– Люка, – Надин, с моего разрешения вновь хозяйничает в шкафу, подбирая мне комплект на вечер, – возможно, я лезу не в своё дело, но так уж вышло, что я в этой семье очень долго, и хочу попросить…
– Быть с Эйданом терпимее, когда он будет щедро поливать меня ядом?
– Ты ему не няня, не гувернантка, не родная сестра. – Она выносит более неформальный аутфит, не такой вычурный и взрослый, что ли. Развешивает на стоящем в углу манекене, чтобы одежда не измялась. – Но я знаю Дана с детства, и то, что произошло с его матерью…
– Мой отец тоже умер, Надин. Я знаю, что такое горе.
– Не всё так просто, девочка. – Она горько вздыхает. – Я вижу в тебе свет, ты не такая, – поджимает губы, видимо, поняв, что говорит лишнее, и мне уже кажется, что больше я ничего не услышу, но она продолжает, – я верю в то, что ты можешь ему помочь, Люка.
– Я?! – Хмыкаю, не очень культурно, возможно, показательно даже. – Если бы вы сказали это неделю назад, Надин, я истово поверила бы, что Эйдану необходима моя помощь, попыталась быть мягче, терпимее, внимательнее и вот это вот всё. Но после недели в Адской академии, где он возомнил себя главным чёртом… – Качаю головой.
– Понимаю… – Она вновь закрывается. – Но столетние традиции и заведённый порядок вещей не так-то просто сломить, Люка. Многие пытались, поверь.
– Пытались? – эхом переспрашиваю я.
– В каждом поколении есть тот, кто пытался. Но дети растут, выпускаются, уходят ворочать миллионами, заключать династические браки. Кристалл должен сиять в груди, и он должен быть синим, Люка.
– В семьях президентов и многих политиков есть дети с красными и даже зелёными кристаллами, – не соглашаюсь я.
– С этой оплошностью справляются связи. Родовые, столетние и нерушимые.
– Отвратительный мир.
– Каков есть. – Она качает головой. – Но у каждого из нас есть возможность создать в нём своё безопасное место, найти человека, с которым ты – это ты. Не стоит показывать свою душу всем. Я прожила достаточно, чтобы понять: хватает одного-единственного человека, родственную душу, чтобы стоять против всего мира, который, увы, не изменить. Можно найти и поддерживать свет друг в друге, дарить тепло, заботу и любовь. Это очень много на самом деле, Люка. Пожалуй, самое большое богатство, что может быть у человека.
Молчу, переваривая всё, что она сказала. Воинственный запал и “план соблазнения, которого нет” тускнеет, теряясь в словах, гаснет в доводах Надин и уже не выглядит таким гениальным.
– Заговорила я тебя, прости. – Хлопок её ладоней вырывает из грустных размышлений. – Есть пожелания на обед? Возможно, если потороплюсь, ещё успею передать повару.
– Есть пожелания к сервировке. – Морщу нос. – Можно не выкладывать все те орудия пыток?
– Думаю, сегодня можно сделать послабление, раз вы будете вдвоём. А завтра, если не против, восполним этот пробел?
– Спасибо! Я очень даже за!
– Ну вот и ладно, я, пожалуй, пойду. Не опаздывай к ужину, хорошо?
– Ладно. Ну на обед-то я могу в чём хочу спуститься?
Она улыбается краешками губ.
– Обед, да. Можно.
Супер. Хоть что-то нормальное. Оглядываю комнату, которая всё ещё не выглядит моей. Как будто в гости к кому-то приехала. Я знаю, что на карте у меня есть достаточно денег и во дворе автомобиль с водителем, готовым возить мой зад куда угодно. Возможно, стоит съездить на шопинг? Купить какие-то мелочи, книги, что сделают это пространство хотя бы капельку похожим на мою комнату. Обвожу задумчиво стены. Гирлянда! Хочу гирлянду с мягким светом. Решено! Вместо обеда поеду за покупками! Уж к обязательному ужину, так и быть, вернусь.