Аксель. Новая жизнь

28

Мои губы горят от поцелуев. Щеки и шея исцарапаны жесткой щетиной. Его машина стоит около моего подъезда, и мы вот уже больше часа не можем попрощаться. Аксель своей выходкой уничтожил мой и без того покалеченный телефон. Подарок Егора продолжал дожидаться меня в бардачке его автомобиля. Пятнадцать минут назад Егор закончил передачу данных с моей многострадальной трубки. Я думала, что все уже потеряно, но оказалось, что это не так. Листаю старые фото на новом телефоне.

— Это твоя бабушка?

— Да! Это старая фотография, сделанная еще до болезни, — задерживаю на ней взгляд. На фото бабуля сидит в кресле, на ее коленях свернулась в клубок кошка Брусника. Бабуля в ручную подшивает брюки деду. Я сфотографировала ее исподтишка, и эта фотография стала для меня самой любимой. Вот такой она и запомнилась мне. Цветущей, улыбающейся, с гладко причесанными волосами и в ярком цветастом халате. Всегда при деле. Именно такой я запомню ее на всю оставшуюся жизнь. Как жаль, что нет такого ластика, который бы мог стереть некоторые воспоминания. Я не хочу помнить то, как она страдала, и то, во что превратила ее коварная болезнь.

— Ты похожа не нее.

— Да. И на маму тоже.

— Давно ее не стало?

— Мне было шесть… Спасибо! Сама бы я не разобралась, — пытаюсь сменить тему, целую его в щеку. Мне немного неловко от этой ситуации. Вчера я наотрез отказалась от такого подарка. А сегодня сдалась. Не захотела спорить с Егором. Мне показалось, что это как-то глупо. По-детски, что ли... Он поворачивается и снова нападает на мои губы.

— Поехали ко мне!

— Поздно уже. Я, наверное, пойду, — говорю и одновременно тянусь к двери.

— Не убегай, посиди еще, — просит он. — Ты боишься меня?

— Нет, — отвожу взгляд в сторону.

— Уль! Я тебя не обижу, — берет меня за руку.

— Я знаю.

— Я не буду сильно приставать, — улыбается он.

— Давай не будем спешить. Я не узнаю себя рядом с тобой, — говорю, опустив взгляд. Ни скажешь же ему, что я не столько его боюсь, сколько себя. Я и правда чувствую себя подобным образом впервые. Вот такая я перезрелая. Нормальные девочки впервые влюбляются в четырнадцать, а я в двадцать. Что это, если не влюбленность?

— Я хочу познакомиться с твоим отцом.

— Как! Так быстро? Зачем? — начинаю тараторить я.

— Ты думаешь, он будет против меня?

— Нет! Почему? Просто все это так быстро!

— Ну ты же знакома с моим сыном?

— Что? — мои глаза расширяются, рот открывается сам собой.

— Ты, кстати, первая, кто узнал об этом.

— В смысле, Егор! Как это возможно?

Он откидывается на спинку своего сиденья.

— Оказывается, возможно. Я сам узнал только полгода назад.

— Вы делали тест?

— Нет! Я и так вижу, что он мой!

— Подожди! Получается, ты со своей мачехой? — прикрываю рот ладонью.

— Ну… На тот момент она еще не была моей мачехой, жила у нас в доме, но официально только собиралась ею стать. Тимур не знает и, наверное, пока не нужно ему знать об этом...

Я сижу, словно молнией пораженная. Нахожусь в таком шоке, будто бы эта новость касается непосредственно меня.

— Тебе было всего восемнадцать!

— Ага... Шокировал тебя?

— Немного... Это произошло случайно, или ты любил его мать?

— Нет, Уля! Ее я точно не любил, — опустив взгляд, произносит Егор. Его губы трогает едва заметная усмешка.

— Ну зачем тогда? Тем более с женщиной своего отца...

Усмешка на лице Егора становится более явной.

— Не бери в голову. Забудь! Кто не совершает ошибок в молодости?

— Ты считаешь Тимура ошибкой?

— Не Тимура, а саму ситуацию.

— А почему ты решил поделиться этим со мной?

— Потому что ни с кем другим обсуждать эту тему я не могу.

— Ты скажешь ему?

— Когда-нибудь скажу. Не сейчас… Ты представляешь! Пацан всю жизнь жил один. Был одинок при живых родителях. Я реально чувствую себя виноватым в его одиночестве. Может, если бы увидел его раньше, забрал бы его, он не жил бы сам себе предоставленный, на попечении посторонних людей столько лет. А сейчас он подросток... Раз посмотрю на него — ребенок. Другой раз взгляну — вроде взрослый парень уже. Я не знаю, как вести себя с ним.

— Не знаю, что сказать.

