Аксель. Новая жизнь

37

Звонок в дверь отвлекает меня от дел. Я снова потеряла счет времени. Разбираю папины вещи, перекладывая их с места на место которую ночь подряд. Приезжаю из комплекса и вместо того, чтобы лечь спать, разбираю его шкаф, комод, письменный стол... О том, что уже давно наступило утро, свидетельствует яркий солнечный свет, сочащийся через просвет между плотных задернутых портьер.

— Ну ты и спать! Одиннадцатый час! До тебя не дозвониться, ни достучаться, — басит Тимур, когда я открываю дверь. — Я говорил тебе: — Сделай уже себе ключ. А ты: — Человеку нужно личное пространство. Личное пространство... — поворачивается он к Егору, загруженному пакетами. Тимур, опираясь на костыли, ловко перескакивает порожек и оказывается в моей тесной прихожей. Егор следует за ним. Опускает пакеты на пол и, обняв меня, слегка касается моих губ своими, пока Тимур заглядывает во все комнаты.

— Ты сегодня с тяжёлой артиллерией? — киваю на мальчишку, который уже успел развалиться на диване.

— Ну, раз ты не хочешь к нам, мы решили, что приедем к тебе сами. Ты снова не спала?

Четыре дня после похорон Егор не отходил от меня ни на шаг. Так продолжалось бы и дальше, если бы несколько дней назад я сама не выпроводила его домой. Мне действительно очень хотелось побыть одной. Правда, это желание было не долгим. Уже на следующий день я пожалела о своем решении.

Я не могу спать одна. Стены давят на меня, потолок будто бы опускается, и мне кажется, что я оказываюсь ни в своей комнате, а в маленькой коробочке. Глаза не хотят закрываться. Я лежу, уставившись в потолок, и не могу сомкнуть глаз. От части поэтому, я и не ложусь спать совсем. Выматываюсь в комплексе, без сил приезжаю домой, но сон все равно не приходит. А вот когда Егор был рядом, я спала как убитая. Быть может, он украдкой подмешивал мне что-то седативное, потому что от успокоительных я отказалась сразу. Не привыкла я запивать свое горе таблетками. Я уверена, что это пройдет, боль притупится и сознание примет реальность. Я научусь жить без папы, как научилась жить без мамы и уже попробовала жить без бабушки. Не скоро я снова постигну эту науку, но то, что это время придет, я уверена.

— Спала немного…

— Не обманывай! Будто бы я не вижу твои воспаленные глаза! — Егор притягивает меня к себе и крепко обнимает. — Поехали к нам. У нас есть отдельная комната. Мы не будем тебя дергать. Отдохнёшь, выспишься. Тебе нужно сменить обстановку. Зачем выматываешь себя?

— Спасибо! Но мой дом здесь. Прости, но я не готова пока с ним расстаться.

— Тогда мы переедем к тебе, — говорит Тимур, откусывая добрую половину зеленого яблока. — Диван, чур мой, я его уже опробовал.

— Тимур. Скройся пока, — произносит Егор, взглядами и жестами намекая мальчишке, чтобы он оставил нас наедине.

— Ой! Да понял я, понял. Когда ты стал таким вафлей? Закинул на плечо, отвез к себе в берлогу! Ходишь тут, круги нарезаешь, — бормочет себе под нос мальчишка, затворяя за собой дверь.

— Не обращай на него внимания. Ему не понять тебя. Тимур пережил уход отца совершенно безболезненно. Он его толком не знал.

— Ты еще не говорил ему?

— Пытался... Но что-то у меня пока не выходит, донести до него эту информацию в полной мере.

— Он не дает?

— Ну, что-то вроде того... Ему не нравятся эти разговоры. Постоянно переводит тему. Еще мать его активизировалась, вспомнила о сыне, когда осознала, какую "золотую антилопу" упустила из рук. Названивает постоянно. Приехать надумала…

— А он?

