Бессердечный любовник

Глава 13

Саммер

Эрик хочет, чтобы я присоединилась к нему за ужином.

Как будто я настоящий гость у него дома.

Это было бы смешно, если бы я не была такой нервной и если бы моя задница не болела так сильно. Я едва могу сидеть.

Мой план состоял в том, чтобы избегать его любой ценой и не присоединяться к нему за ужином.

Я успешно следовала своему плану, пока час назад Лисса не сообщила мне, что Эрик возвращается домой и хочет поужинать со мной.

Я и так достаточно беспокоюсь из-за встречи с отцом в воскресенье и предстоящих похорон на следующей неделе, и мне не нужно, чтобы он усугублял мое положение.

Я оставалась в своей комнате почти весь день, все еще чувствуя на себе сперму, хотя я принимала душ дважды прошлой ночью — не потому, что я думала, что это отвратительно — что на самом деле беспокоит. Я пыталась очиститься, потому что его вещи на мне ощущались как знак собственности. И запах секса вместе с его гребаным вкусом сводили меня с ума.

После вчерашней ночи я знаю, что могу лгать себе сколько угодно и верить, что он такой же, как и все остальные мужчины, которые использовали меня и играли со мной, но… Правда в том, что даже несмотря на то, что он использует меня и играет со мной, в нем есть что-то, что привлекает меня. Это больше, чем просто влечение к нему, и это нехорошо. Дело даже не в том, что сейчас неподходящее время, это просто нехорошо. Точка.

И он тоже нехорош.

Он нехороший человек, и мне не нравится его тупая манера разговаривать со мной.

Я тоже не буду лгать и говорить, что мне не было больно после того, как он вышвырнул меня из своей комнаты. Он обращался со мной как с какой-то дешевкой, или, скорее, так, как обращаются с теми, кто работает в Club Montage.

Девушкам могут платить кучу денег за ночь, но то, что я называю — кучей денег, — это меньше мелочи для мужчин с глубокими карманами, которые зарабатывают миллионы и миллиарды.

Я также не могла не почувствовать себя еще более дерьмово, когда увидела здесь вчера вечером другую женщину. Опять очень красивая, как и предыдущая. И блондинка, как и предыдущая. Должно быть, это его тип.

Я увидела ее, когда пошла на кухню выпить кофе. Я планировала остаться в своей комнате, но мне нужно было что-то горячее.

Раздается легкий стук в дверь. Я знаю, что это Лисса, еще до того, как она толкает дверь и входит. Эрик не стал бы стучать.

— Он дома, и ужин готов, — объявляет она с той самой яркой улыбкой, которой встречала меня весь день.

Она также выглядит гордой собой, вероятно, из-за того, что она сказала, что готовит на ужин. Это жаркое. Ранее она рассказывала мне о том, что она готовит, и это звучало очень вкусно.

— Хорошо, я выйду через минуту.

— Конечно, как ты себя чувствуешь?

Я благодарна, что она спрашивает меня, как я себя чувствую, а не все ли у меня в порядке. Любой, кто смотрит на меня, может увидеть, что я не в порядке.

— Нормально. — Это полуправда.

Когда я замечаю ее беспокойство, мне в голову приходит идея, потому что она говорит по-русски. Я хочу быть вооруженной, когда увижу Эрика, и поскольку я не знаю, что, черт возьми, он сказал мне вчера вечером, было бы неплохо иметь представление на случай, если он попытается сделать это снова. Тем более, что это прозвучало угрожающе.

— Лисса, можно задать тебе несколько вопросов? Это о некоторых русских словах, которые я услышала.

— Конечно?.

— Спасибо, что означает моя кукла? — Это одна из фраз, которую я помню. Эрик сказал это так быстро, хотя я могу ошибаться.

Она улыбается, что является хорошим знаком. — Это как моя кукла, моя куколка.

Господи. Это подходит. Он называл меня так с тех пор, как я сюда попала. Но, может быть, важнее то, что он сказал раньше, а я не расслышала.

— А как насчет твоя киска? — Думаю, именно так это прозвучало, и теперь, когда я это сказала, я жалею, что сделала это.

