Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг

Глава 41

– Какая честь… Чем обязан? – Макс открывает дверь, оглядев меня с равнодушием куда более глубоким, чем показывает сарказмом тона. Одетый совершенно не подобающе для учебного дня, как будто вовсе не собиравшийся на пары. Впрочем, кто бы ему посмел пенять на прогул? В самом деле… Латимер отходит в сторону, шутливо поклонившись, жестом предлагает пройти в гостиную. Лаконичную, выдержанную в серо-синих тонах, явно переделанную под вкусы главного из Змей.

Я бывал здесь раньше, но, что странно, воспринимал интерьерные решения иначе, чем сегодня.

– Кто ещё есть дома?

– Смельчаков мало. – Не тревожась тем, что подставляет мне голую спину, Макс проходит мимо, то ли показывая путь в кухонно-обеденную зону, то ли намекая, что ему вообще плевать, пойду ли я следом. – Все на парах.

– Кроме тебя.

– И тебя. Нам закон не писан, а, Мортимер? Хорошо быть небожителем, да? Любишь это дело?

Макс звучит странно. Напряжённо, колко, как будто набрался от Люки её словечек и нёсся теперь в мою сторону на хлёсткой бунтарской волне нигилизма. Расстёгнутая до середины груди рубашка. Мятая, с закрученными до безразличной небрежности рукавами, неловко подоткнутыми у изгиба локтя, непонятное, какое-то дикое выражение глаз.

– Ты трезвый?

Латимер оборачивается, рассмеявшись в голос. Застывает с ненаполненным стаканом в руках. Тёмное стекло поблёскивает, отражая заглянувшие в окна лучи, пробившиеся сквозь стянутые портьеры.

– Тебя это заботит разве?

Я пожимаю плечами, ощущая себя паршиво, даже неловко. Как будто вернулся в прошлое, когда меня в самом деле заботили такие вещи. Заботил Макс Латимер, его горести и проблемы. Как давно это было.

Я роюсь в кармане и достаю невзрачную вещицу. Старую, поеденную коррозией времени и даже покрытую местами чернью грязи вперемешку с засохшими клоками мха. Подношение не производит ожидаемого эффекта. Макс смотрит так, как будто ему наплевать на реликвию, поисками которой он был занят с самого детства. Сколько раз ещё в юности он восторженно расписывал, как мечтает найти бабкино наследие и… соединить две части целого. Вернуть бабушке то, что у неё отняли, и примирить Латимеров и Мортимеров. Чтобы больше не было этой вражды. Макс считал это глупостью. И, может, верил бы в это и дальше, если бы не я.

– Не узнал? – не веря пустому, равнодушному взгляду, я подхожу ближе, протянув медальон бабки Латимер на открытой ладони.

– Оставь себе. – Макс пожимает плечами и, отвернувшись, как от конфеты, на которую у него аллергия, снова подставляет стакан под струю воды.

– С чего бы?

– Меня это больше не интересует. – Не оборачиваясь, он принимается жадно глотать воду. Этот звук наполняет комнату гулкими ударами. Стучит в мозгу, не принося ответов. Я начинаю догадываться, в чём здесь дело, и это злит. Изначально план казался таким идеальным. Таким выверенным. Защитить Люку от себя, от Диких и от Змей этим спором. И при этом выбесить так, чтобы она сбежала, прихватив с собой мать. Теперь каждый из пунктов осыпается пеплом мне под ноги. И даже такой понятный Максимилиан Латимер пошёл вообще не тем маршрутом, который я проложил.

– Что тогда?

Макс оборачивается, отставляет стакан за спину, неприятно скрипя донышком по столешнице. Я морщусь.

–Ты ведь всё понял, Эйдан. Понял и прибежал платить отступные. – Латимер качает головой. – Ложка дорога к обеду.

– Ты же так жаждал заполучить выигрыш?

Он снова смеётся. Зло и горько одновременно, всё больше убеждая меня в своей нетрезвости. Безумие звучит в гортанном смехе, рикошетит в стены и вызывает холодную дрожь по телу. Безумие, с которым я так близко теперь знаком. Пугающее, всегда рождавшее во мне отчаяние, бессилие и страх.

– Я жаждал отомстить тебе. И не дать тебе того, что ты хочешь. Не дать тебе её. Потому что ты её не заслуживаешь.

– Чем ты лучше? – вырывается у меня. Макс изгибает бровь и молча сверлит меня взглядом. Потом покачивает головой. Его длинная чёлка, сегодня не уложенная, падает на глаза.

– Может, ты ей и правду рассказал?

