Она помолчала. Наше падение ещё больше замедлилось и превратилось в плавное парение: четвёртое отражение почуяло потенциального вкусного новичка в лице моей птицы и теперь присматривалось, прикидывая, как бы её заполчить.
Не в мою смену.
“Поневоле поймёшь, почему ангельская инструкция советует не поощрять в подопечных интерес к магии,” — заметила ангел.
Ну-ну, знакомая песня.
“Нет, ну тут смотря к какой магии. И смотря какой интерес. Но, справедливости ради, если судьба у человека вляпаться в магию, то поощряй не поощряй, всё едино — такие вещи, как правило, ещё до рождения решаются. В некоторых, особенно кучерявых случаях вообще за несколько тысячелетий. И от этой судьбы хочешь не хочешь, а не откажешься и не сбежишь — это даже неизбежней той самой встречи в Самарре…
Ладно, что-то я отвлёкся, так что закончу мысль, пока нас в пятое отражение всё же не вытолкнуло. Так вот, видишь ли, люди, способные видеть четвёртое отражение, в эзотерики и гадалки не годятся просто категорически. Они, в отличие от тех же демонологов или менталистов, совсем не актёры. И не психологи. Точнее сказать, вполне достойные психологи, когда дело доходит до исцеления человеческих душ и обрядов инициации; но вот в необходимую современным эзотерикам манипулятивную психологию не умеют. Просто не их сфера. Более того, такие ребята зачастую плевать хотели на чужие ожидания, доказательства и прочее. Просто им везёт (и не везёт одновременно) сохранить детские глаза, те самые, что открыты любым чудесам зазеркалья. Ну, либо родиться с глазами кошачьими — теми, которые зрят истину такой, какая она есть, не позволяя ей ускользать. Или вороньими, которые которые всегда способны углядеть спрятанное…
Короче, тут вариативно, и эту особенность во многих случаях можно считать приветом от древних тотемов. Только вот легче её обладателям от этого не становится. Понятно, что внешне их глаза — просто обычные человеческие глаза. Но они накладывают на своего обладателя отпечаток; скажем, довольно высокий процент таких одарённых — чувствительные, довольно открытые, ранимые и творческие натуры. В прежние времена такие становились шаманами, медиумами или жрецами. Но сейчас это, сама понимаешь, крайне маловероятно. Демонологи же из них не получаются, никогда. Просто не те задатки, хоть самые выгодные условия предложи. Демоны могут взять таких людей под покровительство, только когда те выбирают путь тёмного творца. В других случаях — без шансов. Я пару раз пытался. И не я один, даже Бэл…
Не важно. Факт: люди четвёртого отражения видят то, чего не видят другие. И этот факт десять из десяти так называемых нормальных людей назовут признаком сумасшествия. И, самое ироничное, у несчастных обладателей редкого дара нет ни малейшего шанса подтвердить подлинность своего видения, как минимум, на ранних этапах. А у врачей, в свою очередь, нет ни малейшего шанса отличить таких вот одарённых от действительно больных людей. Тем более что, если честно, в какой-то момент разница бывает очень невелика. Так что тут тупик.”
“Разве что врач сам одарённый. Да?”
“Ха. А вот тут, ты удивишься, нет. Категорически нет. Относительно обычные люди или менталисты бывают милосерднее и эффективнее, чем такие же люди четвёртого измерения, осознанно подавившие свои способности…
Видишь ли, забавно, но относительно большое количество таких ребят идёт в психиатры и психоаналитики. Одно из самых востребованных направлений для этого брата, наряду с творчеством. Но если творцы пытаются выразить то, что видят, отчего искусство частенько выигрывает, то с желанием подвести научный базис получается сложнее. Бывают и успешные попытки, но у большинства выходит эдакая многоуровневая игра в отрицания и сублимации. Дедуля Зигги плакал бы навзрыд от умиления, глядя на такой типичный образец.
Принцип примерно такой: если сам сумел убедить себя, что этого никогда не было и я этого не вижу, если для выживания необходимо всё рационализировать и подвести логическую базу, то выбор работы очевиден. Убеждая других, убеждаешься сам, верно? На самом деле — неверно. Чушь отборная. Но, вместе с тем, одно из самых распространённых ментальных искажений, которому даже лучшие подвержены.
