Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг

34.2

Она замирает, неестественно медленно поворачивает голову в мою сторону.

– Я хочу, чтобы он ушёл, – шепчет безэмоционально. – Заставьте его уйти.

– Да-да, хорошо. – Мне не надо оглядываться, чтобы понять, что Эйдан вышел. – Давайте уложим вас в постель? Вы ведь устали, верно?

– Устала?

– Ну да, после чаепития с гостями.

– …да-а, гости, конечно. Это очень утомительно. – Дикая маска слетает с её лица мгновенно, преобразовывается в уже знакомую мне аристократичную отстранённость, с учтивой улыбкой.

– А вы кто? – И пока я судорожно пытаюсь придумать подходящий ответ, что точно ей не навредит, она сама же на свой вопрос и отвечает. – Новая няня Эйдана?

– Да. – Подхватив её под локти, поправляю сбившуюся сорочку и халат. – Няня. Можно и так сказать.

– Он славный мальчик, – улыбается она.

– Да-да. – Я даже не рискую скосить взгляд на дверь, чувствуя горящий взгляд “славного” мальчика всем телом.

– Мне не дают с ним встречаться, – жалуется она, послушно позволяя уложить себя в кровать.

– Это печально, – вздыхаю, укладывая Иветт на подушки. Уже собираюсь отойти, как она хватает меня за ладонь. – Посидите со мной, пока не усну?

– Конечно. – Присаживаюсь на краешек постели.

– Расскажите о моём мальчике.

– Он по вам очень скучает. – Улыбаясь, глажу её по ладони.

– Правда?

– Да.

– Выпейте чаю… – она хмурится, всматриваясь в моё лицо, – как вас зовут, я забыла?

– Люка. Люка Гревье.

– Давайте пить чай, Люка. – Она поднимается на подушках, руки вновь принимают уже увиденное мною положение. Иветт, не мигая, смотрит на меня.

Повторяю за ней: одна рука как будто берёт чашку, второй методично начинаю “помешивать” ложкой.

– Так как успехи моего Эйдана? – интересуется она уже с улыбкой на губах.

– О, – под её пристальным взглядом делаю вид, что пью, – Эйдан… очень хороший мальчик: смышлёный, добрый, отзывчивый, ласковый…

– Да, – она согласно кивает, – всегда таким был, с самого детства. Всё норовил спасти каждую собаку, птицу или котёнка. И где их только подбирал. Мы его называли “маленький доктор Дулиттл”. (Доктор Дулиттл – врач, который живёт в вымышленном селе Падлби-на-Болоте в Юго-Западной Англии. Он лечит животных и умеет разговаривать на их языках. – Прим. авт.).

– А как его учёба? Друзья?

– М-да, тут есть проблема. – Показательно морщусь, наполняя голос смешинками. И она неожиданно включается, реагирует на мою эмоцию.

– Только не говорите, что пристаёт к девочкам! – Иветт округляет глаза так же, старательно пряча улыбку.

– Ещё как пристаёт, к одной так точно, житья прям не даёт, всё задирает её, бедную.

– Никогда не умел правильно проявить свою симпатию, – соглашается она. – Также и Надин доставалось поначалу. А когда у неё случился аппендицит и она попала в клинику, настаивал проведывать её каждый день, представляете?

– С большим трудом, – бормочу себе под нос. – Сейчас они с Надин хорошо ладят.

– И с девочкой так будет, – вздыхает она. – Как только он свои колючки спрячет, или она сможет через них продраться.

– Хм-м… – тяну задумчиво.

– Вам не нравится чай? – Кивает на мои руки, которые я уже успела положить на колени.

Поджимаю губы, грустно улыбаясь. Совершенно обычный женский разговор притупил бдительность.

– О, нет, – вновь делаю глоток понарошку, – очень вкусно. Жаль, что в этот раз у Эйдана не вышло приехать.

– А он хотел? – поднимает голову она.

– Очень. Но с последней вашей встречи Дан подрос, вы его, наверное, и не узнаете…

– Вздор, – фыркает она. – Как я могу собственного сына не узнать?

– Дети растут, миссис Мортимер, – медленно тяну я. – Эйдан тоже… вырос. Вы очень давно не виделись. Он… уже мужчина.

– Мой мальчик? – шепчет она.

– Да. У него льдисто-холодные голубые глаза…

– Светлые волосы, – подхватывает она, – их так приятно ерошить.

– Да-да, – согласно киваю, – а когда он хмурится, между бровей у него глубокая морщинка, и её очень хочется расправить пальцем.

– У моего мальчика? – ахает она.

– Он вырос, миссис Мортимер, – мягко вдавливаю в неё реальность. – Зато у него такие же, как у вас, ямочки на щеках, когда он улыбается, невозможно милые.

– И родинка за левым ухом, – добавляет она совершенно неожиданно.

– А ещё у него есть шрам, совсем незаметный, помните где?

– Д-да, вот здесь, – она касается своей правой брови, – упал с качели и напоролся на камень.

Теперь мы обе улыбаемся друг другу совершенно безумно. Во мне плещется какое-то странное чувство, которому пока не могу найти определение, но оно топит меня теплом и… верой в невозможное.

– А я могу, – Иветт неуверенно ведёт плечом, – попросить вас в следующий раз навестить меня вместе с ним?

Молчу. Решаюсь взглянуть в дверной проём, где в тенях коридора за нами наблюдает Эйдан. Он медленно кивает.