Я дёргаюсь от неприятного предчувствия и неверия.

Этого не может быть… Просто не может…

– О чём ты?

– Ты знаешь, о чём, Дан. – От того, как знакомо он сдул с глаз чёлку, внутри сводит тоской воспоминаний. По тем временам, когда мы тайком от отцов встречались на нейтральной территории и мечтали, что вместе поступим в Мур. Что больше не будет Диких и Змей. Бессмысленной гонки за титулом лучшего и более достойного.

Я мотаю головой.

Он не мог знать. Не мог… не…

Холодный, твёрдый взгляд говорит о другом.

Он знает.

Невероятно.

Не может быть.

– Как давно?

Макс отходит от стола, открывает холодильник, достаёт оттуда пиво и молча протягивает мне. Как будто предлагает выпить яду и распрощаться со всем этим. Я открываю бутылку о столешницу, оставив на дереве некрасивый выщербленный след от зубцов пробки.

– Значит, ей ты рассказал, да? – Макс садится за стол с противоположной стороны от меня, грузно опускает локти на деревянную поверхность и принимается тереть друг о друга руки. – Сколько ты её знаешь, Эйдан? Две недели? И рассказал. – Он, снова смеётся, поднимается, принимается мельтешить туда-сюда.

В голове у меня звенит только бесконечное “знает”, наполняя страхом всё сильнее. Страхом быть раскрытым. Страхом за маму и нашу тайну. Осознав смысл его слов, я отбрасываю бутылку с пивом. Звон разбитого стекла, запах расплескавшейся жижи… Мои руки сжимают края латимеровской рубашки, вдавливая того в стену. Макс не сопротивляется.

– Кто ещё знает? – едва узнавая свой голос, зло шиплю я. Думать просто не могу. Всё сковало холодом краха. Всё может рухнуть вот прямо сейчас. От одного его слова.

Я в клетке. В ловушке, на поводке у того, кому когда-то клялся в вечной дружбе.

– Остынь, Дан. Никто. Никто больше не знает.

Слова звучат устало и веско, но много ли в них правды? Как понять? Как не купиться на очередную уловку?

– Лжёшь!

– Конечно, я ведь Латимер, да? Как можно мне доверять? Как будто я умею хранить тайны, а? – Он ерошит пятернёй собственные растрёпанные волосы, и мои пальцы сами собой разжимаются. Всё ещё не веря в услышанное, отхожу на два шага назад, пятясь, наступаю на оброненный кулон. Хруст в тишине звучит выстрелом. Мы оба опускаем глаза. Медленно поднимаю тяжёлый ботинок. Макс равнодушно отворачивается к окну, как будто его мечта не рассыпалась на мелкие части под моей подошвой.

– Такая корова нужна самому, да Дан? Распробовал, и теперь жуть как жалко делиться? – Что там такого интересного в щели между портьерами? Напряжённая спина едва заметно вздымается от дыхания. – Прежде, чем лезть в её жизнь, ты бы порылся в прошлом своей семьи.

Латимер резко разворачивается. Его лицо каменное, застывшее. А слова острее самого острого лезвия.

– Это наследственное, Дан. Сумасшествие передаётся в семье Беркли уже много поколений. Ты можешь быть следующим. Или твой сын. Ваш сын. Ты желаешь ей такую судьбу?

Хочется заткнуть уши. Орать, перебивая его тихий приговор, что это неправда. Но… слова отца, что я ни черта не понимаю. Слова деда, что мне надо узнать правду однажды… Мамина болезненность, странные мелочи, которым я в детстве не придавал значения. Это вполне могло быть не результатом отцовских экспериментов, как я думал. Что, если Макс и здесь прав? Как удалось ему узнать? Какая разница?

– Оставь её, Дан. Оставь её мне. Потому что я смогу о ней позаботиться до конца своих дней. А ты? Ты точно сможешь?

Я больше не слушаю, перед глазами плывёт, в голове не мысли – тягучий кисель. В груди так жмёт и болит, что кажется, больше никогда не вдохну. Вылетаю из домика Змей, не думая, куда и кого встречу на своём пути.

Неужели правда? Где правда? В чём?

Я всё это время жил во лжи. Думал, что знаю правду. Что скрываю её от мира, а на самом деле правду скрывали от меня?

Я отказался от друга, потому что боялся ему довериться, а он, выходит, давно уже всё знал и без моих откровений. Как? Почему? Почему никогда не дал даже повода так думать. Он ведь ненавидел меня за преданные клятвы. Тогда почему молчал?

Я-то мнил себя мучеником, а выходит…

Почему?

Как же так?..