Академия бракованных людей (СИ)

Тайна

«Время остановилось. Ни руки, ни ноги не слушались, ныли от усталости, что ужасно бесило и расстраивало одновременно. И что теперь предпринять? В голове пусто, также, как и в холодильнике, но аппетита не было, и славно. Куда пойти? Везде, вроде бы, был. Звон в ушах не давал сосредоточится, и усиливался с каждой секундой, придется идти на кухню, там должны быть таблетки от давления. Штук пять или шесть. На недельку хватит, а там посмотрим, возможно больше и не понадобиться. Я повторил это несколько раз, но уверенности не прибавилось, напротив, захотелось смеяться от такого нелепого, непрофессионального самообмана. Еще не сделал все что мог, а значит нужно вставать и идти. Который сейчас час? Ночь? Или уже утро? В приоткрытое окно врывался адский холод, температура, казалось, падает, и это не просто пугает, это наводит ужас. Снова подниматься на ноги больно, за то становилось легче, появлялась надежда и уверенность. За эту надежду можно хоть неделю не спать, но с каждым днем будет все хуже. Я знаю. Нужно быть быстрее и проворнее. Быстрее и проворнее… Результат слишком важен, чтобы позволить себе плохое состояние, которое так сильно сказывается на продуктивности»

— И все-таки зря вы так поступили. Чуть не подставились, меня чуть не подставили…

— Ты сама себя чуть не подставила, нет, чуть не угробила! — Рявкнул Иэн и потер виски.

— Мне все равно. Даже если бы это стоило мне… да чего угодно. Он должен были видеть, насколько сильно я его не уважаю.

— О, браво! Настолько, что аж нарисовала член в тетрадке! Вот это я понимаю, месть, академия трепещет.

— До тебя не доходит. Это не месть, это акт унижения. Я хочу, чтоб этот холеный пидор сосал, ты слышишь меня?! Мерзкая гнида… ты посмотри, на что я стала похожа из-за него. У меня глаз вот-вот наружу вылезет, ребра синие, будто на них пролили краску! Рука не работает, нога ходит от случая к случаю… а самое страшное, что я ничего не могу сделать. Ничего. Еще немного и меня вышвырнут. А тут хоть… унизительно будет. — Юрала пнула ногой увесистый камень, и тут же взвыла — ее злость обернулась против нее.

— Я боюсь, сосать, как раз, в итоге будешь ты. Возможно и мы, за компанию. Но других способов напомнить о себе в столь хамском ключе у меня нет. Не класть же ему на стул кнопку? Боюсь, даже в таком случае он размажет нас по стенке. — Блейк прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Отглаженный костюмчик, омерзительная улыбка… взгляд, будто он помощник президента, а не… — Продолжала сокрушаться девушка, хватаясь за голову, и натягивая на ней волосы.

— Ну, в нашей факультетной резиденции он даже не помощник, он местный президент.

— Да хоть глава межгалактической империи! Какое право он имеет так относиться к своим гражданам? Будто мы не люди, а свиньи. Знаете, что я сегодня делала? А? Драила полы у него в кабинете.

Иэн глубоко вздохнул и задумался. Ярости его подруги не было предела, но, к сожалению, сейчас он никак не мог ей помочь. Ния тем временем, которая не встревала в разговор, но внимательно слушала, со странной подозрительностью вглядывалась в лицо одногруппницы:

— А знаешь, Рал, что-то он слишком добр к тебе.

— Что?! — и девушка, и парень, тут же застыли посреди улицы, негодующе рассматривая лицо Фарлоу.

