Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг

13.2 Эйдан и родинка

Не стоило этого делать. Ей тоже не стоило. Бросать мне вызов, нарушать правило вечеров. Неужели так трудно? Жалкие пару часов вечером! Как будто требуют от неё что-то сверхъестественное, постыдное и невозможное. Явиться к ужину вовремя и подобающе одетой, вести себя прилично и хотя бы делать вид, что тебя не тошнит от всех нас. От денег отца что-то не тошнит. Шмотки покупать новые, жить в дорогой, отдельной комнате Мура… всё это по плечу. А ужин пару раз в неделю – нет!

Первые несколько секунд Люка сопротивляется. Губы, жёсткие и настырные, руки мельтешат в попытке отделаться от меня. Всё тело держит оборону, вжавшись с побелку.

Глупая, так только сильнее загоняешь себя в ловушку.

Натянутые волосы, намотанные на кулак, пойманная рука, колено между ног. Рывок и капкан.

Тебе не выбраться, Гревье.

Видно, осознав это, она сдаётся. Обмякшая рука, открытые натиску карающего, злого поцелуя губы… Беззащитные, мягкие, бархатистые. Дрожат под голодными, жёсткими укусами, обдавая жарким, сбившимся дыханием.

Выпустив расслабленное запястье, медленно изучаю изгибы застывшего у стены тела. Упругое бедро, острая косточка давит ладонь. Плоский живот дрожит под пальцами даже сквозь водолазку. Не позволяя себе забыться, жду новой атаки со стороны Гревье, но её губы жадно тянутся навстречу. Неожиданно. Удивительно. Зря.

Подхваченная снизу водолазка уже обнажает затянутую в тонкое кружево белья грудь. Напряжённые соски натягивают ткань, как будто просят ласки. Сминаю их пальцами, перекатываю, как бусину чёток. Люка дрожит, давится тихим стоном и подаётся навстречу. Спину обжигают её несмелые прикосновения, лёгкие и нерешительные, как будто она сама не может поверить, что снизошла коснуться того, кого считает врагом и последней сволочью. Правильно, кстати, считает.

Этот дом хранит много секретов, Люка, но мы тебе не скажем.

Подчиняясь животным инстинктам, склоняюсь, собираясь поймать вторую грудь губами. В глаза бросается родинка под грудью. Та самая, с рисунка Латимера. Отрезвляет лучше, чем вылитый на голову кувшин крутого кипятка. Резко отстраняясь, оглядываю распластанное вдоль стены тело. Красивое, стройное и услужливое. Губы складываются в усмешку.

– Доступная. Вчера Латимер, сегодня я. Коллекцию собираешь, Гревье? Выбираешь местечко потеплее?

Смаргивает. Расширенный зрачок сужается. Растерянная, ошарашенная, дёргает вниз свою водолазку, поспешно прикрывая грудь, но возбуждённые соски выпирают и через ткань.

– Что и требовалось доказать. Хотел убедиться, что взять тебя при желании ничего не стоит.

Полураздетая, растрёпанные волосы, юбка в ногах, Гревье едва не горит от гнева. Если бы люди умели воспламеняться, дом уже пылал бы пожарищем. Резкая боль с хлёстким шлепком опаляет щёку.

Вот это неожиданно. В том месте, где её рука оставила след на щеке, печёт от удара. Удивлённо потираю кожу:

– Что? Ещё скажи, что не была готова раздвинуть ноги прямо здесь. Тебе же было плевать, что в доме люди. Слуги. Они могли зайти в любой момент. – Зрачки её снова расширяются, щеки алеют. Серьёзно? Правда не думала? Всё на свете забыла за пару поцелуев? Не этим ли её мамочка купила отца? Готовая на всё за красивую жизнь кукла для утех.

– Какой же ты мудак! – Злое шипение в самом деле похоже на змеиное. Латимер бы порадовался услышать.

– Ещё какой, Люка. Даже не представляешь. – Такой, что тебя стошнит, если узнаешь правду. Хотя ты не узнаешь. Все слуги в доме преданы семье. Они не проболтаются.

Спи спокойно, Гревье. Неведение способствует крепкому сну, говорят.

– Иди переодеться и умойся. Чтобы через четверть часа была за столом.

Не глядя, возвращаюсь на свой стул. Задумчиво глажу разложенные приборы, накрахмаленную салфетку. Всё было хорошо в доме, пока мама была с нами… Утончённая, всегда сдержанная и воспитанная. Идеальная леди. Красивая, добрая.

За спиной раздаётся звук поспешных шагов. Я, конечно, не дурак, знаю, что за стол сегодня Люка не вернётся. Не дожидаясь её, раскладываю на коленях салфетку, расправляю заломы до идеальной гладкости, выкладываю на тарелку рыбу и салат. Мама любила рыбу… Сегодня день её рождения. Плохой день.

Медленно режу на куски лосось, попутно отделяя кости.

Одному есть до тошноты пусто, но ужин должен состояться. С трудом сглатываю вставшую в глотке комом рыбу.

Видишь, ма, мы не забыли. Я не забыл. Этот дом всё ещё твой, здесь всё сохранится таким, как ты оставила. Я обещаю.