Академия бракованных людей (СИ)

Плоть и сахар

«Уже победил, хотя война еще не началась. Дьявол. Могу ли я что-то сделать? А стоит и не станет ли хуже? Тело отказывается слушаться, когда случайно вижу его в коридоре, злость, смешанная со страхом. Хочется убежать, или наброситься, сделать хоть что-то. Что я могу сделать? Наверняка он позаботился об алиби, о камерах… декан же. Держу себя в руках, пока кто-то пытается меня уничтожить, и эту нервозность никуда не деть. Почему так вышло? Кто тянул меня за язык, неужели я этого хотела? Неужели я ЭТОГО хотела? Раздражает. Самоуверенностью, эгоцентричностью… Не удивительно, что он до сих пор один. Судя по всему, на работе, конкурировать, более, не с кем, вот он так и вцепился, а это одна из немногих вещей, которые он умеет. Конкурировать и считать. Пошел бы в бизнес, раз так. Тело все еще ноет от старых побоев, иногда так сильно, что сложно сдержать рефлекторные слезы. Но я же не слабак, верно?»

— Я не виню тебя, ни капли. Просто признай, что такое влечение к одному человеку для тебя не типично. Сколько это уже продолжается? Три, четыре недели? — Джек потушил сигарету, одновременно с этим глубоко вздыхая.

— Тебе нечего волноваться, я просто развлекаюсь. — Габриэль спокойно взял сигарету из пачки друга, чиркнул зажигалкой, и поднес ее ко рту.

— Знаю, ты иногда встречаешься… а потом идешь дальше, мне ли не знать. Поэтому я и думаю, что это странно. И потом, она ученица. Но, как я уже сказал, я не виню тебя. Напротив, рад, что ты так увлекся. Возможно, все это даже к лучшему. Тебе двадцать девять лет, а законсервировался в своем одиночестве так, будто какой-то дед-вдовец, честное слово. При всем при том, что неудачных опытов не было. Я твой друг, и хочу для тебя лучшей жизни. Думаю, тебе это нужно. — Психолог грустно посмотрел на друга и пожал плечами.

— Давай ты не будешь лезть в это. Мне лучше знать, что хорошо, а что нет.

— Эта самоуверенность тебя погубит. Я не навязываю свою точку зрения, но ты мой друг, далеко не первый год.

— Десятый, примерно. — Декан потушил сигарету и откинулся на стуле, наблюдая за птицами в окне.

— Где-то так, да. И все-таки я советую тебе сесть, взяться за голову и, как следует, разобраться в себе. Думаю, ты будешь удивлен своими же чувствами. Даже я ими удивлен.

— Хватит утрировать, начинает действовать на нервы.

— Как скажешь. — Джек окинул взглядом друга и, глубоко вздохнув, прикрыл глаза. На эти темы с ним разговаривать невозможно, и психолог быстро оставил эту затею.

Как можно разбираться в своих чувствах человеку, который определяет симпатию по наличию или отсутствию влечения к девушке? Но Хенгер считал, что можно, и именно так и поступал, совсем не думал о том, что может быть иначе. Да и зачем ему это «иначе»? Он же вполне счастлив, и другого счастья ему не нужно.

Попрощавшись с другом, он посмотрел на часы, и странно ухмыльнулся, закрывая за собой дверь. Сейчас у него пара у несносной, любимой группы, где во втором ряду, рядом с окном сидит вызывающая, странная особа, сверлящая его высокомерным взглядом. Это выглядит еще более комично, когда у доски она не может выдавить из себя ни слова, но все равно гордо поднимает нос к потолку, сарказменно ухмыляясь.

Студенты уже стояли вдоль окон, громко припирались, сыпали друг на друга бесконечные угрозы и проклятия. В общем-то, ничего не обычного. Насмехаясь над этой типичной для академии картинкой, он отпер дверь и вошел внутрь, а за ним, уже молча, заходили ученики. Тихо рассаживались, но все еще недовольно переглядывались. Не так давно он понял, что, в какой-то мере даже любит свою работу, хотя в целом людей не жалует, и часто хочет быть один. Лениво окинув взглядом помещение, на секунду декан застыл, негодующе рассматривая пустой стул студентки. Она занимала все свободное место в его голове. Опаздывает? Ничего, вечером он расплатиться с ней за это.

