24

За щекой зубная щетка. В руках расческа, совсем не бережно раздирающая мою ни высушенную на ночь шевелюру. — Вот было бы у меня четыре руки, — думаю я, остервенело раздирая спутанные волосы. Будильник прозвенел около часа назад. Я отключила его и благополучно продолжила спать дальше.

Сегодня мне снилась бабушка. Ее не стало две недели назад. Я видела ее страдания и понимаю, что смерть стала ее избавлением от страшных мук. Как бы кощунственно это не звучало. Для нее так будет лучше. Она очень страдала.

Она приснилась мне впервые со дня похорон. Приснилась такой, какой я помню ее до болезни. Мы вместе с ней собирали персики. Красивые крупные бархатные мячики, которые я срывала с обвисших ветвей дерева. То тут, то там подпертых специальными деревянными рогатками, вырезанными дедом Петей из дикого фундука. Я срывала персики, чувствуя их аромат и тепло сочной мякоти, обтянутой тонкой велюровой кожицей, освобождая дерево от тяжести вызревших плодов. Отдавала их ей, а она укладывала фрукты в корзины, периодически отмахиваясь от ос, кружащихся над осыпавшимися и разбившимися плодами. Мы болтали и смеялись. А потом несли две полных корзины домой. По пути бабушка пела песню своим неповторимым зычным голосом, половину слов которой я не понимала, но слушала с невероятным упоением.

Я шла чуть позади нее и наблюдала за тем, как колыхается на ветру ее цветастая косынка. Из-под нее выглядывали черные, как смоль волосы, собранные в тугой пучок на затылке. Бабушка оборачивалась ко мне и добрым лучистым взглядом подгоняла идти быстрее. Она всегда и во всем меня подгоняла. Она была такой шустрой и проворной, что умудрялась всегда делать по несколько дел сразу. Она могла одновременно варить пятилитровую кастрюлю вкуснейшего кубанского борща, печь блины, оттапливать творог и параллельно с этим помогать деду распутывать рыболовные снасти. Сон был такой красочный, такой прекрасный. Неудивительно, что сегодня мне не хотелось просыпаться.

И вот теперь я опаздываю. А точнее, уже опоздала на свой автобус, который ушел около двадцати минут назад. Следующий автобус, проходящий мимо комплекса, должен быть примерно через пятнадцать минут. Но и на него я, скорее всего, тоже не успею.

Звонок в дверь отрывает меня от воспоминаний. Если это Макар, то уже пора поговорить с ним. Я избегаю его вот уже две недели. Не отвечаю ни на звонки, ни на сообщения. Не знаю, как общаться с ним, ни затрагивая той темы, связанной с Машей. Ее, кстати, я видела лишь пару раз, и то мельком. После похорон она больше не появлялась мне на глаза. Вероятно, поняла, что я не стану выдавать ее постыдной тайны. Сейчас я впервые жалею о том, что мы соседи. Не могу сказать, что Макар очень настойчив. Если бы очень хотел, думаю, давно бы уже выловил меня где-нибудь. Но, скорее всего, он и сам чувствует, что от паузы, возникшей в наших дружеских отношениях, потягивает неприятным душком, а точнее, смердит, как от навозной кучи. Уверена, что он понимает это, поэтому так вяло настаивает на выяснении причин моего странного поведения.

Не вытаскивая зубной щетки изо рта и даже не накинув халат. Прямо в пижаме иду открывать дверь. Распахиваю ее и наблюдаю перед собой совсем не Макара. Егор держит перед собой два ящика персиков, стоящих один на другом, и, не дожидаясь моего разрешения, заходит в квартиру.

— Привет! Думал, уже не застану тебя, — говорит осторожно ставя свою ношу на пол.

— Что это?

— Витамины! Ты знаешь! Тимур уплетает их в невероятных количествах. Каждый день покупаем по дороге домой. Они местные. Бабка утверждает, что ничем не обработанные, — он подхватывает один персик из ящика и показывает мне его румяный бок, по которому ползет розовый жирный червяк. — Думаю, он, — Егор указывает на червяка, — пестициды жрать не будет. Не волнуйся, они не все червивые. Но попадаются... Ты сегодня решила прогулять?

— Нет! Я собираюсь, — говорю, вытаскивая зубную щетку изо рта.

— Вот и замечательно! Собирайся! Я тебя отвезу, — говорит он, и в его интонации больше нет вопроса, сплошное утверждение.

Не знаю, с чего вдруг Егор решил нанести мне визит. После того, как мы поговорили в зале перед моей тренировкой, наше общение стало представлять собой исключительно обмен вежливыми фразами. До этого он вел себя настойчивее. А последнюю неделю по утрам:

— "Доброе утро, Егор Александрович!".

— "Доброе утро, Ульяна!".

А по вечерам:

— "До свидания!".

— "До свидания! Хорошего вечера! Тебя подвезти?".

— "Нет! Спасибо!".

— "Как хочешь!".