Вместо улыбки лицо Лиссы становится пунцовым, и я знаю, что это похоже на один из тех случаев в начальной школе, когда кто-то узнает ругательство на иностранном языке и пытается заставить вас его произнести.

Она сглатывает и поджимает губы.

— Кто тебе это сказал? Это ведь не один из охранников, верно?

— Нет, это был Эрик.

— А, — понимающе выдыхает она. — Я думаю, может быть, лучше, если ты спросишь его, что это значит, дорогая.

— Хорошо.

— Увидимся через минуту.

Она не смогла уйти достаточно быстро, и теперь я чувствую себя идиоткой. Я должна была знать, что все, что этот мужчина мне скажет, будет либо чем-то непристойным, либо совершенно грубым. Какой мудак.

Я встаю и провожу рукой по футболке и шортам. Это моя одежда из Монако. Мне не хотелось надевать ничего из того, что он мне подарил. Это еще одна вещь, которую я хочу с ним обсудить. Я не хочу, чтобы он покупал мне вещи. Когда люди так делают, они думают, что ты им принадлежишь или что они имеют на тебя права.

Я выхожу из комнаты, решив, что воспользуюсь возможностью задать важные вопросы. То, что поможет мне двигаться дальше.

Я пробираюсь в столовую и нахожу его стоящим во главе длинного стола из красного дерева. Он разговаривает с Лиссой по-русски, так что я не знаю, о чем они говорят.

Конечно, я выгляжу как фермер, а он одет так, будто собирается обедать в ресторане, отмеченном звездой Мишлен.

Когда я вхожу в комнату, он окидывает меня быстрым взглядом, и мое беспокойство резко возрастает под тяжестью его похотливого взгляда.

В тот же миг мой живот скручивает от воспоминания о том, как он вылизывал меня, а я говорила ему, что хочу этого. Мой чертов разум был так далеко к тому времени, что я не могла думать здраво. Затем я практически отсосала его член.

Боже, если бы я могла заставить стены поглотить меня целиком, я бы это сделала. Я бы не стояла перед ним, чувствуя себя птицей, которая только что влетела в логово льва.

Я держу спину ровно, контролирую свои мысли и продолжаю идти вперед. Я не позволю ему добраться до меня сегодня. Я не допущу повторения вчерашнего дня, и я справлюсь с этим.

Лисса смотрит на меня, и хотя ее лицо все еще пылает, на нем появляется то самое выражение гордости, которое я видела раньше.

Ей следует гордиться, потому что приготовленное ею блюдо выглядит поистине фантастически.

На гарнир подается жареная курица с овощами и кусок ростбифа.

На столе еще больше овощей и маленьких гарниров. Это напоминает мне о Рождестве, которое было давно, когда была жива бабушка.

— Выглядит великолепно, — говорю я первой, кивая в сторону Лиссы.

— Я рада, что ты так думаешь. Надеюсь, тебе понравится.

— Надеюсь, она это съест, — говорит Эрик, приподняв брови.

Из его комментария я поняла, что теперь он в курсе, что я мало ем.

Он поворачивается к Лиссе и говорит ей что-то по-русски. Затем она возвращается на кухню.

— Садись, — говорит он мне, — здесь. — Он указывает на сиденье рядом с собой.

Я надеялась сесть на другом конце стола. Но это нормально. Мне просто нужно держать голову над водой. Он просто пытается продемонстрировать свое господство надо мной.

Я сижу и стараюсь не показывать вида, что у меня чертовски болит задница.

Он тоже садится и смотрит на меня.

— Как твоя хорошенькая попка?

Я бросила на него тяжелый взгляд. Не знаю, как он может спрашивать меня об этом, да еще и таким небрежным образом. Как будто шлепать меня было нормально или что мы делали потом.

— Все в порядке, спасибо, — отвечаю я как можно более радушно.

— Хорошая девочка. Но как жаль, похоже, ты усвоила урок.

— Очевидно, тебе нравится причинять боль другим.

— Да, я знаю. — Он кивает с улыбкой. — А теперь ешь, я не собираюсь допустить, чтобы ты тут погибала.

— Я не погибаю. Я ведь здесь, не так ли?

— Ты здесь.