— Понимаете… вы оба, так-то, новенькие. Вас сюда засунули из своих вузов из-за проблем с законом. А я тут… с самого начала. Интервал разный, но по сути, крошечный… вам сложно судить, вот я о чем. На самом деле проблемных студентов декан, буквально, запирает в белой комнате. Оттуда выходят люди, а у них трясутся руки, отсутствующий взгляд. А тут была, получается, только один раз, не смотря на все свои отчаянные выходки. Это не выглядит как протест, это выглядит… как отчаяние. А он любит отчаянных. Ломать. Но сейчас что-то идет не так. Моешь полы, ходишь на факультативы… он будто присматривается к тебе, хоть и делает это весьма странно.

— Ния, ты меня извини, но я лучше посидела бы там, чем каждую ночь рыдала бы от боли. Я не могу спать, раны не заживают, а такое чувство, что воспаляются все сильнее и сильнее. Мне намяли бока, что может быть хуже?

— Белая комната. — Спокойно ответила Фарлоу, пряча глаза. — От одного раза ничего не будет. Лишь странное одиночество и облегчение, мол, ничего необычного, они просто пугают. На самом деле нет. Эффект накопительный, и с каждым разом входить туда все страшнее и страшнее. Особых, кто провел там, в общей сложности, более восьмидесяти часов, заталкивают туда силой. Это не воспитательная мера, это страшная пытка. Такое не пожелаешь врагу, а он шлет туда за любую провинность, за мелкий грешок. Физическое наказание, это больно, страшно… иногда бывает фатально. Но ты остаешься самим собой, в здравом уме и доброй памяти, если тебя, конечно, не били по голове. А там ты теряешь самого себя. Сперва приходят депрессии, затем панические атаки… там ты теряешься, забываешь свое имя. Кто ты, откуда, что тебе нужно делать. И чем дольше ты пробыл, тем сильнее эффект. Они превращают проблемных студентов в безвольных зомби с покалеченной психикой. За то результат умопомрачительный — все спокойны, учатся, исправно выполняют просьбы и приказы. Один только, по мнению нашего декана, минус — комнат всего восемь. А людей в академии… более тысячи человек. Понимаете, да? Всех идеальными сделать невозможно, но самых дерзких — вполне. Но, правда, те, кто реабилитировался, сдают экзамен на психическую вменяемость и уходят. Тест, правда, забавный, ориентирован на выявление скрытой агрессии и способности к послушанию. В общем на то, что белая комната призвана сделать с человеком. Иллюзия вменяемости… на их место приходят другие, и так по кругу. Адская машина подневольного исправления, в которой люди — топливо, и результат одновременно. В тот раз, когда ты заступилась за меня… я думала он определит тебя туда. Часов на двадцать, чтобы прочувствовала. Изо дня в день. Но нет. Туда попали все, и на восемь. Кроме тебя. Я понимаю, он просто настроил всех против… но все это странно. Мне так кажется.

— То есть ты хочешь сказать, что он еще и… жалеет меня?! — Юрала стиснула зубы. Припухшее с одной стороны лицо, буквально, перекосило от злобы.

— Нет. Не жалеет, совсем не жалеет. Не сочувствует, не понимает. Просто… не знаю. Растягивает удовольствие перед казнью? Похоже на то. Я его плохо знаю и очень боюсь.

— И как продлить решение о казни? — Спросил Иэн. — Повернуть назад не выйдет, так как отсрочить?

— Говорю же, не знаю! — Ния схватилась ладонями за лицо и потрясла головой. — Вообще нет идей. Ей меч на голову опуститься в любую секунду!

— Превосходно. — Тихо процедила Рал и закатила здоровый глаз. Второй рефлекторно закрылся. Подростки уже подходили к дому Ииды, и та, быстро попрощавшись, ушла к себе. Хотелось не попадаться на глаза разочарованным приемным родителям, ведь до сих пор ей удавалось скрывать серьезные побои, и портить недавно наладившиеся, хрупкое равновесие меж ними ей не хотелось.