— А он ребенок, Уль! Не смотри, что лоб здоровый. Все равно он еще ребенок… Ты завтракала? — Отрицательно качаю головой. — И не ужинала тоже?

— Я как-то забыло про это...

Егор открывает холодильник, в котором полно еды. Ничего не убыло с его прошлого визита. Поворачивается ко мне. — Наверное, мне стоит воспользоваться советом Тимура. Если ты не начнешь есть. Я и правда силой увезу тебя к себе и буду кормить с ложечки. Ты нормальная вообще? Посмотри на себя! Одни глаза остались! — повышает голос он.

— За то мне хоть сейчас можно в художественную гимнастику, — пытаюсь выдавить улыбку я.

Егор хватает меня за руку и тащит в ванную.

— Становись на весы! — требует он.

— Не хочу, — пытаюсь вырвать руку из его захвата. Егор приподнимает меня и ставит голыми ступнями на холодное стекло напольных весов. Цифры на дисплее начинают бегать и, наконец, выстраиваются в ровный ряд с красивой комбинацией: сорок четыре-четыреста сорок. Егор поднимает на меня взгляд. Я, в свою очередь, глаза опускаю.

— Собирайся!

— Куда?

— Все! Пожила самостоятельно, поживешь теперь под моим присмотром.

— Ну наконец-то! Думал, ты еще неделю подождешь, — слышится из комнаты голос Тимура. Затем его голова высовывается из дверного проема, и он с круглыми глазами произносит: — Ты что, реально все это читаешь? — кивком указывает на книжный стеллаж, занимающий почти всю стену.

— Егор! Я никуда не поеду! — Игнорирую мальчишку и спешу вслед за мужчиной, который уже снимает чемодан со шкафа. Егор, не обращая на меня внимание, начинает бросать в чемодан мои вещи, а Тимур шарит взглядом по книжным рядам.

— О! Стивен Кинг! Я возьму почитать, — прыгая на одной ноге, он поворачивается ко мне, разворачивая книгу обложкой. "Кладбище домашних животных" — Машин подарок. Единственная книга, присутствующая в моей комнате, которую я не читала. Никогда не была поклонницей творчества короля ужасов.

— Можешь забрать ее насовсем, — говорю ему, не переставая следить за тем, как наполняется мой чемодан.

Тимур сует книгу под мышку и продолжает исследовать библиотеку.

— Вот это старье! Сколько ему лет? — Срываюсь с места, чтобы отнять у него потертый томик.

— Такое ты читать не будешь! Отдай!

Тимур поднимает на меня взгляд и протягивает мне книгу.

— Ясное дело, не буду! Это же стихи.

Я прижимаю к своей груди книгу и снова поворачиваюсь к Егору, который уже застегивает мой чемодан. Затем опускаюсь на присядки и разрываюсь громким плачем.

— Уль! Уль! Прекрати! — Суетятся они около меня. Егор поднимает меня на руки и переносит на кровать. — Прости! Я перегнул! И Тимура зря с собой взял.

— Уль! Извини, — бормочет мальчишка, — я больше не буду трогать твои книги.

— Бери, что хочешь, — заикаясь, говорю я. — Только Асадова не нужно трогать, он мамин… Эта книга — единственное, что осталось у меня от нее. Она случайно забыла ее у бабушки, а остальные ее вещи сгорели вместе с нашей квартирой.

Лицо Тимура вытягивается. А Егор и так знает эту историю. Я рассказывала ее ему. Егор приносит мне стакан воды. Тимур не перестает извиняться.

— И правда, я как варвар… Извини меня, пожалуйста.

— Егор! Я никуда не поеду. Вы можете оставаться здесь сколько хотите. Мне и правда жутко находиться в пустой квартире одной. Поэтому я буду рада компании. Но уезжать отсюда я не готова...