– Хорошо, – улыбаюсь во весь рот. – Обязательно приедем вместе. А хотите, в следующий раз привезём фото или видеозапись, покажу вам, как рос Эйдан, как взрослел?

– Да-а, это было бы здорово. Посмотрим вместе?

– Договорились! – Делаю вид, что ставлю чашку на прикроватный столик. – А сейчас мне пора, миссис Мортимер.

Всхлипывая, Иветт хватается за горло, кивает.

– Вы хорошая девочка, Люка. Позаботьтесь о моём мальчике.

– Только не надо плакать, миссис Мортимер, пожалуйста. Если будете, меня отругает Тесса и больше не пустит. Ладно?

– Хорошо…

– Ну, я пойду. – Сжимаю на прощание её ладошку.

– До встречи! – В её возгласе надежда и немой вопрос.

– До скорой. – Поджав губы, выхожу за дверь, аккуратно её прикрываю, тут же чуть ли не упираясь носом в тяжело и слишком быстро вздымающуюся грудину Эйдана. Он зол, просто в бешенстве.

Глава 35

Столько лет каждые выходные я прихожу сюда, каждый раз гадая, повезёт ли сегодня. Бывают хорошие дни, когда мама позволяет оставаться рядом. Пить вместе чай и говорить о её сыне. Не обо мне. О её сыне. В такие моменты глаза мамы загораются счастьем и любовью, и это единственная тема, которая будто бы в самом деле лечит её душу. Иногда кажется, что эти беседы помогут ей однажды проснуться. Бывают дни, как сегодня. Их несоизмеримо больше, приходится уходить, оставляя её в темноте, среди демонов. И вместе с нею оставлять часть себя. Никогда не знаешь, что тебя ждёт.

Тем обиднее видеть, как легко Гревье даётся общение, которого я оказался сегодня лишён. Почему меня она прогнала, а с этой девчонкой желает быть? И даже то, что говорят они обо мне, обе улыбаются, не помогает, хотя где-то глубоко рождается тепло от их улыбок. Так с моей здоровой мамой моя девушка могла бы рассматривать семейный альбом с фото. Мама бы вспоминала случаи из детства, заставляя меня смущённо “нумамкать” и закатывать глаза. Так могло бы быть… Но вместо моей девушки рядом с мамой сидит Люка Гревье. Новая любимица отца. Пусть я и понимаю, что старый паук любит её дальновидно, как всех в своём окружении. У него точно есть планы на эту девочку. И всё же… всё же на неё он смотрит не так, как на меня. И вот теперь мама…

Почему?

Да даже Люка. Только что она с улыбкой рассказывала матери, какой я хороший мальчик, а теперь смотрит так, как будто встретила за дверью живого дьявола. С котлом кипящей свежей человечьей крови и явным намерением её, Люку, в этом котле сварить.

Лицемерие. Лицемерие. Лицемерие.

Как я устал жить в этом театре Шекспира. Дешёвые драмы за ширмой идеальной семьи.

У меня всё прекрасно.

Я наследник богатого рода с таким состоянием, что многим даже не снилось. Прекрасно помню лицо Гревье, когда ей сообщили, что острова на самом деле есть.

Какой приятный сюрприз.

Забыли только озвучить цену всего этого.

Ты ещё не поняла, девочка? Не тоскуешь по родной подворотне? Там было лучше, правда.

А теперь – добро пожаловать в мир золотых деток.

Думаешь, Максик живёт иначе? Наивная птичка.

– Кто? – Удивительно, но уточнять вопрос не приходится. Люка отводит взгляд и тихо роняет глухое, пустое:

– Мама.

Вот как… Значит, старый чёрт рассказал новой жёнушке слезливую историю бедного мистера Рочестера? Я тронут. Джейн Эйр местного разлива. Бедная глупая простушка. А я ещё удивлялся, что Люка такая. Есть в кого.

– Красивая история про бедного, исстрадавшегося с умалишённой женой обездоленного принца.

Презрительный смешок заставляет Люку сощуриться. Она открывает рот, явно желая что-то мне сообщить. Что-то колкое в защиту матери, вероятно, но Тесса появляется из-за поворота кухни.

– Вам лучше, мисс? Как я рада. Представляете, разлила воду. Случайно уронила графин… – Заметив, наконец, напряжение, густое, как рождественский эгг-ног, служанка поджимает губы, стушевавшись. – Простите, лорд. Я… я пойду к их милости.

Киваю. Неловко всучив в руки Люки стакан, сиделка делает книксен и скрывается за дверью материнской спальни.

– Как мы рады, что вам лучше, мисс, – не удержавшись, передразнил я, обдав Гревье холодным взглядом. – Я ведь уже говорил тебе, Люка, любопытство – это порок. Страшный грех. А теперь поезжай домой. Постановка окончена. Труппа отдыхает.

Я домой не собираюсь. Точно не в компании этих полных сочувствия глаз. Мне задарма этого сочувствия и жалости не надо.

Бедный, бедный мальчик.

Потерял мать, такое горе…

Наслушался.

Кто из всех говоривших вообще хоть представлял, о чём говорит?

Лицемеры.

– Эйдан, я понимаю… – Резко отступаю назад от протянутой руки.

Не нужно меня трогать.

– Не понимаешь, Люка. И молись всем богам этого мира, чтобы никогда не пришлось понять. Потому что шанс велик. Добро пожаловать в семью, мисс Мортимер.