Так что да, с немалой долей вероятности несчастный одарённый, достаточно упрямый, чтобы вопреки давлению общества доказывать подлинность своих видений, рано или поздно окажется пациентом другого одарённого, который изо всех сил пытается доказать себе, что никогда и ничего не видел. Можешь оценить красоту картины? Итог, поверь мне, бывает очень печален, гнёзда кукушек курят в сторонке. Хотя со стороны это игра интересная и красивая, конечно. Но очень уж жестокая, даже на мой вкус. Довелось наблюдать однажды. И больше не хочется.”
“Ты рассказываешь ужасные вещи, Шаази.”
“Всего лишь описываю подлинную цену волшебного дара в реалиях техногенного мира. Того самого волшебства, о котором скопом мечтают наивные дети разных возрастов.
Так-то, помимо шанса загреметь в психиатрическое отделение и засесть там надолго (и опасности того, что помешанные на каких-нибудь религиозных учениях и очень добрые родственники запрут тебя в подвале и начнут звать к тебе экзорциста — что по понятным причинам в разы страшнее, бессмысленнее и опаснее любых, даже самых одержимых борьбой за скептицизм, врачей) людей четвёртого отражения подстерегает проблема куда большая — само четвёртое отражение. С его многочисленными обитателями. И уж на этом фоне все врачи, сумасшедшие родственники и истовые экзорцисты скопом курят в сторонке.”
“Оно не кажется таким уж страшным.”
“Ну так это пока. Оно хорошо маскируется. Тут же вот какое дело: принцип старины Фридриха насчёт бездны, которая начнёт всматриваться в тебя, одинаково хорошо работает и в психологии, и в магии. Парень получше прочих знал, уж поверь мне, о чём говорил. И в случае с большинством тварей, живущих на изнанке реальности, дело обстоит как: пока ты не видишь их, они не видят тебя. И наоборот это, конечно, тоже работает.
Больше скажу, для всяких хищников одарённый неопытный человек, застрявший между реальностью и четвёртым отражением — как лакомый бутерброд. Не имея опыта, не встретив вовремя годных покровителей, не зная, на что опереться, мотаясь между верой и неверием, не понимая, что происходит — вырваться бывает очень сложно. А пока висишь на границе, без вариантов, какая-то дрянь да прицепится.
Сумеешь её побороть, а потом ещё парочку посильнее, которые наверняка заглянут на огонёк, почуяв интересное? Научишься не бояться местных тварей и не поддаваться им? Повстречаешь духов, с которыми готов дружить и которые согласны тебе покровительствовать? Тогда ты в четвёртом отражении будешь как дома.
Без преувеличений, при таком раскладе одарённый чувствует себя безопасно, как в утробе матери, и получает возможность взаимодействовать со всеми остальными отражениями. Но… всё вышеописанное проще сказать, чем сделать. Примерно одному из двадцати удаётся, в лучшем случае. Остальные либо пытаются глушить назойливые видения веществами, либо сокращают себе век, либо становятся вместилищем для местных хищных тварей, постепенно превращаясь в их обед, либо учатся подавлять то, что видят, и выражать иначе — либо через творчество, либо через науку. И как по мне, оба последних варианта намного лучше, чем безумие, алкоголизм или смерть.”
“Какая-то это… страшная сказка.”
“Так ты в мире демонов, ангел. Мы тут других просто не держим. И кстати о бездне, которая всматривается во всех подряд: наше падение совсем остановилось, а значит, тебе тут очень рады. Даже слишком рады. Запомни этот факт, пожалуйста, и без сопровождения сюда постарайся не соваться. Этому пространству очень нравятся молодые ангелы, но данное чувство редко оказывается взаимным. Это высшие ангельские чины тут как дома; с вами, перерождёнными ангелами, всё сложнее. Запомнила?”
“Да.”
“Сама не сунешься?”
“Нет.”
“Вот и хорошо,” — и я начертил в воздухе несколько старинных символов, избавляющих от пут.
Четвёртое отражение исказилось, зазвенело, но в итоге мы всё же рухнули в пятое. И медленно летели сквозь его мягкую, бархатную тьму, расчерченную паутиной сияющих нитей, вспыхивающих и гаснущих.