Иэн и Ния непонимающе переглядывались. Одногруппница их не предупреждала, не писала, не звонила… время ли паниковать? Может, как обычно, сидит в столовой и жует сладкую булку с чаем, лишь бы не ходить сюда. Но что-то определенно было не так, в сети Рал не появлялась со вчерашнего утра, и, как ни странно, игнорировала все СМС своих друзей. Возможно что-то и вправду случилось, и подростки не прекращали обмениваться недоверчивыми, взволнованными взглядами. Пока декан расчерчивал на доске подробные схемы нового материала. Их подруга внезапно пропала. Возможно, паниковать самое время.

Дождавшись перемены, Блейк ненадолго вышел из помещения, а как вернулся, подошел к пустующему стулу и подсел к подруге, пытаясь что-то рассмотреть на ее лице:

— Я был в столовой, ее там нет. Может, заболела? Хотя это странно, предупредила бы. И вдвойне странно, если помнить, в каком состоянии она появлялась на парах после драки. Эту безумную ничто не остановит, что-то явно случилось.

— Да. Рал вообще в последнее время странная, не находишь? Все время в себе, будто, думает о чем-то, и, то на пары сваливает, то еще на что… именно сваливает. Знаю, что ее совсем вывел факультатив, но я мне кажется, дело не только в этом.

— Прессует декан?

— Возможно, однако, разве тогда она бы не рассказала нам в чем дело?

— Полагаю, ей есть что скрывать, значит. — Иэн задумался. — Может сходим к ней сегодня? Будем точно знать, что произошло, а не мучатся в догадках.

— Хорошая мысль, да.

Тут же раздался резкий, оглушающий звонок. Еще одна пара алгебры, и они уходят на обществоведение, потом на историю, потом физическая культура… Учиться в этой академии не самое простое, но это обязанность, и никто не мог ее игнорировать.

День пролетел незаметно и грустно. За стеклом мелькали машины, из-под их колес летели тяжелые, грязные капли, обрызгивая многочисленных прохожих. Двое друзей, ощущая легкое волнение, шли навестить третьего, хотя и не были приглашены. Передать лекции, помочь сделать задания… можно было отыскать любую причину, чтобы прийти к ней, и студенты сделали это с завидной легкостью.

Небольшой серый дом стоял среди всех прочих, в районе частного сектора. Странная, тихая улочка, напоминающая прохожим что осень может быть прозрачной и не такой уж и грязной, даже немножко романтичной. Окна были завешаны плотными шторами, несмотря на то, что на улице был день, яркий, хотя солнца не было довольно давно. Высокие белые облака светились, так как за ними, такими тонкими и воздушными был ярчайший источник света. Небо даже слепило. Двое уверенно подошли к деревянной, залаченной двери, после чего девушка нажала на небольшой белый звонок, однако ответа не последовало. Подумав еще раз, она повторила действие, и в доме, наконец-то, послышалось шевеление.

На пороге, отперев дом изнутри, оказалась худая, миловидная женщина, однако лице ее было очень серьезным.

— Рал, кажется, это к тебе. — Громко и уверенно произнесла она, удаляясь с порога. В течении нескольких секунд студенты увидели подругу, которая странно улыбалась, и выглядела явно усталой.

— Почему не отвечаешь на звонки? — С ходу начал Иэн. — Мы места себе не находим. Что случилось?

— Ребят, тут такое дело. — Грустно сказала Юрала, потупив глаза. — В общем, я возвращаюсь в приют.

— Что? — Почти хором сказали подростки, негодующе заглядывая Ииде за спину.

— Ну… вот так вот. Моим опекунам надоело… Им часто звонят из академии, по поводу моей неуспеваемости по алгебре, геометрии… есть жалобы на мое поведение, в общем, на все есть жалобы. Я, вроде как, совершеннолетняя, но их все равно трепали. Просили что-то сделать. Я не могу на них повлиять, да и имею ли на это право? Они говорят, что я бесконечно нарываюсь на драки, ввязываюсь в них, создаю и им и себе проблемы. В общем, решение принято, полагаю, нам с вами придется попрощаться. Но мы можем списываться созваниваться, у меня есть телефон и немного денег, я кину их на счет, если быть экономной, хватит на полгода. — Девушка вздохнула, с грустью посмотрев на одногруппников. Так или иначе, они чудесно провели время вместе.