Чистый, ночной воздух как нельзя точно отражал ее состояние души — такое же свежее, но холодное. Неизбежность витала где-то неподалеку, поэтому не спалось не только из-за болеющих, воспаленных ран, а еще из-за тягостного чувства ожидания. Если ее неизбежность, это безвозвратно покалеченная психика, в таком случае, она, более, не станет делать алгебру вообще. Какой в этом смысл, если результат все равно один? Зачем дышать, если на следующие сутки все равно умрешь? Ведь количество кислорода строго ограниченно. И ничего нельзя изменить.

Вроде бы.

Формально, выход есть, вернее, он всегда был. Вернуться в приют. Спровоцировать родителей и вернуться в приют. Ей уже есть восемнадцать, даже без возни с документами они могут сказать «собирай вещи». И, пока она не закончит образование, можно будет вернуться.

Из-за какого-то… мерзкого дядьки, который уверен, что имеет право измываться над разумом и чувствами ребят, в частности над ее. Чувствами… Тишина.

— …квадратичных неравенств, так же, как два параграфа назад. Дошло? — Декан поднял бровь и осмотрел скользящим взглядом группу. Все, как один, уставились в тетради, и упорно молчали, боясь произнести хоть звук. — Значит, будем считать, дошло. — Он надел очки и внимательно осмотрел список баллов, полученных учениками в ближайшем месяце, но тут же недовольно скривился и поднял голову. — Иида. Задержись.

— Да, помню, остаюсь сегодня. Факультатив же. — Студентка вдохнула и положила локти на стол, изучая взглядом темное окно. Одногруппники уже расходятся по домам, а ей, наверняка, придется третий раз за неделю драить полы в кабинете. Рука, как и нога, в общем, уже почти не болела, а вот ребра все еще раздражали своей синевой и тупой, воспаленной болью. Глаз не ухудшался, но и не улучшался, и это не могло не радовать. Он ведь хотя бы был, а значит, все в порядке.

Подростки медленно покидали аудиторию, кто-то из них оборачивался и смялся себе под нос — одногруппница будет отрабатывать свое храброе, но вызывающее поведение до конца своего обучения здесь. Злорадства нельзя было сдержать. Когда в кабинете не осталось ни души, учитель внимательно посмотрел на часы, щуря глаза — пять вечера. Для всех дополнительные лекции окончены, а для нее, можно сказать, только начинаются. Что же, не любишь учиться — люби мыть полы, и эта логика была даже не сарказменной.

— Может уже хватит чистить чистое? Перешли бы, хотя бы, на алгебру для восьмиклассников.

— Смотрю, ты прочла ее? Какая умница. И как? Много было непонятного? — Преподаватель расплылся в широкой, довольной ухмылке.

— Непонятно ваше стремление сделать из меня математика. Издевательство… это же даже не программа минимум. Это спец книги, я знаю. — Она закусила губу и сжала кулаки.

— Очень жаль, придется найти тебе раздел для семилеток. Может, хотя бы, они не будут казаться через чур продвинутыми. — Он снова ухмыльнулся и вновь гляну на часы.

— Торопитесь? — Закинув ногу на ногу Рал осмотрела преподавателя, анализируя его внешний вид. Но он был ровно таким же, как и всегда, слишком официальным, но уместным.

— Даже не надейся уйти отсюда раньше. Ты знаешь, где ведро. — Мужчина прикрыл глаза и вышел из кабинета, оставил ученицу в удручающем одиночестве. Снова ее компанией будет швабра и половые тряпки.

За день в болеющем теле скопилась немыслимая усталость. Позвоночник сам наклонялся вперед, сгибаясь под силой гравитации, руки, почему-то, дрожали, а взгляд блуждал по комнате, старался на чем-нибудь сосредоточится, но не выходило. Стрелки часов клонились к вечеру, время тянулось необъятно, невообразимо медленно, словно пластичная, остывшая карамель. Печаль в воздухе раскалялась, обретая привкус отчаяния. Чистый темный паркет не мог стать чище, как и она не могла внезапно полюбить алгебру. Боль отдавалась в грудной клетке, когда девушка дышала, а взяться под грудью было просто невозможно — летели искры из глаз.