“Эти нити…”
“Связи и вероятности, да. Моё демоническое рабочее пространство. Твоё, если я всё понимаю верно про работу хранителей, выглядит похоже.”
“Да, вполне. Только наши нити белоснежные, и плетутся на фоне дневного неба… Но ты и без меня это знаешь, не так ли?”
Не самая приятная тема.
“Знаю. Видал… Очень давно. Теперь для меня эти небеса закрыты.”
“Жалеешь?”
“Нет. Просто не вижу смысла обсуждать.”
И мы рухнули в тёмно-синюю бархатную реку, полную сияющих звёзд.
*
“Дом, милый дом, — хохотнул я. — Оставь надежду всяк, сюда входящий. И всё такое. Как тебе?”
Ангел молчала.
Я ухмыльнулся, довольный эффектом, выровнял наше падение, небрежным взмахом руки создал над мёртвой гладью воды лунную дорожку и пошёл по ней, насвистывая.
“Это…”
“Шестое отражение, ага. Пространство, где живём мы.”
“Я как-то… иначе это всё представляла.”
Я только фыркнул.
“Неужели ты сомневалась, что современный Ад — местечко хромированное, полное высоток и густонаселённое? Даже перенаселённое, но это как раз закономерно. Имя нам — Легион, потому что нас много.”
Она ничего не ответила, что само по себе вполне ответ.
Ну да, шестое отражение, оно же Нижний Город, на многих новеньких производит совершенно потрясающее впечатление. Народ-то наивно ожидает от нашего аццкого собрата котлов там, серных озёр или чего-то в таком вот духе.
Вот тут мне неведомо, откуда что берётся, если честно — но допускаю, что основой для таких представлений послужила Пятая, она же Огненная, Бездна. Средневековые традиции были с ней тесно взаимосвязаны, и некоторые особенно талантливые колдунишки даже имели туда выход. А там, помимо всех прочих прелестей, воздух полон яда, воплощающего самые дикие фантазии больного разума… Забавное, в общем, местечко. И на фоне его посещения котлы — это ещё ничего. Я бы лично в жизни туда не сунулся, ибо знаю себя — и примерно представляю, что бы там для меня могло воплотиться.
Ну к Шефу, ага.
Но на самом деле, конечно, в измирении, где работают мне подобные, никаких котлов нет и в помине. По факту, рабочее пространство демонов выглядит, как огромный, бесконечный город. Местами старинный, погружённый в вечную ночь, полный полуразрушенных храмов и потерянных душ, блуждающих там и тут; местами — туманный, полный широких асфальтовых дорог и серых многоэтажек с потрескавшимися стёклами и тенями существующих, но не живущих жильцов; местами — вот как здесь и сейчас — бесконечный мегаполис, грязный и шумный, с копьями хромированных высоток, пронзающими небо, и бесконечными толпами бесов, колдунов, пожирателей, демонов, гулей… Ну, вы поняли, в общем.
Рутинное по сути своей зрелище, но ангел, никогда ранее не видевшая ничего такого, смотрела во все глаза.
Только ради неё я прошёл несколько кварталов, позволяя рассмотреть окружающее безумие получше. Так-то, на самом деле, демоническая братия действительно представляет собой зрелище интересное: вне офисов далеко не все пользуются стандартными обличиями. Обычно делают это только старшие демоны, вроде меня, кому по сути никому ничего особенно доказывать не надо и чей стандартный облик сам по себе — знак принадлежности к высшим кругам. А вот среди бесов и прочей более мелкой шушеры считается, что вычурная форма — показатель силы, индивидуальности, яркости и один Шеф знает, чего ещё. Так что на улицах у нас можно всякого колюче-рогато-хвостато-волосатого навидаться… Да и гостей из других плоскостей, которые тут обретают форму, сбрасывать со счетов не стоит. А ведь для них вообще никаких стандартов не писано.
“Эт-то что?..” — вот, пожалуйста! Голубя мне испугали.
“Это Глубоководный, — говорю, погладив успокаивающе дрожащие перья. — Ты не обращай внимания, это для них нормально.”
“Что именно?” — смешок у неё получился нервный.