— Но… Рал, неужели ничего нельзя сделать? — Ния схватила ее за плечи и слегка потрясла, хотя руки были крайне напряжены.

— Боюсь, что нет. Не волнуйтесь за меня, такое не первый и не второй раз, и даже не думайте утешать, я в полном порядке. Сдают, так, сдают. Это было ожидаемо.

— Мы можем тебе помогать, навещать. Что думаешь? — Прошептал Иэн и печально улыбнулся. — Не думай, что мы тебя оставим.

— Было бы… отлично. — Юрала повеселела. — Зная мою удачу, думаю, меня «удочерят» снова. В смысле, теперь уже не удочерят, а просто пригласят к себе жить. На прошлой неделе меня звала к себе на обеспечение старая женщина с нашей улицы, представляете? Но мне не хочется создавать ей проблем, особенно зная, что у нее финансовые трудности. Старушка просто не знает, о чем говорит. А если кому-то старший человек в семье потребуется, или типа того… конечно я пойду. Это куда приятнее, чем до конца профессионального обучения торчать в детском доме. Надеюсь, мы расстаемся ненадолго.

— Я тоже надеюсь. — Фарлоу склонила голову и смахнула набегающие слезы. Вот и все. Они славно провели время, но увы. Тому, у кого нет семьи, сильно повезло, в самом плохом смысле. У тебя нет дома. И нигде тебе не рады. Жилье дадут только после официального трудоустройства, а до него еще лет пять. Даже образования еще нет. Даже образования из исправительной академии.

Назад одногруппники шли молча, никак не в силах прокомментировать сложившуюся ситуацию. Погода внезапно стала казаться давящей, осень противной и промозглой. Восприятие сильно зависело от внутреннего состояния, а оно сейчас было паршивым. Никто не ожидал услышать столь плохую новость, и она ошарашила их словно гром среди ясного неба. Ничто не предвещало беды. Вроде бы.

Закрыв дверь за друзьями, она тут же перестала улыбаться, и облокотилась спиной на дверь. С лица сползло напускное дружелюбие, которое все принимали за настоящее. Еще одна семья, которую ей придется покинуть. К этому привыкнуть невозможно. Стоит только обжиться, и тебя уже не любят, от тебя уже устали. Хотя дома она старалась быть самой приветливой и веселой девочкой на всей земле. Но этого оказалось мало. Детский дом ждет ее. Старые знакомые будут посмеиваться, вновь посыпятся подколы и шутки. Юрала, которая не приживается ни в одной семье. Почему-то.

Вещи были почти собраны, опекуны мало с ней разговаривали, лишь напоминали, что ей еще стоит забрать. О том, что ей стоит покинуть их дом, говорили весьма спокойно, ссылаясь на ее вздорный характер, и на то, что в приюте ей будет лучше, так как там за ними будут приглядывать круглые сутки, а с ее поведением это просто необходимо. Да, дома она мила и непринужденна, но в академии, как им сообщали, стала настоящим бедствием, абсолютно игнорирующим некоторые предметы. Мало того, демонстрировала такой гонор по отношению к вышестоящим, который не позволял себе никто из учащихся, хотя это заведение было ориентировано на трудных молодых людей, какие окончили школу с проблемами с законом. Очень трудных, и даже там Юрала Иида сумела выделиться, разумеется, в плохом смысле. Гордиться такой дочерью явно нельзя, более того, ее «успехи» стоило скрывать ото всех. Ну и зачем такая вообще нужна? Они посчитали, что лучше будет не тратить нервы. Ни себе, ни ей.

— В общем, вы меня поняли. Очень проблемная девочка, это не может продолжаться вечно.

— Понял. — Хенгер поправил очки, и внимательно осмотрел сидящую напротив женщину. — Но может, все-таки, не стоит принимать столь поспешных выводов? В ней неплохой потенциал.

