Блог демона Шаакси, или адская работёнка

13

*

— Знакомься, — сказал я. — это Гектор. Гектор, это… а кстати, как зовут тебя?

Ангел, которая всё это время ошеломлённо осматривалась по сторонам и таращилась на старину Гека, перевела на меня не вполне осмысленный взгляд.

— … что?

— Как мне тебя называть, говорю? А то ангел, ангел… Но должно же у тебя быть имя, своё, личное. Как твой хозяин-подопечный, я имею право его знать, не находишь? Хотя бы для того, чтобы иметь возможность тебя позвать. А то понадобится хрупкому и ранимому мне защита, и дальше что? Что кричать, спрашивается?

— Ты можешь попробовать что-то вроде “караул”, — ути, какие мы язвительные. — У меня нет имени.

— Как? Совсем нет?

Она пожала плечами.

— Ещё не заслужила, видимо.

Я искоса покосился на неё. И ведь вроде бы не врёт; мне насчёт имени соврать сложно, будь ты хоть сто раз ангелом. А если имени у неё нет, то и прошлые воплощения свои она не помнит.

Хотел бы я, в таком случае, знать, что значили слова Ростовщика… Очень хотел бы.

— Я не так уж долго ангел, — говорила она между тем, — мы обретаем имя не сразу, но только в тот момент, когда становимся достойными.

Я неопределённо хмыкнул.

С именами у молоденьких ангелов интересная штука: они обретают имя только тогда, когда сами себя признают достойными своих крыльев. В теории это должно служить критерием отсева, на практике же… Ну, скажем, тот же старина Ваф взял себе имя на третий, что ли, день своего ангельского жития-бытия. Потому что, какую бы форму он ни приобрёл, Ваф из тех замечательных личностей, которые свято уверены: а кто же достоин, если не я?

Зато мой персональный ангел-хранитель, конечно, в своём репертуаре: рисковала головой, чтобы поймать отмороженных по всем статьям культистов, но достойной имени себя не считает.

В общем, если спросите меня, так себе критерий.

Я бы, может, ещё высказался на тему имён, но ангел меня опередила.

— Ты что, правда тут живёшь? — спросила она со странным выражением.

— Как видишь.

— И дружишь с крысами?

— Гектор отличный, — сказал я.

И тут же почувствовал себя неловко. Это было совершенно новое ощущение, к которому я не сказать что всю жизнь стремился.

Не то чтобы я планировал сегодня кого-то приглашать, в общем-то.

Не то чтобы я вообще когда-то кого-то приглашал — с тех самых пор, как единственный, кого я в теории пригласить мог бы, погиб. И с тех пор я оккупировал его прошлое жилище, которое собирался сменить после его следующего рождения.

Моими единственными гостями были мои ребята, то бишь голуби, и старина Гектор со товарищи. Они были милы, но в общем… Не особенно чистоплотны.

Как и я сам, если совсем уже честно.

Не хочется признавать, но прозвище “помоечный голубь” у меня всё же не за красивые глаза.

— Я зачарую для тебя комнату, — сказал я. — Дай мне минутку.

— Нет-нет, — она повернулась ко мне и теперь смотрела так, будто пыталась что-то переосмыслить. — Мне всё равно, где жить — я ведь ангел. Просто… скажем так, я несколько иначе представляла себе жизнь демонов тщеславия.

Ох, милая, не смотри на меня так внимательно — не ровен час, и правда что-то рассмотришь. А оно нам надо? Пока что точно нет. Всё и так, как любят писать в статусах мои потенциальные клиентки, сложно.

Уже вот две тысячи лет как.

— Ну слушай, — сказал я вместо того, — ты не понимаешь, что значит быть демоном.

— Правда? — приподняла она бровь. — То есть, всю эту ерунду про искушение, ходячее воплощение порока, продажу души, пентаграммы, одержимость и прочие прелести придумали просто для красного словца?

