Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг

Глава 44

Я должен был поговорить с Люкой. Рассказать ей, что на самом деле сделали мой отец и ее мать. Подло и низко решили всё за нас. Даже не спросив. Вполне обыденно для высшего света. От отца я вполне мог ожидать чего-то подобного, но Гревье? Она разве не должна была возмутиться? Неужели любовь настолько застит глаза?

Всё ещё чувствуя себя слепым и одурманенным новостями, я, не прощаясь, покинул дом. За одни сутки произошло столько всего, как будто прожито не меньше месяца. Назад в академию не хотелось. Отец намекал, что могу остаться дома, что семейный врач подтвердит отравление или ещё какую-то чепуху.

В самом деле. Не ставить же диагноз “нервное” истощение тому, кто и так на особом счету в очереди кандидатов на сумасшествие. Впервые мне не хотелось бросить всё и уехать в Мейнор. Обычно, поссорившись в очередной раз с отцом, я рвался именно туда. В тихий уют застывшего во времени пристанища Беркли. А сейчас… С одной стороны, мама сделала всё, чтобы обезопасить будущее сына. С другой…

– Ты поймёшь, когда сам станешь отцом, – так он сказал, когда дверь уже почти закрылась.

– Значит, никогда не пойму.

В моей голове зреет план. Отчётливый, ясный. Я никогда не заведу детей. Потому что не могу так рисковать. Потому что не желаю своему ребёнку пройти через то, в чём столько лет мариновался сам. Пусть род Мортимеров оборвётся. У нас есть побочные ветви, в конце концов. Тёплое место долго не пустует.

Я собирался отказаться от наследства, фамилии и рода. Хотел увезти маму отсюда и жить спокойной жизнью. Я собирался отказаться и от Люки тоже. Макс прав. Что может кандидат в психи ей предложить? Должность почти что вдовы при живом муже? Она не заслуживает подобной судьбы. Макс подходит куда лучше. Раз уж он в самом деле так ей увлечён, что не позарился на кулон бабушки Анны. Это что-то да значит.

Я должен отказаться. Рассказать ей про этот смехотворный договор, расторгнуть его, и жить каждый своей жизнью… Всё это так чётко складывалось в моей голове всю дорогу до Мура и потом в лабиринтах ярмарочных рядов Осеннего фестиваля. Я шёл сказать Люке, что ничего к ней не испытываю. Потому что так ей будет проще. Она не должна оказаться в ситуации жертвы. Не должна быть рядом потому, что жалеет.

Последний разговор в домике показал, как слеп я был, считая, что Гревье меня не выносит. Очередной самообман.

Решимость поубавилась уже за кулисами. Я искренне надеялся застать её до выступления, но опоздал. Или пришёл как раз вовремя, чтобы подменить неуклюжего Брэдли, который умудрился опять всё испортить в самый неподходящий момент. Сам не знаю, что меня дёрнуло на сцену.

В прошлом году я танцевал этот идиотский танец листьев. Опавших и летящих к земле, чтобы погибнуть. Как раз таким себя ощущаю сейчас. Настолько мёртвым внутри, что даже отказ Люки надеть присланное платье не колет огорчением. Всё, что могло в этом теле болеть, уже отболело и покрылось чёрной коркой. Как земля после извержения вулкана. Лава остыла, оставив после себя некрасивые следы прожаренных рубцов.

– Прекрасно выглядишь. – Мне даже удаётся изобразить улыбку и удачно парировать её привычные колкости. Невеста. Надо же… Странное чувство из смеси тепла и горечи обтягивает грудь тесным жгутом. Я веду Люку в танце по заученному до автоматизма маршруту. Просто не думая о руках и ногах. Только о том, что должен отказаться от той, о ком думал с момента самой первой встречи. Отказаться, потому что ей будет лучше не со мной. Ради неё отказаться. Я смотрю в её напряжённое лицо. В глазах светится то недоумение, то немой вопрос. Смотрю и напоминаю себе, что нельзя быть эгоистом, надо дать ей шанс жить нормально. Завести детей, вырваться из этого дерьмового мира светского лоска и звериной жестокости. Где традиции выше человека. Надо оттолкнуть её…