— Поверьте, это очень взвешенное решение. Я хочу забрать документы Ииды и передать их ей. В приюте у нее таких проблем не будет, мне кажется. Уже привыкла, и, наверное, было ошибкой брать столь взрослого ребенка. Мы с мужем надеялись, что будет ответственность, опыт. Но нет, и воспитывать в таком возрасте поздно. Смириться мы с этим не смогли, слишком уж много проблем.

— Что ж. Ваша логика мне ясна. — Декан прикрыл глаза и откинулся на стуле. — Вам не о чем беспокоиться, можете идти. Я сам доставлю ее документы в приют вместе с отчетом, так будет удобнее, и вам, и мне.

— Хорошо, доверюсь вам. — Женщина улыбнулась и глубоко вздохнула. Одна из основных проблем ее жизни, наконец-таки, разрешилась.

Поблагодарив мужчину, она благодарно кивнула и прикрыла за собой дверь. Габриэль закатил глаза, снял очки и потер их усталыми пальцами. У нее проблем действительно стало меньше. А как теперь поступать ему? Стоило отвести документы и забыть, но он, почему-то думал об альтернативах. И, как на зло, ни одна не приходила ему в голову. Декан чувствовал странное разочарование, и даже злость на эти обстоятельства, потому как никак не мог на них повлиять. С первого взгляда понятно, что опекун непреклонна, и хочет, поскорее, избавиться от проблемного подростка. Вот только он пока не готов от нее избавляться, как ни странно.

А сама она, по своей воле, вряд ли захочет учиться в месте, где её побили. Какой человек в здравом уме, имеющий возможность поступить в обычный ВУЗ, будет поступать в исправительную академию для конченных ублюдков? Училась всего лишь по рекомендации приюта. А что теперь? Теперь приют не в праве давать ей рекомендации. А если и вправе, то настаивать не сможет — проблем с законом у девушки нет.

Озвученная неизбежность давила, и это давление страшно бесило. Все что он мог, сделал только что. Или нет?..

Солнце пробивалось сквозь жалюзи, но сегодня оно не поднимало настроение, а, напротив, раздражало своей свежестью и светом. Радоваться нечему, не выйдет даже позлорадствовать, однако, люди улыбались такой приятной погоде, напоминающей об ушедшем лете, и это раздражало еще больше. Слишком много счастливых лиц вокруг, когда ему даже негде скинуть напряжение, и даже ожидать вечера, более, не было смысла. Погода была слишком хорошей для его внутреннего состояния.

Знакомое здание пугало. Стиснув зубы, Рал вылезла из машины, и, не обращая внимания ни на бывших опекунов, что разговаривали с директором приюта, ни на гуляющих во дворе детей… бесшумно зашла внутрь, не дожидаясь заполнения документов. Ее итак знают и помнят, даже слишком хорошо.

Просторная, серая комната, вдоль ее стен рядами стояли двухместные кровати, койки которых находились одна над одной. Ближе к окну несколько небольших столов, в центре старый коричневый ковер, и разбросанные по нему не менее старые игрушки. Комнаты подростков мало отличались от комнат более молодых детей, скорее, количеством розеток и стульев, коих было довольно много, и стояли они в самых неожиданных местах, скажем, один из них валялся на верхней полке одной из кроватей. Подросток, лежащий на одной из кроватей, криво ухмыльнулся, и помахал девушке рукой:

— Юр, привет. А я знал, что ты вернешься, мы даже не занимали твою койку.

— Очень мило с вашей стороны. — Печально ответила та, скользнув взглядом по кровати, которая стояла почти у самого окна.

— Да ладно тебе, это было ожидаемо! — Парень засмеялся и махнул рукой. — Может, тебя прокляли? Или в прошлой жизни ты была маньяком-рецидивистом?

— Хватит придумывать, уймись уже. А где остальные?

— Так обед же! Едят, думаю.

— Ясно. Ну как, есть новости? Что-нибудь изменилось за полгода?

— Ничего почти, хотя отремонтировали душевую, там теперь круто. Может расскажешь, чем на это раз разочаровала семью? Убила их собаку? Или не мыла за собой посуду?