Ветер гудел снаружи. Ей вновь придется идти домой в холод, и, кажется, на этот раз там идет мелкий дождь. Обрывая последние листья с деревьев, потоки воздуха разносили все вокруг себя, круша плохо зафиксированные декорации в клумбах и непрочные провода. Природа, буквально, сходила с ума, обрекала одинокую студентку на тяжелый, медленный путь домой. Ноги подкашивались, она, то и дело, смахивала со лба пот и тяжело дышала, горько вглядываясь в циферблат. Опекуны ведь, были только рады, что с проблемной девочкой взялись заниматься дополнительно, так еще и бесплатно.

Скрипнула ручка двери. Декан появился, как всегда вовремя, и как всегда самый занятой. Рал отставила швабру к стене, после чего влажными руками поправила волосы и слегка помятую юбку.

— Что скажете? — Устало процедила она, отводя взгляд куда-то вдаль. Спорить и острить, буквально, не было сил.

— Этого недостаточно. Мой еще. — Спокойно сказал Хенгер и, пройдя вперед по мытому, сел в кресло. — Только без десяти шесть, неужели устала? Привыкай, это твоя будущая работа.

— Думаю, я справлюсь и без вашего трудоустройства. Будьте осторожны, а то столь вакантное место вскоре может понадобится вам лично. — Иида самодовольно ухмыльнулась, радуясь, что даже в таком состоянии смогла дать достойный, как ей казалось, отпор.

— Ты мне угрожаешь? — Спросил учитель, приподнимая взгляд из-под очков.

— О нет, с чего вы взяли! Просто прогнозирую ваше будущее, так сказать, предполагаю развитие карьеры, исходя из вашего характера.

Как ни странно, преподаватель ничего не ответил, лишь странно взглянул на часы. Минутой позднее, он глубоко вздохнул, и сказал:

— Бери стул, садись.

— Как скажете. — Юрала сдвинула брови, подозрительно косилась на мужчину. Однако, никак не прокомментировала столь добрый выпад, и быстро подсела к нему за стол. Тот, как ни в чем небывало, начал что-то объяснять, водить тонко заточенным карандашом по формулам, и расчерчивать на тетрадном листе какие-то схемы.

Восемнадцать десять… Студентка собрала глаза в кучу и уронила голову. Не то что бы она чувствовала себя глупой, скорей уж наказанной за свою нелюбовь к бессмысленным цифрам и отсутствия желания их понимать.

Как ни странно, как только прошло еще несколько минут, учитель резко замолчал, широко ухмыльнулся и снял очки. Его действия не казались ей чем-то необычным, но что-то внутри твердило, что ведет он себя как-то не так. Как-то не так сидит, как-то не так смотрит… говорит, даже объясняет материал. Как-то не так встает, и… идет запирать кабинет? Иида вскинула брови, напряглась всем телом и попыталась выдавить нейтральную улыбку:

— Думаете, я так боюсь алгебры, что сбегу? Нет, не сбегу. Можете расслабиться.

— На самом деле да, боюсь. Более того. Я уверен, что ты попытаешься сбежать. Вот только вряд ли у тебя что-то выйдет. — Он сунул ключ в карман, после чего вплотную подошел к ученице. — Как интересно. И куда же подевался весь гонор, м?

— Что со мной будет?

— Не отвечай вопросом на вопрос. Это не вежливо. — Габриэль наклонился над ее лицом и странно улыбнулся, после чего схватил ученицу за скулы, и с той же улыбкой прошипел: — раздевайся.

Студентка вскочила, и стул, на котором она сидела, с грохотом упал рядом. За спиной был лишь преподавательский стол, а за ним окна, и визжащий ветер, что слышался от них. Не дожидаясь действий, декан сам залез ей под юбку, и стал стаскивать трусы, которые, по дрожащим ногам сползали сами. И, как только сползли, резким, грубым движением толкнул девушку на стол, по-хозяйски раздвигая ей ноги.