И все на этом. Мы совсем не разговаривали. Но время от времени он захаживал на мои тренировки. Постоит, посмотрит минут десять-пятнадцать и уходит. Я даже стала ловить себя на мысли, что иногда ищу его глазами. Нет, нет, да посматриваю по сторонам. Знаю, что его отношения со Светланой Олеговной стали более дружественными, и он даже вернул ей часть полномочий. Он больше не занимает ее кабинет. И в "Орион" как на работу больше не ездит. Привозит утром Тимура, проболтается немного по комплексу. Иногда берет Локки и уезжает на нем за территорию. Один. Никогда не видела его с кем-то. Раз, у меня даже возникла мысль составить ему компанию. Я давно не баловала Акселя лесными прогулками. Выгуливаю его в основном в леваде. Но он так быстро уехал, что догонять его стало уже как-то неловко. Вечерами он забирал мальчишку, поселившегося в комплексе, и пару раз предлагал подкинуть и меня до дома. Но, получив вежливый отказ, больше не настаивал.

— Спасибо, — я опускаю взгляд на персики, стоящие около моих ног. — Зачем так много?

— Ты их просто не пробовала! Сама не заметишь, как прикончишь и еще захочешь.

— Да вы что! Я столько не съем! — не могу сдержать улыбки я. А сон то частично оказался вещим. Я проснулась от того, что в буквальном смысле захлебывалась слюнями. Мне просто жуть как захотелось персиков.

— Чай будете? Я еще не завтракала!

— Буду, — улыбается он и разувается.

— Проходите, — рукой указываю на дверь в кухню. — Я сейчас, — стою и жду, пока он скроется за дверным проемом. И только потом разворачиваюсь и, слегка оттянув сзади футболку, хотя бы немного прикрыв свою пятую точку, обтянутую шортами, больше смахивающими на трусы, ныряю в свою комнату.

***

Мне просто тупо надоело ходить вокруг да около. В первые в жизни я не знаю, как вести себя с девушкой. А может мне слишком давно не хотелось конкретную девушку? Но как к ней подойти, когда ее жизнь — непрекращающаяся драма. Когда ни один момент не кажется подходящим. Сам довел ее до нервного срыва своей выходкой с продажей коня. Потом, то ночное происшествие. Похороны ее бабушки...

Мы знакомы чуть меньше месяца, и этот период ее жизни напоминает мне, сплошной траур. Но ведь никакой траур не может длиться вечно. Может, пора встряхнуть ее уже и показать, что жизнь — это не только изнуряющие тренировки и общение лишь с несколькими людьми.

Нет у нее никого. В этом я уверен на сто процентов. Хоть мысль о наличии у нее парня и закрадывалась в мою голову поначалу. Не верилось, что такая девушка может быть одна. Но ее звонок той ночью развеял все сомнения. Стала бы она звонить мне, если бы ей было кому позвонить.

На самом деле персики жрет ни один Тимур. Мы жрем их с ним на пару. Он уплетает фрукты, как растущий организм, который требует постоянной подпитки витаминами. А я потому что она ассоциируется у меня с ними. У нее даже волосы источают аромат этих фруктов. А о коже я вообще молчу. Я жру их уже неделю и никак не могу нажраться. Бабка, ежедневно поджидающая меня около двора, не перестает петь мне дифирамбы. Говорит, что никогда еще не зарабатывала столько на одном дереве.

Я притормозил около женщины, торгующей фруктами из своего сада, прямо около собственного двора, когда искал адрес одного человека, проживающего в том поселке. Дачный поселок расположился неподалеку от города и соседствует с территорией комплекса. Теперь заезжаю к ней ежедневно за этими долбаными персиками, которые на вкус как ее губы...

Ульяна заходит на кухню. Ловлю себя на мысли, что потерял счет времени и не знаю, сколько нахожусь здесь, уставившись в одну точку.

— Простите! У меня тут слегка не прибрано. Вы пьете зеленый чай? Просто я пью только зеленый, а папа — кофе… — она смотрит на меня растеряно. Вижу, что не знает, куда деть руки. Передвигает сахарницу по столу. Расправляет льняную салфетку. — Хотите, я сварю вам кофе?

— Свари… — хотел сказать "хочу". Но хочу я вовсе не кофе.

Ульяна поворачивается ко мне спиной, становится на носочки и, распахнув шкафчик, тянется за туркой, которая стоит на верхней полке. В день первой нашей встречи она точно так же тянулась за банкой, стоящей на высокой полке в деннике, когда занималась экипировкой коня. Только тогда она была в тесных бриджах, облегающих ее гибкий стан, как вторая кожа. А сейчас она в легком свободном платье длиною чуть ниже коленей. Сегодня я любуюсь ее тонкими лодыжками и аккуратными узкими ступнями с высоким подъемом. Интересно, она ходит на каблуках? Никогда не видел ее в туфлях. Как бы ей пошли высокие шпильки…

Ульяна наливает в турку воду, насыпает кофе. Ее движения быстрые и слаженные. Она перемешивает кофе и ставит турку на медленный огонь. Наблюдаю за ней. Чувствую, что ей некомфортно от моего присутствия.