— У тебя ужасное чувство юмора. Нет, в академии было много проблем, а их трепали. На меня жаловались, вот терпение и кончилось. — Она раздраженно махнула рукой и поставила сумки на свою старую кровать. Здравствуй, детский дом.

«Я не скучала, но давно не виделись» — пронеслось у нее в голове. Иида обессиленно рухнула на матрас и закрыла глаза. Жизнь здесь не очень, и, быть может, ей пора перестать пытаться. Все равно итог один. Всегда.

День тянулся медленно, так же медленно темнело на улицах, и так же медленно люди добирались домой, утомленные работой. Хенгер стоял в длинной пробке, потирал висок, пытаясь сосредоточиться и найти решение странной, внезапной проблеме. Его самого злило, что он не может просто оставить это, забыть, жить дальше, как всегда. Внутренние противоречия умножались, буквально, разрывая усталое тело. Может, найти ей съемное жилье? Заставить ходить на пары?.. Но кто тогда будет её обеспечивать? И что самое важное, как отчитываться перед детским домом, где ведут строгий учет новых совершеннолетних?

В самый неподходящий момент ее решили вернуть, и повлиять на это нельзя. Лишь искать альтернативные пути, которых он не видел, хотя очень старался.

Внезапно в тяжелую голову пришла мысль, столь неожиданная, что мужчина резко ударил по тормозам. Сзади послышался недовольный, громкий сигнал, но так как они стояли в пробке, ничего страшного не случилось. Он, ошарашенный такой возможностью, никак не мог взять себя в руки. Безумная мысль, но это единственное, что можно сейчас сделать. Стоило все продумать и взвесить, стоит ли оно такого напряжения. Дать себе пару дней на раздумья, прежде чем притворять странный план в реальность.

— Юр!

— Иди к черту. И не надо меня так называть. — Рал повернулась к стенке, накрыв голову тяжелой, пыльной подушкой.

Во всяком случае, здесь ее уже все знали, и все, в общем-то, понимали. Уже никто не смеялся ей вслед, как было раньше, кто-то даже сочувствовал, кто-то улыбался. Все-таки, вернули ее не второй, не третий, и даже не четвертый раз. Каждый день был похож на предыдущий, словно они был пущены по конвейеру, отлитые из одного сплава, одной формы. Проблемы с алгеброй постепенно исчезли, потому как местные преподаватели знали об особенностях психики странноватой девочки, и совсем не давили. Именно особенностях психики, Юрала относилась к точным наукам будто они сделали ей что-то, хоть это и не личности, и никак не могли творить поступки. С пренебрежением, злостью, постоянно подчеркивая их бесполезность в реальной жизни. Бесполезность и неприменимость.

Еда после жития у диабетиков вовсе не казалась более пресной и безвкусной, напротив, девушка начала искренне ценить каждый кусочек противного, скрипящего на зубах шоколада, который им давали на выходных.

Все-таки даже у возвращения в приют были свои плюсы, хотя и небольшие. Иногда к ней захаживали друзья из старой академии, приносили фрукты и рассказывали сплетни, в основном это были рассказы про одногруппников и жалобы на постоянные ЭССЕ, которых было в последнее время тьма как много. Вот только Иида совсем не радовалась тому, что теперь не сдает их вместе со всеми. На ее лице блуждала странная, грустная улыбка, она все время кивала и часто махала ладошкой, показывая, что все это мелочи. И ее одиночество, в общем-то, тоже мелочь.

А они всего лишь пылинки бесконечной вселенной.

Первые заморозки не заставили себя ждать. Склизкая каша из полусгнивших листьев затвердела и покрылась легким, едва заметным налетом инея, а высокий, сетчатый забор с колючей проволокой сверху и вовсе покрылся наледью столь сильно, что из окон казалось, будто он сделан из снега. Студеный, зимний ветер гонял по скользким улицам легкий, бумажный мусор и пакеты. Спать было не просто, он все время выл в трубах, напоминая о страшном холоде снаружи.