— Милые чулочки. Смотрю, ты настолько уработалась, что даже не можешь оттолкнуть — не хватает сил. — Он посмеялся себе под нос.

— Это незаконно. — Прошептала она сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Сил и вправду не было, но наблюдать за тем, как собственный учитель ее рассматривает, словно гинеколог, было невозможно. Рассматривает, придерживая за колени, затем переводит странный, пошлый взгляд на лицо, затем опять в промежность.

Неизбежность. Вот она та неизбежность, которая стучалась в дверь, лежала ночью в одной кровати, пока Рал безнадежно пыталась уснуть. Лежала рядом, обволакивая побитое тело своими темными, склизкими щупальцами и уносила в бездну. Столь ненавистный учитель столь ненавистного предмета сейчас поимеет ее, причем в самом прямом смысле. Все, что она так не любила… концентрировалось в одном человеке, одном образе, который не победить. Против которого бессмысленно бороться. Это… было неизбежно.

Послышался звук расстегивающейся ширинки. Второй рукой он ощупывал бледное, молодое тело, сплошь и рядом покрытое синяками. От этих прикосновений Иида выла, боль, оставленная сверстниками, никак не отпускала. Пуговицы летели в стороны, а под розовой грудью, что торчала из рубашки, виднелись знакомые синие и желтые пятна. Декан их тоже рассматривал, со странным интересом, но не трогал, только соски и ореолы, наблюдая за реакцией ученицы.

Специально надавливал, со странной улыбкой, упиваясь ощущением абсолютной безнаказанности. Она вздрагивала, пальцы сильно согревали холодную кожу.

В кабинете послышался хриплый крик. Странное, давно забытое чувство, когда в тебя что-то входит, что-то, что натягивает половые губы до предела, врезается в матку, провоцируя спазмы. Член раздвигал собой тугие стенки очень узкого влагалища. Студентка все время вздрагивала и смотрела вниз, как он входит, а затем немного выходит. Образ, который ненавидела… отчаянно долбит ее, и, закусывая губу, она чувствовала то самое, странное, мазохистическое удовольствие. Мужчина сжимал круглые ягодицы руками, оставляя новые синяки, хрипло дышал, пока лицо перекосила неадекватная, буквально, невменяемая ухмылка. Он покажет ей свое место, очень доходчиво покажет, вот только лицо, эмоциональное, со слегка высунутым языком, больным, красным глазом… возбуждало настолько, что, не то что наказывать ее, даже сдерживать себя становилось проблематично.

Наказание. Неизбежность. Она прикрыла глаза, чувствуя, как внутри разливается горячая, вязкая сперма, как толчки становятся более плавными, но не прекращаются. За окном завывал сильный ветер, срывающий сухие, подгнившие листья и поднимая их вверх, сквозь толщу облаков, к импровизированным звездам. Чужие, тяжелые прикосновения скользили по телу, грязно лапая его, причиняя мерзкий дискомфорт, но странное, скользящее, приятное ощущение. В стекло били крупные капли осеннего ливня, белые, заводские лампы освещали столь знакомый, широкий кабинет. Гулкие, частые вздохи нагревали воздух внутри помещения, тихие, женские стоны резали одинокую, навязчивую тишину.

Где его здравый смысл? Что он делает, зачем? Мораль, совесть, все это упорно игнорировалось без надежды на раскаяние. Ведь то, что он совершал, явно продумывалось заранее. Давно заранее.

