
Смахивая слезу тыльной стороной ладони, я проклинаю себя за то, что была такой эмоциональной. Перед тем, как влюбиться в Себа, я даже не могу вспомнить, когда в последний раз плакала. Он смягчил часть моего черного сердца, и втайне мне это нравится.
— Привет, милая, — говорит папа, когда я подхожу к нему и обнимаю его за талию. — Удивлена? — Он спрашивает со смехом.
— Совсем немного.
Мария — мама — стоит рядом с ним с широкой улыбкой на лице, наблюдая за мной.
— Привет, милая, — выдыхает она, когда я наклоняюсь, чтобы обнять ее. Для нас это еще только начало, но мы начинаем узнавать друг друга получше и, надеюсь, скоро полностью примем наш статус матери/дочери. Она переехала к папе теперь, когда террору Джонаса над ней пришел конец, и я никогда не видела своего папу более счастливым. На его лице постоянная улыбка, а в глазах — огонек, о существовании которого я даже не подозревала, пока мы не посетили их в первый раз.
Я быстро приветствую Кэлвина и Энджи, прежде чем обратиться к другому человеку, который, как я знаю, приложил большую руку к организации этого сюрприза.
— Привет, братик, — говорю я, поворачиваясь к Тоби.
— Привет, сестренка.
Он притягивает меня для объятий, и я держу его чуть дольше, чем, вероятно, следовало бы, просто впитывая его силу.
Оказалось, что открытие того, что у Джонаса был еще один сын, было не единственным секретом, который он хранил, потому что после проведения еще небольшого исследования, а затем и анализа ДНК, выяснилось, что все, что Тоби и Мария перенесли за эти годы, было напрасным. Тоби не сын Джонаса.
Он первенец моего отца. Мой настоящий брат.
Что-то, о чем, как мы все убеждены, Джонас был хорошо осведомлен. Он так быстро провел ДНК-тест на мне, когда я была ребенком, что не может быть, чтобы он не сделал это с Тоби, но он так чертовски отчаянно хотел контроля, наследника, что объявил его своим и провел следующие девятнадцать лет, мучая его за то, что он не мог контролировать.
Можно с уверенностью сказать, что откровение вскружило голову Тоби больше, чем он ожидал. Я ненавижу видеть, как он страдает. Я хотела бы, чтобы я могла сделать для него что-то еще, кроме того, чтобы подставить плечо, на котором можно поплакать, и выслушать с сочувствием, когда он захочет поговорить.
Но я абсолютно уверена, что с ним все будет в порядке, так же, как и со мной. Джонас, несмотря на все свои усилия, не сломит нас.
Я понятия не имею, что с ним случилось с тех пор, как они схватили его, и, честно говоря, мне не нужно знать.
Теперь он ушел из нашей жизни, и мы все можем оставить его позади. Это все, что имеет значение.
— Ты готов к своему первому Дню благодарения? — спрашиваю я его, бабочки порхают в моем животе, зная, что у меня скоро будет мой первый отпуск со своей семьей. Моя настоящая семья.
— Ты видела, сколько еды приготовили Энджи и мама? Черт возьми, да, я готов.
Я смеюсь над ним, прежде чем два человека подходят ко мне сзади.
Оборачиваясь, я нахожу застенчиво выглядящую Калли.
— Мне жаль. Я чуть не сказала тебе это столько раз. Я не сильна в хранении секретов.
— Ни хрена, — смеюсь я, притягивая ее для объятий.
— Давайте, ужин готов, — кричит кто-то, и все направляются к большому обеденному столу.
Я обыскиваю комнату в поисках человека, который явно отсутствует на этом маленьком сборище и мое сердце болит за нее.
Эмми держалась от нас подальше после того, что произошло в клубе ее дедушки. Я понимаю почему. Она чувствует себя виноватой за то, что не знала, что происходило у нее под носом. Но я понимаю это, и я ее совсем не виню.
Я просто хотела бы, чтобы она перестала винить себя, чтобы не чувствовала, что должна что-то упустить.
Себ занимает свое место во главе стола, а Тео — на другом конце. Я не могу удержаться от смеха над этой парой.
Еда невероятная, компания потрясающая, и у всех нас самый лучший день. В какой-то момент Себ принес свой планшет к столу, и мы смогли пообщаться по видеочату со всеми жителями Америки и должным образом представить их остальным членам нашей семьи. Как и ожидалось, ребята провели большую часть разговора, споря о правильной форме футбольного мяча. На этот раз у Себа была подмога, так что это продолжалось намного дольше, чем было необходимо.