***

Весь день мы провели вместе: готовили простую незамысловатую еду, пили чай, смотрели папины любимые фильмы… Тимур не оказался поклонником творчества Гайдая, поэтому после "Двенадцати стульев" тактично смылся читать Кинга. А я до вечера лежала в теплых объятиях Егора, и меня даже сморил некрепкий сон. Из полудремы меня выдернул очередной звонок телефона Егора. Он давно поставил его на беззвучный, но мои расшатанные нервы, оказывается, способны реагировать даже на минимальные звуковые колебания. Егор аккуратно переложил мою голову на подушку и поднялся с кровати. Ушел в прихожую, а за тем я расслышала щелчок дверного замка и не громкий хлопок входной двери. Мои глаза в миг распахнулись, и тревога, покинувшая меня на несколько часов, вновь наполнила меня до краев. А когда я поняла, что Егор куда-то уехал, она полилась через край.

— Тимур! Куда он ушел? — Мальчишка вынимает наушник из уха и приподнимается с дивана. Смотрит на меня непонимающими глазами. — Куда ушел Егор!?

— Не знаю! А он что, ушел куда-то?

— Тим! Что-то случилось! Кто-то позвонил ему, и он сразу сорвался. Не предупредил ни тебя, ни меня.

— Может, за сигаретами пошел?

— Он же не курит!

— Это ты так думаешь! Курит иногда…

Телефон Тимура взрывается громкими звуками. А он, приняв вызов, тут же меняется в лице.

— Что случилось!? Это Егор? Что он тебе сказал?

Мальчишка отрицательно мотает головой.

— Ничего не сказал! Все нормально! Сказал присмотреть за тобой! Он скоро вернется, — его глаза бегают, — кстати, а где твой телефон. Дай мне его, пожалуйста! — Он поднимается и, не взяв костыли, скачет в мою комнату.

— Зачем он тебе? — Обгоняю его, не позволяя взять с тумбочки мою трубку, на которую одно за одним сыплются сообщения.

— Уля! Не смотри! Не смотри! — кричит он, пытаясь вырвать у меня телефон. Но поздно. Я уже открываю фотографии, на которых изображён пожар. Упираюсь рукой в стену и еще раз просматриваю фотографии. Денник охвачен яркими языками пламени. Диск заходящего солнца падает прямо в зарево пожара. Диана не оставила свое творение без подписи: "Посмотри, какая красота! Потрясающее зрелище! Правда? ".

— Тимур! Вызывай такси! Быстрее, быстрее! — кричу я, а он становится у меня на пути.

— Нет! Егор сказал, чтобы ты оставалась дома! Я тебя не пущу.

— Ты совсем что ли!? Там же Аксель! Ты думаешь, я смогу сидеть здесь и находиться в неведении.

— Нет, Уля! Нечего тебе там делать! Лошадей охранники вывели. Правда, они разбежались все, кто куда.

Я сама вызываю такси.

— Уль! Ну зачем тебе туда ехать? Разберутся без тебя! Аксель жив! Его выпустили.

— За тем, что пожар — это очень опасно. Неужели ты не переживаешь за Егора? Акселя вывели. Уверена, что и Буцефал, и Бихлюль, и Смирный на свободе, как и все остальные спокойные лошади. А ты уверен, что Локки вместе с ними? Уверен, что нашелся человек, решившийся к нему подойти?

Глаза Тимура вылезают из орбит, и он первым бросается к двери, спотыкаясь на ходу.

Всю дорогу у Тимура не закрывается рот: — Уль! Он же не полезет туда!? Он не станет! Он же не дурак!? Я уверен, Локки сам вырвется. Он же очень сильный. Уль! Я не хочу его терять! — сжимает мою руку крепче и крепче. — Я не такой сильный, как ты. Я не справлюсь. Я знаю, что он мне не брат. Он много раз пытался мне это сказать. Я не хочу вновь терять близкого человека. У меня ведь совсем никого нет, кроме него. Мне на самом деле все равно, кто он мне — брат или отец. Какая мне разница, чего он там накуролесил с моей мамашей в молодости. Я знаю, что он мне родной, и я ему родной. А остальное не важно… — Беспрерывный поток его слов прерывает вой пожарных сирен, раздающийся неподалеку.