Начало декабря вгоняло многих жителей приюта в депрессию, под новый год почти никогда никто не усыновлял детей, за редким исключением, а даже если кому-то везло, таких «счастливчиков» быстро возвращали. Под праздник, когда эйфория сходит, многие начинают понимать, что за ребенком любого возраста нужен уход, а еще ему нужно внимание. Кому-то больше, кому-то меньше… но человек — не игрушка, и даже не животное. Поэтому они возвращаются. Всегда возвращались.

— Юрала! — В комнату вошла долговязая, веселая женщина в тонком пальто и, улыбаясь во все лицо, подняла подушку с головы подопечной. — Вставай. Ты, милая, родилась под счастливой звездой.

— Под счастливой ли? — Девушка закатила глаза и глупо улыбнулась, пытаясь спародировать душевно больную.

— А как же иначе! Спустя столько раз… милая! К тебе пришли, давай, соберись, встряхнись, улыбнись!

— Я ненавижу свою жизнь. — Она встала, заправила серую от времени майку в спортивки, закинула назад нечесаные волосы и ухмыльнулась. По-хамски, конечно. Судя по всему, то были не друзья. Просто очередные «доброжелатели», которые готовы взять взрослого ребенка как дворецкого, под свое обеспечение. Но даже это было неплохой возможностью для отчаявшейся девочки.

— Красавица… — Слегка сконфуженно прокомментировала управляющая, но тут же, махнув рукой, схватила ее за запястье и потащила в коридор.

Несколько любопытных пар глаз проводили ее странным взглядом, кто-то посмеивался, а кто-то странно ухмылялся себе под нос. Везет назло, никто не сомневался, что даже если она уедет — она вернется. Так происходило постоянно, так будет всегда. Кто-то ее даже жалел, но те то что бы ее это волновало. Раз берут, значит чем-то она им симпатична.

Холодный, мрачный коридор, ведущий к регистрационному входу из-за времени года казался еще более недружелюбным и зябким, ноги мерзли, как и пальцы рук. Выходить не хотелось, как и улыбаться заинтересованным лицам. Но того требовали правила, и, криво улыбающаяся Рал шла, молившись всем богам, чтобы ее, наконец, оставили в покое. После стольких лет попыток можно сделать неутешительный вывод — семьи у нее не будет, и пора, наконец, оставить это. Особенно после совершеннолетия. Все, её время кончилось. Больше никому не нужна. Разве что, как слуга или помощник.

— Вот, знакомься. Ты же хочешь семью, верно?

— Что? — Девушка отшатнулась, и тут же ударилась спиной о прохладную стену, которую она, от неожиданности не заметила. — Семьей? Вы надо мной издеваетесь?!

— Что ты такое говоришь! Это очень уважаемый, успешный человек! Веди себя достойно, выпрямись, улыбайся!

Она стояла, выпучив глаза, без возможности вымолвить хоть слово. Нижнее веко дергалось, руки похолодели так сильно, будто бы вся кровь из тела испарилась. Юрала не могла вымолвить не слова, глупо хлопала глазами и вытирала холодный пот о штаны.

— Что за черт?! Это же мой препод!! В смысле бывший… но вы же поняли меня, я знаю. Он был в той академии, куда я ходила. Что он тут делает, только не говорите, что этот… этот… человек… предлагает мне спонсорство и проживание?!

— Не говорю, ты сама об этом сказала. — Воспитательница улыбнулась и похлопала воспитанницу по плечу. — Тебе повезло, очень хороший, ответственный человек.

— Вы серьезно? Это вообще законно? Он же мой препод!! — Она подняла шокированный взгляд, до конца не веря в происходящее. Ее учитель стоял немного в стороне, сцепляя руки в замок и немного улыбался. Он посматривал на нее так, будто видит в третий, или четвертый раз в жизни, с некоторым любопытством и напускным дружелюбием.

— Совершенно. Габриэль, мы вам весьма признательны, что вы все-таки решились взять на себя ответственность за столь проблемную девочку. У вас было время к ней присмотреться, приглядеться… Возможно, вы увидели в ней потенциал, я думаю, есть шанс, что вы найдете к ней подход…

— Не сомневайтесь. — Хенгер слащаво улыбнулся и прикрыл глаза. — Проблемные молодые люди — это моя работа. Можно даже сказать, призвание. Я очень расстроился, узнав, что ей приказали вернуться в приют, потому как потенциал действительно есть, и весьма высокий. Учитывая мой предыдущий опыт, думаю, я смогу стать ей наставником, и сумею вырастить достойного члена общества.