— Эй, детка. Могу я украсть тебя на минутку? — спрашивает Себ, обнаружив меня на диване, разговаривающей с папой, Марией и Тоби.
— Да, конечно. Извините меня, — говорю я им, беря Себа за руку и позволяя ему протащить меня в нашу спальню.
— Себ, — предупреждаю я. Я могла бы быть открыта для того, чтобы вышибить ему мозги, когда наши друзья рядом, но я подвожу черту под всей моей семьей. Уже достаточно плохо, что Тоби услышал — и увидел, если уж на то пошло, — слишком много. Мне не нужно распространять это на папу и Марию. — Мы не можем.
— У тебя односторонний склад ума, Чертовка. Я привел тебя сюда не для того, чтобы выебать тебе мозги. Хотя, — говорит он, делая шаг ко мне, — теперь, когда ты упомянула об этом…
— Веди себя прилично, Себастьян.
— Я? Никогда.
— Кошмар. — Я драматично закатываю глаза, глядя на него.
Он тянет меня за руку, так что у меня нет выбора, кроме как упасть на край кровати рядом с ним.
— У меня есть кое-что для тебя, — признается он.
— О?
Залезая в карман брюк, он достает коробочку.
— Э-э… ты ведь знаешь, что это не Рождество, верно?
Он смеется надо мной.
— Да, принцесса. Я в курсе. Просто хотел показать тебе, как я благодарен за тебя.
Я падаю в обморок так чертовски сильно, что это почти причиняет боль.
— Открой это.
Широкая улыбка расплывается на моем лице, когда я срываю серебряную бумагу с маленького подарка и нахожу внутри черную шкатулку для драгоценностей.
Мое сердце, черт возьми, чуть не останавливается в груди, и мои широко раскрытые глаза встречаются с его.
— Э-э… н-нет, это не то, о чем ты думаешь. Но я рад, что знаю, как ты относишься к этому, — шутит он.
Мы не говорили о будущем. Мы так долго боролись за то, чтобы у нас был хотя бы один, что просто живем настоящим моментом.
— Я действительно… Я имею в виду, я хочу, чтобы… о-однажды… Я…
— Стелла, все в порядке. Я пошутил. Мы слишком молоды для всего этого дерьма.
Я вздыхаю с облегчением. Дело не в том, что я не хочу выходить за него замуж. Я просто… Я хочу получить шанс устроиться в жизни с ним. Я хочу просто быть собой, не оглядываясь постоянно через плечо.
— Но однажды я все же спрошу. Потому что это, — говорит он, обхватывая рукой мой затылок. — Это решенное дело.
— О, да? — спрашиваю я с ухмылкой.
— Ага. Я вырезал на тебе свое имя, так что теперь ты моя.
— О Боже мой, — смеюсь я.
— Что? Это правда.
Качая головой, я снова сосредотачиваюсь на своем подарке и откидываю крышку.
Втягивая воздух, я смотрю вниз на ожерелье передо мной.
— Себ, — выдыхаю я. — Это… — Я не могу удержаться от смеха. — Идеально.
— Я так и думал, — с гордостью заявляет он.
Подняв одну руку, я провожу кончиком пальца по одной из изящных цепочек и спускаюсь к первому амулету. Платиновое сердечко с черным бриллиантом в центре.
— Только ты мог бы подарить мне черное сердце, — шучу я.
— Потому что я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой.
Я киваю, молча соглашаясь с ним, пока двигаюсь вниз по более длинной цепочке ко второму талисману.
Это кинжал. Ну, нет, не просто кинжал — инкрустированный розовыми бриллиантами кинжал, имитирующий мой собственный.
— Мне это нравится.
— Можно? — Спрашивает он, забирая у меня коробочку и вытаскивая ожерелье.
Убирая волосы с плеч, я позволяю ему накинуть их мне на шею.
Сердце падает прямо на мою грудину, в то время как кинжал дразняще торчит в ложбинке между грудями.
Поворачиваясь к нему, я показываю ему, как это выглядит.
— Даже лучше, чем я мог себе представить, — бормочет он, его собственные пальцы скользят вниз по цепочке, отчего по моему телу пробегают мурашки.
— Да, я думала то же самое о тебе.
— Нет, детка. Я еще хуже. Так, намного хуже.
Его рука находит свой дом на моем горле, и он целует меня слишком тщательно и грязно, учитывая, что наша семья прямо за дверью.
— Я люблю тебя, Чертовка. Никогда не меняйся.
— Никогда. Я тоже тебя люблю.