— И не говори ничего. Спасибо, что послушала. Мне дико необходимо было произнести это в слух.

— А твой отец знал, что Тимур не его?

— Мне кажется, он догадывался. Хотя, может, его жёнушка при разводе посветила его в это. Они не прожили даже года. Эта кукушка бросила ребенка, только успев его родить… Ну что, пошли знакомиться? Твой отец дома, — говорит он и выходит из машины.

— Егор! Ты куда? — бегу следом за ним, а он уже подходит к подъездной двери.

— Знакомиться с будущим тестем, — говорит он. А моя челюсть отвисает в который раз за день.

— Ты что, луговых трав надышался? Так это было давно. Уверена, их дурманящий эффект уже должен был рассеяться.

— Уль! Я серьезно! Я не мальчик ходить вокруг да около. Тебя ведь тоже влечёт ко мне, я ведь чувствую, — он подтягивает меня к себе. — Ты же трепещешь вся в моих руках, — говорит, уставившись мне прямо в глаза. Надеюсь, очки хоть немного скрывают мое смущение. Я не знаю, что сейчас говорит мой взгляд, но то, что все лицо вновь заливает краской, это однозначно.

— Думаю, ты спешишь! Мы совершенно не знаем друг друга.

— Так давай узнавать! Я не готов тратить месяцы на одни поцелуи… Хочу тебя! — его рука сползает по моей пояснице ниже, еще сильнее прижимая мое тело к нему. — Всю хочу... Уль!

Я теряю дар речи. Что ему ответить? Что сказать? Чтобы не выглядеть дурочкой, которая может только хлопать ресницами и открывать рот в немых попытках выразить свои мысли. Мысли, которых нет. Полный вакуум. Стою и открываю рот, как рыба, выброшенная на берег. Наконец мои мысли собираются в кучу. Слова в моей голове потихоньку начинают складываться в предложения.

— Боюсь, что если ты узнаешь меня получше, то можешь пересмотреть свои взгляды. Знаешь, Егор. Хочу… Это и так понятно. Я не настолько глупая, чтобы не понимать и тем более не чувствовать этого, — слегка отстраняюсь от него.

— Ты ждешь от меня слово "люблю"?

— Нет. Не жду. Думаю, для того, чтобы сказать слово "люблю" нужно гораздо лучше узнать человека. Что ты собираешься сказать моему отцу при знакомстве: — Я хочу вашу дочь? Отпустите ее ночевать ко мне?

Егор улыбается.

— Уль! Ну, ты же взрослая, неглупая девушка…

— Егор! Давай не будем спешить? Прости, но я не хочу поддаваться эмоциям. Ты прав, меня влечёт к тебе. Но это не значит, что я не способна бороться с этим влечением. Это слишком быстро, Егор!

— Сколько тебе нужно времени?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Тебе тоже нужно время. Оно нужно не мне одной. Может, завтра ты решишь, что это было сиюминутное увлечение. Сам еще поражаться будешь своему самообману.

— Какому самообману? Уля! К чему эта философия?

— Тебя привлекла моя оболочка и не более того. Что ты знаешь обо мне? Кроме того, что я в той или иной степени в твоем вкусе…

— Ну ты даешь… Как ты думаешь? Я отказался бы от твоего предложения в тот день, когда ты принесла деньги за Акселя, если бы не рассмотрел ни только твою привлекательную внешность? Уля! Если бы ты не позвонила мне тогда и не попросила бы помощи… Я даже в сторону твою больше смотреть не стал бы. Не потому, что мне бы этого не хотелось, а потому, что понимал, что ты не для меня. Что ты заслуживаешь другого. Ты совсем молоденькая. Я гораздо старше тебя. Я понимал тогда, что тебе, скорее всего, нужен ровесник, способный дать тебе эмоции, которых я, к сожалению, дать уже не могу. Но ты сама дала мне карт-бланш, позвонив мне в тот вечер. А я не тот человек, который станет ждать месяцами… Да, мне нужно все и сразу… — Егор не успевает закончить свою мысль.

— Уль! — тихий голос окликает меня. Оказывается, неподалеку от подъезда топчется Маша. Оборачиваюсь на ее зов и понимаю, какое неудачное место мы выбрали для подобного разговора.

— Чего тебе?

— Простите... Я не хотела вас прерывать. Просто…

— Проходи, — пропускаю ее к подъездной двери. Маша скрывается за дверью, и я собираюсь зайти вслед за ней.

— Так и уйдешь? — Егор придерживает меня за руку. Становлюсь на носочки и тянусь губами к его щеке. Слегка касаюсь небритой кожи.

— Сегодняшний день был прекрасным, — шепчу я. — Доброй ночи, Егор!

— Доброй ночи, Ульяна.