К моему удивлению, он берет тарелку передо мной и обслуживает меня первой, давая мне хорошую порцию почти всего, что было на столе. Мне следовало бы сказать ему, что я вполне способна сама себя обслуживать, но я передумала и прикусила язык.

Поставив его передо мной, он кивает и накладывает себе.

— Спасибо. — Я откусываю кусочек, и, Боже, это восхитительно. Я откусываю еще несколько кусочков и замечаю, что он тоже смотрит на меня между укусами.

Лисса возвращается с бутылкой дорогого вина и парой бокалов.

— Наслаждайся ужином, — говорит она.

— Спасибо, Лисса, можешь идти, — отвечает Эрик. — А дальше я сам справлюсь.

— Хорошо. Увидимся завтра.

— Спокойной ночи.

— Пока, — говорю я ей, желая, чтобы она осталась еще немного, чтобы смягчить напряжение, но она опускает голову и уходит. Через несколько мгновений щелчок входной двери сигнализирует об ее уходе и возвещает о том, что я осталась наедине с Эриком.

Я смотрю на него и готовлюсь задать ему вопросы, которые у меня есть.

— Обычно ты не ужинаешь со мной, — заявляю я.

— Сегодня все по-другому.

— Ты хотел убедиться, что я поела?

Он держит вилку между большим и указательным пальцами и наблюдает за мной.

Когда он наклоняется ближе, я уже знаю, что он собирается дать мне какой-нибудь грубый ответ, поэтому я готовлюсь к этому.

— Ты похудела с тех пор, как ты здесь. Мне это не нравиться. Я хочу быть уверен, что мне будет за что держаться, когда я буду тебя трахать.

Я просто смотрю на него, мое лицо лишено эмоций. Так же, как и его.

Мне почти хочется не есть, чтобы позлить его, но, попробовав эту вкусную еду, я осознала, насколько я голодна.

— Я уверена, что твоя девушка не оценила бы, что ты так со мной разговариваешь, и то, что ты сделал вчера. С другой стороны, измена, вероятно, для тебя вторая натура.

Он усмехается и широко мне улыбается.

— О какой девушке идет речь?

— Выбирай сам. Была женщина вчера вечером и еще одна, которая принесла мне одежду, за которую я, кстати, тебе должна.

Он вонзает вилку в кусок курицы, съедает его и долго не ест, прежде чем ответить мне.

— Во-первых, мы с тобой не говорим о деньгах. Никогда. Если я что-то тебе покупаю, ты это носишь или ешь, и ты, блядь, не говоришь мне о том что должна. Во-вторых, женщина, которая принесла тебе одежду, — одна из моих помощниц. Я заставил ее сходить за тебя по магазинам, потому что у вас примерно одинаковый размер. И последнее, но не менее важное: женщина вчера вечером — моя младшая сестра.

Я внутренне стону. Мне следует извиниться за свою неловкую ошибку, но я не хочу доставлять ему удовольствие видеть, как я признаю свою неправоту.

— Она не была похожа на тебя, — только и говорю я, и он усмехается.

— Куколка, в следующий раз, когда ты захочешь узнать, есть ли у меня девушка, просто спроси. И еще, я не изменяю, потому что у таких мужчин, как я, нет девушек. Извини, что разочаровываю тебя.

— Мне все равно, поэтому я не разочарована.

Вот почему я игнорирую искорку озорства в его глазах и перехожу к более важным вопросам, которые у меня на уме.

— Есть ли новости о Роберте? — спрашиваю я, меняя тему.

— Не то, на что я надеялся.

— Что ты нашел?

В его глазах есть что-то, чего я не могу прочитать, и не могу даже предположить, что это может быть.

— Тебе больше не о чем беспокоиться, — наконец отвечает он.

Больше?

Что, черт возьми, это значит?

— Мне интересно узнать, что ты нашел. Этот человек убил мою сестру.

— Это не имеет к этому никакого отношения. То, что я обнаружил, произошло задолго до смерти твоей сестры, и, как я уже сказал, беспокоиться не о чем.