— Жаль только, ваша сожительница не смогла приехать. Вы же в гражданском браке, верно?

— Да, довольно давно, около пяти лет. Она тоже очень переживала, но из-за ответственности работы не сумела покинуть ее даже на час.

— Я понимаю, да. Она же врач анестезиолог, да?

— Да, все верно. — Декан сногсшибательно улыбнулся и медленно кивнул.

— Врет ведь как дышит!!! — Рявкнула Иида, бесконтрольно вращая глазами.

— Не обращайте внимания, она часто такая. — Воспитательница тут же прикрыла собой девушку и злобно процедила: — Она у нас… со странностями. Не слушайте, пожалуйста.

— Все в порядке, я был с ней хорошо знаком, чтобы понять это. Очень хорошо… и поверьте, я найду к ней подход. Просто нужно время. — Мужчина сверкнул глазами и улыбнулся снова.

— Золотые слова! — Женщина облегченно выдохнула, и, едва заметно, толкнула воспитанницу локтем.

Декан прикрыл глаза и уверенно покачал головой, после чего сцепил руки в замок. Судя по всему, он не сомневался в исходе своего похода, ведь уже победил, вот и делает, что вздумается. Студентке оставалось нервно глотать ком в горле, изучать взглядом столь знакомую фигуру. Он с внимательным, но при этом расслабленным лицом читал анкету. Создавалось впечатление спокойной уверенности, и никто из присутствующих ни за что бы не подумал, что на уме у молодого учителя совсем не благие, а очень даже эгоистичные мысли. Слишком хорошая репутация, чтобы что-то подозревать.

Внезапно голос пропал. Юрала не знала, что сказать, и стоит ли говорить? Сейчас, тут же… хотелось истошно закричать, что этот извращенец задумал неладное, настолько неладное, что, зная правду, воспитатели на километр не подпустили бы его к приюту. Руки сжались в кулаки и тряслись от напряжения, но горло, будто бы, осипло. Или же внутренний страх, и понимание того, что все бесполезно, заставляло ее молчать. И что будет, если сейчас она закричит и начнет сопротивляться?

Она же может отказаться. Легко. Уже есть восемнадцать, по факту она взрослая личность, состоявшейся человек. Сама может решать свою судьбу, и уж точно сама может отвергнуть с кем ей идти, а с кем нет. От кого принять помощь, а кого послать.

Казалось бы. Но в глазах приюта она все еще ребенок. Кто-то, за кем нужен пригляд. Нет жилья, нет работы, и, пока не появится, она должна быть тут, словно на привязи. Пока не снимут со внутреннего учета, как «официального» взрослого. Или же ждать таких вот добрых помощников, которые представятся детскому дому, договорятся с ним, поселят тебя у себя. Будут спонсировать учебу и пропитание. Обычно в качестве таких добродетелей выступали дальние родственники. Которые не готовы были взять на себя ответственность за несовершеннолетнего, но вполне готовы дать кров и помогать финансово совершеннолетнему. Часто за помощь по дому и всякое такое. До момента, пока молодой человек не встанет на ноги. Или же… пока не надоест. Ведь обязательств они на себя никаких не берут. Разве что неформальные, но кого это волнует?

Никто из попечителей приюта даже на четверть не поверит, даже не заподозрит неладное. Все спишут на нестабильную психику, на больные галлюцинации. Мол, она все это придумала. Привиделось. Приснилось. Привыкнет и будет все как надо. Конечно же. Да.

За одно можно избавится от лишнего рта. Поэтому воспитатели будут настаивать. Уговаривать, буквально, с пеной у рта. Хотя, может, это не так уж и плохо? Может… не плохо?

Почему-то сердце от этих мыслей начинало биться чаще. Просто взял и приехал за ней, хотя, до недавнего времени Иида была уверена, что никогда больше не увидит своего декана. Но он приехал сюда, ради нее. Может… влюбился, раз приехал? Препод-извращенец. На лице проскользнула странная улыбка.