«Пробуй рассказать кому-либо, попробуй, повоюй, и твоя жизнь превратиться ад» — эхом звучали слова в тяжелой голове. Рал сидела на порожках академии, запрокинув голову вверх. Ледяные капли, приобретая страшный разгон на ветру, врезались в лицо и стекали вниз, пока намокала форма. Холод пробирал, буквально, до самых костей, но ей, казалось, было все равно. «Как же он уверен в себе» — отчаянно сказала она, потоки воздуха подхватывали ее дыхание и слова, но их не слышала ни одна душа, и вокруг вновь, несмотря на ливень разрасталась хрупкая тишина.

Руки тряслись, но страха, отчего-то, не было. Неизбежность уже, больше не страшно. Все. Тело болело, старые побои, но не новые случайные синяки. Знакомое чувство, когда кто-то… внутри, оно не пугало, не оскорбляло, даже не злило. В душе витала странная пустота, хотя должна быть боль. Боль и ненависть, за все, но есть пустота.

Хенгер медленно поднимался вверх по лестнице, обдумывая все произошедшее. Сперва, зачем-то, спустился, но потом вспомнил, что собирался сделать совсем не то. Голова вверх дном, чего не случалось с ним очень давно. Ему казалось, она провоцировала в нем злость, или нет? Или, все-таки, да?

Очаровательная девочка, но такая мерзкая, назойливая, выводящая, с очень длинным, острым языком и абсолютно безмозглым рефлексом нарываться и переходить дорогу даже тем, с кем нет смысла сражаться. Таких полно здесь. Академия из них состоит. Откуда тогда «но»? Что остановило, почему он до сих пор не избавился от нее, а продолжил бессмысленную игру, мало того, в этой игре переступил закон. Моральный, этический… конституционный. Не слишком ли далеко зашла игра, которая заранее была в поддавки?

Облегчения декан не чувствовал. Напротив, распалился еще больше, и был очень доволен. Она будет молчать, он был в этом уверен. И это нравилось. Можно будет повторить.

Мужчина несколько раз провернул ключом в замочной скважине странной, тяжелой двери, и та тут же открылась. Глазам открылась до боли знакомая, маленькая комната, в которой все было уставлено небольшими черно-белыми мониторами, но в центре стоял один крупный, мощный компьютер. Габриэль спокойно подошел к нему, взял в руки мышку и очень быстро нашел запись на нужной камере.

Всего лишь вырезать нужный эпизод с камеры, и зациклить первые десять минут факультатива вплоть до ее ухода, где он спокойно объяснял материал. Никто без дела не станет рыться в этих записях, и продумывать что-то более детальное смысла просто нет. За одно точно так же подчистить его путь сюда, зациклив пару минут пустого коридора «до». И далее, ведь трех минут ему вполне хватит, чтоб вернуться на первый этаж. Туда, куда сперва он случайно спустился. Меньше шестидесяти секунд работы, и преступления нет. Ничего нет. Снова идеально чистый декан с такой же идеальной репутацией. В его словах никто не усомниться. Ни за что. А даже если кто-то случайно кликнет — увидит бессмысленную постанову. Десять минут. Идеально.

Она, как не пыталась, не могла заставить себя сдвинуться с места. Шок, усталость… все это притягивало ее к мокрой земле, где, как ей казалось, ей было самое место. Тело скрипело, стонало, ныло, слишком много встрясок, слишком. Не могла заставить себя встать. Не получалось. А дождь все лил, и одежда, будто бы, покрывалась холодной слизью, начиная прилипать к спине, груди… но то был всего лишь фантом, который заставлял Ииду ухмыляться самой себе.

Сзади слышались шаги. Внезапно на мокрую голову перестали падать капли, а на сидящий силуэт легла высокая тень. Вздохнув, она подняла лицо и сдвинула брови. Задумчивый, декан держал над ней зонт и стоял рядом, непонимающе вглядываясь в ассиметричные, воспаленные глаза.

— Испортишь академии репутацию, если продолжишь сидеть здесь. И даже если заболеешь, я все равно приму у тебя контрольную. Дистанционно.

— Дистанционно? — Юрала криво ухмыльнулась и откинулась назад. — Интересно, интересно… мне с вашей дистанцией ждать вас в гости?