— Твой отец на работе — спрашиваю, чтобы прервать возникшую паузу. Она кивает. — А мама?

— Мамы нет. Она умерла, — говорит девушка, не переставая следить за закипающим напитком.

— Прости...

— Ничего страшного, это было давно, — говорит, отставляя пенящийся кофе с огня. Наливает его в чашку. Ставит передо мной. Двигает ко мне сахарницу и корзинку с печеньем.

Она суетится около стола. Густой и терпкий аромат свежезаваренного кофе заполняет все пространство вокруг, но его запах все равно не способен перебить ее собственный аромат. Я вдыхаю аромат ее волос и дурею. Ну что за девушка такая? Что за наваждение?

По квартире разносится трель дверного звонка.

— Ты ждешь кого-то?

— Нет, — говорит она и направляется к двери.

И тут начинается самое интересное. В квартиру вламывается парень.

— Ульяна! Где он?

— Макар. Кого ты ищешь?

— Мне Машка все рассказала! — кричит он и залетает на кухню. Парень вытаскивает их кармана толстую пачку пятитысячных купюр и шлепает ее прямо передо мной. — Подавись своими деньгами, урод. И забудь сюда дорогу! — выплевывает он. — Ульяна! Почему ты мне не сказала!? — он хватает ее за плечо и начинает трясти, как тряпичную куклу. — Почему не сказала?

Я отталкиваю его от нее, припечатывая этого психа к стене. Парень не щуплый, жилистый такой, но ниже меня на пол головы и моложе лет на десять. Мне ничего не стоит обездвижить его за несколько секунд.

— Уль! Это что за псих?

Пацан брыкается пытается вырваться. Я прижимаю его лицом к стене держу руки.

— Егор. Отпусти его! Отпусти!

Отпускаю пацана. Он поворачивается, нервно дергая плечом и обращается к Ульяне.

— Если бы ты сказала сразу! Почему ты молчала?

— Макар! Что тебе рассказала Маша?

— Что ты спишь с ним. Спишь из-за денег, которые должна ему!

— Что ты несешь? Я никому ничего не должна!

Складываю руки на груди и, облокотившись на стену, наблюдаю за ними.

— Маша сказала...

— Что еще тебе сказала Маша!? Она сказала тебе, что продала меня своему начальнику! Сказала? Что смотришь? Пойди и спроси у своей девушки, как две недели назад ночью, я оказалась вместе с ней в гостинице далеко за городом.

— Уль! Ты что?

— Что, Уль!? Она даже на похороны бабушки не постеснялась прийти после всего этого... Стояла и смотрела на меня щенячьими глазами. В которых не было ни капли сожаления, а лишь: "Не рассказывай ему, не рассказывай!". Ты думаешь я просто так от тебя две недели бегаю. Вспоминай, когда были времена, что бы я не зашла к вам хотя-бы пару раз в неделю! Я просто видеть ее не могу. Ненавижу ее! Понимаешь? Ненавижу! И тебя видеть не хочу, потому что ты рядом с ней. Потому что прошла наша многолетняя дружба и доверительные отношения закончились… Нет их больше! Все! — Ульяна всплескивает руками. — Лопнули, как мыльный пузырь! Поэтому забери свои деньги, — Ульяна припечатывает пачкой купюр в грудь парню, — и уходи. Ты ни в чем не виноват, Макар. Но прости, тебя я теперь тоже видеть не могу. — Ульяна начинает выталкивать его из комнаты. Несколько минут он еще задерживает ее на лестничной площадке. Пытается что-то сказать, выяснить. Но она, наконец, хлопает дверью и возвращается ко мне. По пути смахивая слезинки под глазами.

— Извините! Очень некрасиво получилось.

— Ну сколько можно? ИзвениТЕ, простиТЕ, проходитеТЕ, подождиТЕ, — не устаю перечислять я ее слова, адресованные мне. Мы же договаривались… — беру ее за руку и тяну на себя. Девушка не упирается, а наоборот, льнет к моей груди. Обнимаю ее. Поднимаю ее голову за подбородок, смотрю в глаза. — Ты же понимаешь, что я не просто так приехал. Я вокруг твоего дома целый час катался, все ждал, когда ты уже выйдешь. Уль! Давай по-взрослому! Ты же взрослая девушка, не ребенок. А я давно не мальчик. Ну не умею я бегать за девушками, не умею… Если сейчас скажешь "нет". Клянусь, близко к тебе больше не подойду… Ну так что? Нет?

Ульяна отрицательно качает головой.

— Уль! Я тебя не понимаю! Скажи словами: "Егор отвяжись от меня!"! — улыбаюсь, глядя ей в глаза. Не скажет... По глазам вижу, что не скажет.

— Егор. Не отвязывайся от меня...

— Прости, что без цветов. Я не смог выбрать... Какие ты любишь?

— Персики лучше цветов, — говорит она и сама тянется к моим губам.

Загрузка...