“Ну как тебе сказать… и гигантские размеры, и неприличное количество щупалец и прочих загадочных конечностей, и привычка оплетать здания и вот так вот висеть… Им по земле ходить неудобно, плавать в местном воздухе они долго не могут — слишком сухой и недостаточно густой. Вот и приходится либо аватары присылать, либо с небоскрёба на небоскрёб переползать. Не обращай внимания, ты привыкнешь!”
“У меня чувство, что оно на меня смотрит.”
“Учитывая размеры его глаз и их количество, такое ощущение — совершенная норма. Но вообще ты всё же учти, что он, вполне вероятно, видит, что ты такое на самом деле. И удивлён.”
“Но разве это не плохо?”
“Нет, не слишком. Глубоководные — порождения стихий, они живут в большинстве миров нашей группы, где есть океаны. Они Шефу ничем не обязаны и теоретически даже демонами считаться не должны. Но всё же считаются, потому что некоторых конфетами не корми, дай поделить всё на зло и добро. А Глубоководных, при всех их чудных достоинствах, к вашей ангельской братии чтобы отнести, надо совсем уж кучерявую фантазию иметь.”
“Да, это имеет смысл,” — отозвалась ангел сдержанно.
“Ну вот. Так что, когда магию низвели до банальной мелочной бюрократии и дело дошло до классификаций, Глубоководных отнесли к демонам. Ну оно понятно, отнесли и забыли — кто в здравом уме и памяти рискнёт с такими связываться и чего-то от них требовать? Насколько я знаю, даже Шеф не рискнул бы. Чего уж о других говорить вообще? Но потом получилась смешная оказия: Глубоководные узнали, не иначе как от очередного своего Жреца с призванием, что они вроде как демоны. И глубоко, так сказать, этим возмутились. Как это мол: мы демоны? А почему нас тогда другие к себе не зовут?”
“Ой.”
“Вот да, ой-ой. Подозреваю, примерно такое же “ой” сказали Шеф и прочие милые крылатики, которые у нас тут всем заправляют… То есть, по-хорошему Глубоководным тут делать нечего, из них охотники на души просто никакие — тупо масштабы не те. Да и психика у этих существ совершенно другая. То есть, они могут быть совершенно кошмарными, топить континенты и повергать тысячи людей в безумие. Но при этом надо понимать, что подобные существа не умеют ни хитрить, ни проявлять жестокость ради жестокости, ни скрывать свои чувства. Глубоководные — это в большей степени стихия, она не хорошая и не плохая. Она просто есть, и тут ничего не попишешь… Но с другой стороны, вот глянь на этого фрукта. И ведь этот, по меркам своей расы, маленький, слабенький и молоденький.”
“Этот?!”
“Ага, представь себе. И вот как десятку-другому таких милашек сказать “Вы нам не подходите?” Уж сколько у Древних Крылатых адамантиевые яйца и прочие чудеса анатомии, а всё равно запретить Глубоководным приходить они не рискнули. А Глубоководным только того и надо: скука — их главная проблема, многим, особенно молоденьким, надоедает спать на дне океанов, но резвиться при этом Древний Договор не велит: апокалипсис пока ещё никому не сдался. В одном все стороны этой дурацкой Большой Игры сходятся: человечество в той форме, в какой оно представлено на Землях, оказалось потрясающе перспективной игрушкой. Это даже твоё начальство не станет отрицать.”
“Да при чём тут моё начальство?”
“Как при чём? Это же твои добрые коллеги в начале всё пытались проредить человеческую популяцию, оствив только подходящих. Нам-то чем больше еды, тем лучше, а качество — дело десятое… Ладно, не надо раздуваться, это и правда дела прошлые. А сказать я всего лишь хочу только то, что молодняк из Глубоководных обожает у нас тут отдыхать. С их точки зрения, мы, демоны — очень хрупкие, милые, немного чокнутые и смешные существа. Что-то вроде селёдок. То есть тупенькие, конечно, и страдаем фигнёй — но плаваем смешно так, и блестим красиво, и наблюдать за нами интересно. А иногда так вообще дивные штуки попадаются. Например, селёдки с розовыми плавничками. Чем не феномен?”
“И что, я с точки зрения этого существа — селёдка с розовыми плавничками?”
“Именно. Никакого вреда он тебе не причинит, но наблюдать станет с удовольствием… Ладно, это всё хорошо, но мне таки пора на работу.”