— Вполне вероятно. — Самодовольно ответил преподаватель, но с места не сошел.

— Уйдите. Я минуту посижу и перейду в другое место.

— Время пошло.

— Уйдите! Мне нужно побыть одной. — Она негодующе уставилась в безэмоциональное лицо собеседника и обессилено опустила голову.

— У тебя вся ночь впереди. — Мужчина обошел девушку и, взяв ее за подмышку здоровой руки довольно ловко поднял на ноги. — Домой. Дома помедитируешь.

— Где хочу там и сижу. — Спокойно ответила студентка, будто бы никакой близости с ее учителем в последний час не было, и вообще она слегка догоняет по отстающему предмету.

— Я сказал домой. — Сквозь зубы проскрипел он, и поволок девушку вперед. Дождь понемногу усиливался. — Черт подери, ты можешь хотя бы переставлять ноги сама? — Преподаватель взял ее под грудь, недовольно закатывая глаза.

— Бросьте меня тут, я приду завтра на учебу. Обещаю.

Тот никак не отреагировал и ничего не ответил, но с каждой секундой его недовольство росло, и это ощущалось. Не понятно, правда, почему. Рал уже смирилась со своей участью, но все равно немного негодовала, в особенности на его злость сейчас. Бросил бы. Обоим было бы легче. Ей так казалось.

Холодная, слякотная осень разъедала души людей, вне зависимости от того, дома они были или на улице. Плотные, темные тучи висели над городом, проливая бесчисленные слезы на землю. Холод, мрак…

— Руки убрал! — вскрикнула Иида, пытаясь оттолкнуть от себя преподавателя.

— Или что? — С ухмылкой ответил тот, продолжая мять плотные розовые соски.

Все тот же стол, тот же кабинет… ветер, темнота, и невозможность предпринять что-либо. Или нежелание? Уже неделю, день за днем, факультативы проходили весьма необычно, и, раз за разом он подчищал записи камер наблюдения, зацикливая фрагмент обычных занятий.

Уже слишком знакомое чувство, когда плотный орган двигается внутри, даже приятное. Мужчина медленно насаживал себе на член женские бедра, поглаживая пожелтевшие синяки на грудной клетке. Студентка приоткрывала рот, закусывала губы и вздрагивала. Глаза закатывались вверх сами собой — рефлекс. Теплые, уверенные руки. Теперь, заходя вечером в эту аудиторию, она прекрасно знала, чего ждать, и, как не странно, особо не сопротивлялась. Только потому, что это переходит все границы, Рал вспоминала об этом, злилась и болела, но как только чужие ладони касались плечей, как только глаза натыкались на спокойный, уверенный взгляд светлых глаз, медленно смирялась и подчинялась. Уже победил.

Смотрит слегка свысока, напряженно гладя любую часть ее тела, которая попадалась под руку. Отчего-то мысль, как алгебра в прямом смысле имеет маленького философа ее не смущала, а, напротив, веселила. Не может морально, так физически.

— И сколько у тебя было мужчин? — С ухмылкой спросил он, вынимая член, из которого сочилась густая белая жидкость.

— Один. — Спокойно ответила ученица, вызывающе поднимая глаза. — Теперь двое.

— Вериться с трудом. — Засмеялся декан, застегивая ширинку. — Дай угадаю, за банку газировки? Или за жвачку?

— Из любопытства. — Она отряхнула колени и села на стол. — А вы мерзкий, раз задаете такие вопросы.

— Я бы поспорил. Из любопытства? То есть просто было просто интересно, хм, и как, не разочаровалась?

— Разочаровалась. Не стану отвечать подробнее, учитель-извращенец. — Иида сузила глаза и встала из-за стола.

— Еще бы. — Декан взял ее за скулы одной рукой и наклонился почти вплотную. — Я не озабочен, дело в тебе. Твой вызов прекрасен.