— И еще кое-что, Габриэль… она у нас девочка со странностями… раз вы берете на нее ответственность, то должны знать. Нет, не буйная, почти даже без сложностей… но ее нельзя бить по голове. — Воспитательница замялась, глядя на воспитанницу.

— Никого нельзя бить по голове, так-то. — Декан засмеялся. — Но всякое бывает, правда ведь? Так что вы имеете ввиду?

— Ну… она как-бы злиться, когда ее бьют по голове. Иногда даже становится неуправляемой. Но только если сильно удариться обо что-то, очень сильно, скажем, о бетонные ступени, если упадет, или с велосипеда… поэтому ей нельзя кататься, кстати. — Женщина явно сильно смущалась, рассказывая об этом, и сильно нервничала. — Так сильно злиться, что на себя не похожа.

«Она думает, я до сих пор не знаю» — пронеслось в голове у Рал. Последний раз ее били по голове в драке, когда они с Иэном защищались от одногруппников. Ей несколько раз прилетело в глаз, и ничего не произошло, хотя было больно, и он заживает до сих пор. Возможно действительно имеет значение лишь падение на затылок — навзничь.

— Агрессия, вызываемая болью… мелочь. — Хенгер улыбнулся и прикрыл глаза. — Я не психолог, но такое наблюдаю у многих. Разве нет?

— И все-таки обязательно прочтите ее карту и документы, у нее есть некоторые проблемы с нервной системой. — Продолжала воспитательница, нервно стиснув зубы. — Вы будете удивлены особенностями организма этой девочки. Они очень нетипичные… рекомендую оставить ее в заведении, где училась до этого. Максимальный контроль, сейчас это просто необходимо.

— Я понял. Поверьте, меня ничто не может испугать. Слишком много таких я видел за свою жизнь.

— Вот поэтому и не отговариваю… это ваша специальность, отчего-то вериться, что справитесь именно вы. — Она облегченно выдохнула и улыбнулась в ответ.

— Рал, подождешь меня в машине, хорошо? — Декан внимательно осмотрел свою бывшую ученицу, и неосторожным жестом указал ей на дверь. — На парковке лишь одна машина, не перепутаешь.

Когда та проходила мимо, он с той же слащавой улыбкой протянул ей автомобильные ключи, а как только та их взяла, вновь повернулся к воспитательнице, продолжая диалог. В карту он, разумеется, так и не взглянул, считая это бесполезными мелочами и утрированным отношением сотрудников приюта. Действительно, сколько трудных подростков он успел увидеть за всю свою жизнь? Его уже ничем не удивить, во всяком случае так он думал.

Иида никогда не видела, и не думала, на чем ездит ее декан, и вообще, до сего момента она думала, что он ходит пешком. Так или иначе, ни в фирмах автомобилей, ни в типах кузовов она не разбиралась. Молча влезла в единственную иномарку, стоящую на стоянке, отперев ее кнопкой на ключе. Черная. И ничего лишнего внутри — ни брелоков на зеркале, ни маленьких уютных чехлов на рычагах, ни предметов декора… ничего. Черные кожаные кресла, идеально отрегулированные зеркала… регистратор, и все настолько чисто и правильно, что аж сводило зубы. И пахло, так знакомо… автомобилем. Никаких ароматных елочек, или чего-то в этом духе. Сухо и тривиально, собственно, как и сам хозяин машины, сух и тривиален.

Закатив глаза, девушка едва ли сдержала позыв нервенной тошноты. Возможно, она еще даже не до конца осознала, что ее забрал бывший декан. Понятное дело, зачем. Просто поиграть. Но эмоций больше не было, они будто бы отключились, уступив место странной, навязчивой пустоте, тяжести. Боли. Все-таки думать о влюбленности со стороны препода — верх наивности. Хотя, наверное, могло быть и хуже. Он, вроде бы, не тиран. Хотя о том, какой ее учитель дома, она могла только гадать. Но, так или иначе, скоро это станет известно.

Ей казалось, прошел час, или даже более того, прежде чем Юрала увидела его одинокий силуэт в воротах приюта. Задумчивый, слегка ухмыляющийся… она не могла с такого расстояния разглядеть его выражение, но чувствовала его, очень точно.