Люка проходит вокруг меня под выставленной рукой. Такая непохожая на всех вокруг бунтарка, посмевшая выступить против толпы. Люди смотрят, шепчутся. Дикие и Змеи насмехаются открыто, кто-то тычет пальцем, кто-то вертит у виска. Отбросы довольно улюлюкают. А мне плевать на них всех. В свете того, что свалилось на меня сегодня, все эти чужие лица кажутся смазанной серой массой. Ничем. Все, кроме Люки. Отведя от неё взгляд, я принимаюсь искать в толпе зрителей Макса. Нахожу. Костюм, букет. Наши взгляды встречаются, я киваю. Чуть заметно.

Ты прав. Я должен её отпустить.

А потом… потом перед глазами встало лицо матери.

Должен отпустить.

Мама тоже хотела как лучше. Именно на это давил отец в разговоре. Как лучше для меня, не спросив меня. Потому что я слишком юн, чтобы решать. И теперь я собираюсь отпустить Люку потому что решил за неё. Потому что боюсь дать ей выбор. Боюсь, что просто останется из жалости, она ведь такая добродушная. А потом с годами начнёт сереть от осознания, что натворила. Я хотел оттолкнуть её не из любви, а из эгоизма. Чтобы потом не брать на свои плечи ответственность за её несчастье. Я жалел себя. Себя, не её, поступая ничуть не лучше, чем отец и мама поступили со мной.

– Нам нужно поговорить, – притянув на финальный аккорд, тихо шепчу ей на ухо. – Не уходи далеко, хорошо?

Она, нахмурившись, кивает. Обеспокоенная и напряжённая от моего тона. Музыка стихает, раздаются первые неуверенные аплодисменты. Со стороны отбросов срываются в громогласные. Эти лупят так, как будто собираются ударом снести себе вторую ладонь.

К сцене уже пробивается Макс. Мне хочется увести Люку заранее, уберечь от его намерений, но… Но другая часть меня желает убедиться, что Гревье сделает верный выбор.

– Люка! – Она улыбается на зов Латимера и даже сама подходит, чтобы принять цветы. Поймав её руку, тот не отпускает пальцы. – Подожди, это ещё не всё. Вот. – Второй рукой достаёт из кармана кольцо. Без красивого футляра, голое, каким наверняка чувствует себя сам под взглядами толпы. Я знаю, на что он рассчитывал. Что Люка не откажет ему при всех. Что не посмеет так его унизить. – Ты станешь моей невестой, Люка Гревье?

Всё вокруг погружается в тишину. Напряжение такое тяжёлое, что давит виски. Толпа безмолвствует. Люка молчит. Макс держит её пальцы, но с каждой секундой ожидания лицо его сереет. И в какой-то момент мне даже искренне жаль.

А потом Люка отбирает пальцы из руки Латимера. Он всё понимает сразу – видно по лицу. По тому, как быстро меняются эмоции, когда маска высокомерной холодности прикрывает его истинные чувства. Я заметил. Успел.

Даже не дослушав речь Гревье, он кивает сам себе, молча разворачивается и уходит. Люди расступаются, пропуская отвергнутого жениха. Молча. Ошарашенные. Опешившие. Но это сегодня. Сейчас. Уже через четверть часа Мур будет гудеть хуже роя пчёл. Обсасывать подробности случившегося. Посмеиваться. Наслаждаться чужим поражением. Институт подлости и лицемерия.

Я смотрю Максу в спину. Ровную, горделивую осанку не портит тяжесть отказа и позора. Смотрю и вижу мальчика, с которым дружил много лет назад и чью дружбу оттолкнул, боясь, что проговорюсь. Боялся доверить свой секрет, а оказалось, Макс знал много лет. Знал и молчал. Я мог не потерять друга, если бы не трусил. Надо было просто рискнуть.

Ловлю руку Люки и крепко сжимаю пальцы. Кажется, урок выучен. Нужно дать ей шанс выбрать самой. Выслушать всё и сделать выбор. Любовь начинается с доверия.