— Да, конечно. Давайте, скажите, что у вас это впервые. — Она пристально посмотрела на мужчину, но тот ничего не ответил, просто смерил ее высокомерным взглядом.

Ни боль, ни обида, ни отчаяние… хотя ее только что, вроде бы, изнасиловали. В кафе давно уже ждут друзья, которые и не подозревают об необычности ее занятий, считая, что просто алгебра. Еще бы, ведь она одна из самых отстающих на курсе, совершенно не смыслящая в материале. Не слышащая. Или не желающая слышать?

Хенгер проводил взглядом ученицу, аккуратно закрывающую за собой дверь. Почти семь вечера, надо бы убрать с камер это преступление, но он, почему-то, сидел на стуле. Задумался и не шевелился. Мало. Все еще мало, хотя уже давно должен быть наесться. Однако, чувствуя, как она, в какой-то мере, получает от этого странное удовольствие, никак не может остановиться. От видения этого сносит крышу.

Он медленно стучал пальцами по столу, раз за разом вспоминал, что было несколько минут назад. Сидел, не двигаясь с места, снова слегка возбуждаясь, думая о чем-то абстрактном. Звезды заглядывали в окна, наблюдая сперва за сношением, потом за всем, что происходило позже. Они, буквально, усыпали темное небо, в такие минуты было приятно гулять, да и в целом, ходить пешком, но он сидел, вспоминая, вспоминая… и мерзко ухмыляясь. Отличный день.

Она шла, едва переставляя ноги от усталости. Кафе всего лишь в двух кварталах, но в ее состоянии это расстояние казалось бесконечным. «Никакой он не гей, как ни странно» — крутилась у нее в голове, но эта мысль не вызывала никаких эмоций, она принимала как данность. Совсем не гей, напротив, убежденный натурал с довольно-таки высоким либидо, которое ей удалось прочувствовать на себе. Сильный, уверенный… высокомерный, мерзкий, злой, эгоистичный… этот список можно было продолжать вечно. Юрала не знала об его положительных качествах, но, наверное, они были.

Близилось кафе, с яркой вывеской и стеклянными дверьми. Рядом с окном сидели двое ее друзей — Ния и Иэн, увлеченно о чем-то споря. Набрав побольше воздуха в легкие, студентка прошла внутрь помещения и без особых комментариев подсела к друзьям.

— Привет, как ты? — Блейк улыбнулся и протянул девушке меню. — Бери что хочешь, сегодня я угощаю.

— Спасибо. Нормально, только голова гудит от алгебры. Ненавижу цифры. — Она странно рассмеялась и перевела взгляд в окно.

— Удивляет, что он от тебя до сих пор не отстанет. — Вставила свое слово Фарлоу. — Впервые на моей памяти, чтобы он так долго мурыжил кого-то…

— Может я ему просто не нравлюсь. — Иида нервно засмеялась и махнула рукой. Ее собеседники непонимающе переглянулись меж собой, но решили, таки, сменить тему, ведь их подруга явно не желала обсуждать свои факультативы. Почему-то. И это тревожило обоих, неужели ее так сильно прессуют, что она даже слова не может из себя выдавить. Друзья подозревали что-то такое, но еще слишком рано паниковать.

В теплом, приятном помещении можно было расслабиться и забыть о столь стремительно наплывающих проблемах. Все это, будто бы, осталось за дверью, есть только теплый кофе и возможность расслабиться. Сухое тепло, мягкая музыка, приглушенный свет… все это позволяло отвлечься и ненадолго уйти в себя, размышляя о завтрашнем дне. И, хотя мысли о будущем вызывали у Ииды странное негодование, сейчас во всем теле, от корней волос до кончиков пальцев ощущалось лишь спокойствие, и даже легкое уныние. Завтра будет завтра. А сегодня она будет кушать медовый тортик, наслаждаясь им и несладким капучино.