Он откладывает вилку, пока я продолжаю есть. У меня было еще много вопросов, но все они зависели от того, получит ли он новости о Роберте. Поскольку он их не получил, я не знаю, что спрашивать. Я не могу говорить с ним о похоронах. Пока нет. И теперь, когда я об этом думаю, я не уверена, хочу ли я вообще идти по этому пути сегодня вечером.

Когда он ставит локти на стол и продолжает смотреть на меня, я смотрю на него.

— Что? — спрашиваю я, снова ощущая его присутствие.

— Что привело тебя в клуб Montage? — спрашивает он, пристально глядя на меня.

Вопрос застает меня врасплох. Честно говоря, это тот вопрос, которого я должна была ожидать. Единственное, что мне не нужно знать, это если бы он не знал, что это за клуб.

— Почему спрашиваешь?

— Любопытство.

— Работа, и еще раз работа.

— Но ведь это не просто работа, не так ли?

— Мои причины работать там — не твое дело. — Я не хочу об этом говорить. — Все, что я скажу, заставит меня казаться хуже, чем я есть на самом деле. Мой путь в Club Montage — это то, что убило Скарлетт.

— Ты была девушкой Роберта?

Все следы той веселой беззаботности, которую он ранее демонстрировал, исчезли, когда он продолжает смотреть на меня. Глубоко в его глазах эмоция, которую я не могла назвать раньше, становится кристально чистой и выглядит как смертельная комбинация ревности и неудовольствия.

Шок от того, что я наблюдаю, лишает меня дара речи. Но даже если бы я не была шокирована, я не знаю, как бы я начала отвечать на этот вопрос, поскольку технически я была с Робертом, когда бы он этого ни захотел.

— Какое это имеет отношение? — спрашиваю я тихим голосом.

— Он владел тобой? — Он игнорирует мой вопрос, и его тон звучит более требовательно, чем раньше.

Я снова теряю аппетит, так как мой желудок снова сжимается.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — Это парень, который не задает вопросов, на которые он уже не знает ответов. Поэтому он знает, что ответ — это да. Я хочу знать, почему он хочет услышать это от меня.

Знание того, что я принадлежала монстру, ничего не меняет. Оно лишь ухудшает ситуацию.

— Фотографии в его тайнике рассказали мне чертовски много.

Фотографии? Бля.

— Какие фотографии?

Он имеет в виду те, что на сайте?

Судя по тому, как он на меня смотрит, нет смысла молиться, чтобы он их не увидел. Похоже, он проверил меня, так что он бы их видел. Роберт сделал эти фотографии.

Эрик сказал, что это тайник с фотографиями. Тайника быть не должно.

— Те, где ты и он. Там были и видео.

Мои глаза распахнулись. Я не знала ничего подобного, и я с ужасом осознаю, что сделал этот ублюдок. В Club Montage нет камер, но он, должно быть, нашел способ сделать фотографии и записи нас с ним вместе.

Эрик смотрит на меня, как на шлюху, и мне кажется, что меня сейчас стошнит.

Черт его знает, что он там увидел. Хватило гребаных картинок на тупом сайте. Невозможно сказать, что записал Роберт.

— Я не шлюха, — бормочу я, как будто это имеет значение.

— Может и нет, но ты определенно была собственностью дьявола. Не похоже, чтобы ты была против того, чтобы тобой владели.

Ярость поглощает меня от жала его слов. Когда я думаю обо всем, что отправило меня в Club Montage, и почему мне буквально пришлось опуститься на самое дно, чтобы решиться продать свою душу, у меня едва хватает времени осознать, что я злюсь, прежде чем я реагирую. Я поднимаю руку и бью его по щеке, ударяя его так сильно, что раскалываю губу.

В тот момент, когда мои пальцы коснулись его щетины, тяжесть только что допущенной мной ошибки обрушилась на меня, словно тяжесть обрушившегося здания.

Я быстро встаю на ноги и изучаю его.

Когда он спокойно берет салфетку, промокает уголок рта и смотрит на темно-красную кровь, пятнающую салфетку, я понимаю, что он в ярости.

Это было второе, о чем он меня предупредил. Когда он встает и каким-то образом кажется выше, а на его лице нет даже гнева, который, как я знаю, он должен чувствовать, единственное, что я могу сделать, это уйти от него.