Едва за мной хлопнула подъездная дверь, очарование сегодняшнего дня полностью рассеялось. Да, оно рассеялось именно сейчас. Ни тогда, когда Егор завел тему, которой мне пока не хотелось бы касаться, а именно сейчас. Потому что при свете я увидела лицо Маши, которая стояла, облокотившись на свою дверь, и явно поджидала меня.

Я сглотнула ком в горле. Как ни крути, мне тяжело вырвать бывшую подругу из сердца, хоть она и проехалась по нему на танке. Миллион вопросов завертелся в моей голове. Что с ней случилось? Почему она выглядит такой затравленной? В ее глазах читались растерянность и сожаление. Но я все равно пройду мимо нее. Пройду так, будто никогда не знала этого человека. И никогда не захочу знать. Я поднялась по ступенькам, подошла к своей двери, достала ключ.

— Подожди, — просит Маша и хватает меня за руку. — Подожди, пожалуйста! Мне очень нужно с тобой поговорить, — смотрит на меня, вцепившись в мое предплечье.

— Нам не о чем разговаривать!

— Пожалуйста! Макар ушел... Не бросай хотя бы ты меня!

— Маша! Оставь меня в покое! Ты вообще слышишь себя! Неужели ты ни понимаешь, что после того, что ты сделала, наше общение не возможно!

— Прости меня… Прости, пожалуйста! Я просто ревновала... Я не могла ничего с собой поделать! То, что я сделала, ужасно! Но ведь он не успел ничего тебе сделать.

Вырываю руку из ее захвата. Поворачиваюсь к ней.

— Не успел... За то я успела посчитать себя убийцей. Успела возненавидеть тебя за одну ночь. Успела потерять друга, на которого из-за тебя не могу теперь смотреть. Ты знаешь, что бы со мной было, если бы мне не подвернулась та пепельница? Знаешь, сколько уродов собирались воспользоваться мной?

— Нет, — она качает головой. — Он не стал бы! Он говорил, что будет только он!

— Что? — смех сам вырывается из моей груди. Я понимаю, что я смеюсь на весь подъезд и не могу успокоиться. Смотрю на нее и смеюсь. Хватаюсь за ручку отомкнутой двери и захожу в квартиру. Маша дергает дверь на себя и заходит следом за мной. Хорошо, что папы еще нет дома. Ни в одной из комнат не горит свет. Знакомство, на котором настаивал Егор, не состоялось бы в принципе. Зато, если бы он поднялся со мной, Маша постеснялась бы ломиться ко мне со своими извинениями. Хотя, какой уж там стыд...

— Уля! Я очень сожалею. Я правда просила у него денег в займы. А он сказал, что даст мне их так, но только за услугу. Ты очень понравилась ему! Помнишь, когда ты простила меня помочь тебе с работой, я показывала ему твои…

— Пошла вон!

— Я не уйду! Ты должна мне помочь! Мне больше не к кому обратиться?

— Помочь? С чем, Маша!? У тебя еще язык поворачивается просить меня о помощи? Я помогла тебе уже раз! Никогда теперь об этом не забуду.

— Я не из-за себя прошу. Я ему уже не нужна, — произносит она, опустив глаза.

— Не понимаю тебя.

— Уля! Он сказал, что в следующее воскресенье я должна привести к нему Милану. Сказал, что раз он не может добраться до тебя. То я должна уговорить кого-нибудь другого. Сказал, что моя сестра подойдет… Она раньше ходила в фитнес клуб. Пользовалась моим абонементом. Он ни раз ее видел. Тебя он больше не тронет. Побоится… А ее…

— Что ты от меня хочешь?

— Твой… — Маша мнется. — Короче, мужчина, с которым ты встречаешься, пообщался с ним. Я не знаю подробностей! Могу только догадываться… Скорее всего, у него есть какой-то компромат на Артура. Попроси его, пожалуйста, поговорить с ним. Пусть он и меня оставит в покое… Я так больше не могу! Уля! Миланке только восемнадцать исполнилось! Прошу тебя! Помоги... Я уволилась, а теперь не могу найти работу. Везде отказы. Все будто бы сговорились! Я отдала ему те деньги, но он говорит, что этого мало. Что мой долг будет только расти, и расплачиваться я буду вовсе не деньгами, — Маша задирает рукава рубашки, показывает мне запястья, цветущие сине-желтыми отметинами. — Прошу… Помоги мне! — произносит она, а мое сердце рвется в клочья. Зачем ты это сделала, Машка? Зачем предала нашу дружбу — кричу я в своей голове. Маша смотрит на меня взглядом, полным отчаяния. — Уль! Я не могу так больше... Я не хочу так жить! — полушепотом произносит она. А я понимаю, что она на грани. По ее щекам градом катятся слезы. Я молча достаю телефон и набираю Егора.