— Почему мы остановились? — спрашиваю водителя, притормозившего перед гаишником. — Вы что-то нарушили?

— Там авария! Объезжайте через поселок, — пытается развернуть нас инспектор.

— Серьезная? — интересуется водитель такси.

— Девушка коня сбила. — Мое сердце ухает в пятки. — Конный комплекс горит, — продолжает инспектор, — лошади разбежались. Вот одну из них… — Дальше я не слушаю. Открываю дверь и на негнущихся ногах выхожу из машины. Откуда только берутся силы? Я срываюсь с места и бегу, бегу изо всех сил, пока мое тело не перехватывают чьи то сильные руки. Я врезаюсь в кого-то, как в стену, еще ни осознавая того, что ничего не вижу. В глазах темнота, а в ушах эхом раздается крик Егора.

— Ульяна! Посмотри на меня! Ты меня видишь!? Слышишь!? — Он трясет меня, как тряпичную куклу. А я не могу сказать ни слова. Просто молчу до тех пор, пока сознание не покидает меня.

***

— Уходи! Я прошу тебя! Оставь меня! Я не хочу больше никого рядом с собой! Мне никто не нужен. Неужели ты еще не понял, что вокруг меня сплошная смерть. Все мои любимые умерли. Я не хочу больше никого любить. Не хочу ни к кому привязываться! — плачу я, пока Егор сжимает меня в своих объятиях, словно в тисках.

— Ты же знаешь, что я не уйду.

— Зачем тебе я? Слепая, ущербная, приносящая одни несчастья...

— Не говори глупости!

— Зачем тебе инвалид? Я никогда уже не буду прежней.

— Ты видишь!

— Нет! Не вижу! Ничего не вижу!

— Прекрати обманывать сама себя. Врач сказал, что зрение вернулось. Да, оно упало, стало хуже, но ты все равно видишь. Прекращай эти истерики! Как ты собираешься жить?

— Ты просто жалеешь меня... Я не хочу, чтобы ты был со мной из жалости!

— Уль! Я люблю тебя! О какой жалости ты говоришь?

— А я не хочу тебя любить! Уходи…

— Не уйду! — Егор подхватывает меня на руки и уносит в комнату. В моем теле больше нет сил на сопротивление. Как всегда, в его руках я плавлюсь, словно воск, и ничего не могу с собой поделать. Он целует меня нежно. Покрывает поцелуями каждый сантиметр моего тела, а я просто сдаюсь ему, ни в силах препятствовать тому, без чего уже никогда не смогу жить. Я не смогу жить без его объятий, без его поцелуев, без его горячего дыхания и шепота. Я не смогу жить без него.

***

"Я могу тебя долго ждать,

Долго-долго и верно-верно

И ночами могу не спать

Год и два, и всю жизнь, наверно!

Пусть листочки с календаря

Облетят, как листва у сада,

Только знать бы, что все не зря.

Что тебе это вправду надо..." [1]

Лист, вырванный из ежедневника, исписанный ровным крупным почерком, покоился на подушке рядом со мной, когда я открыла утром глаза. Я вела пальцем по ровным строчкам, осознавая, что не читаю вовсе, а просто проговариваю стихи Эдуарда Асадова наизусть. Мне достаточно было выхватить взглядом первую строку, а потом текст сам полился в моей голове. Очки я надела лишь только для того, чтобы разобрать последние строки, в которых Егор добавил что-то от себя. Слезы заструились по моим щекам, и я потянулась за телефоном.

— Все не зря, Егор! Я тоже очень сильно тебя люблю, — сказала я, когда он поднял трубку.

[1] — Отрывок из стихотворения Эдуарда Асадова "Я могу тебя очень ждать", 1968 год.