— Да как тебе сказать… А вам что, не проводили никаких кратких экскурсов на заданную тему? Не знаю. Семинары повышения квалификации, ангельские супер-курсы на тему “Демон. Что такое и как устроен” и вот это вот всё?

На её лице не дрогнул ни единый мускул, но рассматривать всякое разное и интересное, что шевелится под поверхностью — моя работа.

И, скажу вам, там много чего шевелилось.

— Я слишком молода, чтобы знать многое о демонах, их природе и привычках, — сказала она. — Из так называемых лекций я уяснила, что вы — скверна, отравляющая своим присутствием человеческую жизнь. И дела, которыми мне доводилось заниматься, только подтверждают это правило, если быть откровенной.

— Ты всегда работала над случаями вроде тех культистов?

Она чуть раздражённо повела плечами, взяла на руки весьма довольного таким жизненным поворотом Гектора и устроилась на подоконнике, как раз между несколькими грязными тарелками и старинными фолиантами неимоверной ценности.

— На самом деле, мне действительно доставались, скажем так, довольно экстремальные дела, — признала она, — дела, в которых демоны — и люди, которые им поклоняются — выглядели монстрами. И настигать их, равно как и уничтожать, было вполне закономерно. Но я при этом вполне отдаю себе отчёт, что это скорее специфика работы, чем нечто иное. И, послушав ваше с Вафаэлем мирное воркование, равно как и посмотрев на тебя поближе, я… Скажем, хочу узнать больше.

— Ну да, — пожал я плечами, — не хочу тебя расстраивать, но фанатики встречаются и по ту, и по эту сторону. Больше скажу, у наших тоже есть всякие там специальные отряды, прямая обязанность которых — утихомиривать ваших психов. И уверен, ребята, которые там служат, считают всех поголовно светлых безумными тварями.

Она вскинулась.

— Наших психов? Извини, но мне сложно вообразить, что это бывает…

— Не хочу тебя расстраивать, но сплошь и рядом. Возможно, тебе не вполне знакома эта концепция, но любая крайность по сути своей штука весьма нездравая. А уж крайность воинствующая — всегда чудовище, какого цвета крылышками она бы ни размахивала в итоге. И за какие бы идеи ни воевала.

Она смотрела скептически и недоверчиво, и я понял, что нам предстоит разговор о сущности добра и зла. И не то чтобы я был против, да и нам не впервой, но…

— Знаешь, — протянул я проказливо, — мне, похоже, предстоит разговор с личным ангелом-хранителем, причём, ни много ни мало, о смысле жизни. А ты ведь знаешь священный регламент таких разговоров?

— Священный регламент?.. — кажется, она действительно удивлена и заинтригована. Тёмные глаза смотрят испытывающе, серьёзно — и мне хочется, чтобы они сияли, как в Александрии, где мы впервые заговорили об этом, сидя на городской стене и вдыхая запахи жреческих благовоний. Но времена меняются, не так ли?

— Говорить о смысле жизни принято на кухне, — сказал я, — можно под чай, можно под алкоголь, можно под какие-то вкусняшки… Ты что любишь есть?

— Но нам не нужно есть! В смысле, человеческую еду…

— Не-а, не нужно. Но это такая забавная человеческая штука, ритуал кормления. Помогает установить личные взаимоотношения.

— Но мы — не люди…

— Не-а. Мы — волшебные сущности, паразитирующие на человечестве.

— Говори за себя! Это касается только демонов!

Я улыбнулся насмешливо, чуть прищурившись.

— Уверена?

Пару мгновений мы смотрели друг другу в глаза, как будто были готовы броситься друг на друга.

Потом она отвела взгляд.

В комнате повисло столько невысказанного, что для нас двоих почти что не осталось места.

— Ладно, — нарочито бодро нарушил я эту вязкую тишину, — если ты не ела раньше, то я выберу на свой вкус. И знаешь, мне кажется, что кофе с ромом и пицца с ананасами — идеальный фон для разговоров о добре и зле. Если что, я угощаю!

*