Блог демона Шаакси, или адская работёнка

36

Ох, надо было видеть её выражение лица! Не будь мне так паршиво, я бы в полной мере насладился. Но даже и так…

На самом деле, я одновременно не говорил правду и не врал. Если честно, то кто его вообще знает, во что эта дамочка переродится? Офисы принимают в процессе косвенное участие, но не отвечают за перерождение напрямую — оно остаётся на совести нитей вероятностей и сложной системы противовесов и дорог. Иногда мы можем вмешаться, и то только поспособствовать, не более. В вопросах перерождения последнее решение никогда не за нами.

Да, велики шансы, что Ю. преобразится именно в такую вот низшую дрянь, но это я раньше был почти уверен. Теперь, полюбовавшись на отжиги этой красотки, допускаю, что она даже может стать какой-нибудь более высокоранговой зеркальной демоницей. Может даже с будущей возможностью повышения, как знать. Из людей очень редко получаются толковые демоны, но… Скажем, и не такие чудеса бывают под первым из девяти небес. И Ю., опять же, продемонстрировала просто-таки поразительный потенциал, которого я от неё не ожидал. Как знать, как знать…

Впрочем, я не могу знать, кем она переродится. Но сделаю всё, чтобы перерождаться было нечему.

Не то чтобы я любил такие игры (в отличие от Бэла, пожирание чужих душ никогда не доставляло мне удовольствия), но сегодня и сейчас я, можно сказать, встал не с той ноги.

И слегка не в духе.

— Ты лжёшь!! — выкрикнула она. — Ложь! Ложь!

Ох, чтоб тебя, что ж ты так ножичком так размахалась-то! Что теряет контроль, хорошо, но как же больно! И даже почти плевать, что боль не моя, потому что — всё же моя. И эта проклятая, проклятая беспомощность. Как они это терпят? Как моя ангел это терпела?! А ведь она столько раз умирала, и всегда от чужой руки… знал бы, как это, не позволял бы ей перерождаться человеком.

Чем угодно, но не человеком.

Надо было давно попросить Сариэль, чтобы сделал мою любимую душу ангелом. Уж я нашёл бы, чем за это отплатить. А так… Каким бы лицемерным гадюшником ни был бы по сути своей верхний офис, но всё равно это лучше, чем вот это.

Сариэль… а ведь это выход. Можно позвать Сариэль, возможно, она услышит. Но не догадается ли Ю. меня заткнуть, если я начну молиться? Я нынче человек, пусть и с демонической сущностью вместо души; теоретически, именно за таких отвечает Сари. У меня есть некоторые шансы быть услышанным… Но что, если всё же нет? По всему, эту возможность стоит оставить на самый крайний случай. И для начала разобраться с Ю.

Нельзя позволять мыслям слишком уж путаться.

Надо держаться.

Я стиснул зубы, чтобы не орать. Они странно хрустнули.

Не понял.

Никогда не думал о том, что у людей ломаются зубы.

Какое странное ощущение.

В смысле, я знал это — теоретически. Совершенно невозможно в роли демона тщеславия пройти с человечеством всю дорогу становления государственности, ничего не узнав о пытках… Но так то теория.

На практике всё иначе.

У людей всё сложно устроено. Они очень… материальные. Как большие куклы из мяса и костей. Как будто я снова в мире Мастера-Кукольника… Бр-р-р, вот уж не вспоминать бы… А может, эта реальность устроена точно так же, просто игрушки не фарфоровые?

Я хотел бы быть сейчас фарфоровым. Я хотел бы…

Так, Шакс. Стоп-стоп-стоп. Куда это тебя понесло? При чём тут грёбаные фарфоровые игрушки?! Я чувствовал себя растерянным и больным. Как люди вообще думают этими головами? Неужели такая ерунда, как кровопотеря, действительно может повлиять на умственные способности?

Кошмар какой.

Нет, серьёзно, кошмар.

Я вдохнул и выдохнул сквозь зубы, стараясь нормализовать ритм дыхания. В голове немного посветлело, и даже получилось частично вернуться в реальность.

Что же, хорошая новость: Ю. уже оставила меня в покое и металась из стороны в сторону, как зверь в клетке. Она была уже, по-сути, вполне готовенькая, оставалось ещё совсем немного, и это “немного” надо дожать.

Как вообще заставить это дурацкое тело повиноваться? Надо собраться. И подумать о том, как глупо было бы просто тут отключиться и сдохнуть. О чём там думают люди, оказываясь на пороге смерти? О чём жалеют? Чего желают? За что цепляются, отчаянно, неуклонно?

Освободиться от власти Кольца.

Увидеть мою любимую душу ещё раз.

Она вернулась, действительно вернулась, и разве могу я оставить её одну?..

Держись за сознание, Шакс. Думай о том, что ты не увидишь её больше, если умрёшь; о том, что демоны умирают навсегда, а значит, ты не сможешь к ней вернуться, не коснёшься её крыльев даже дыханием ветра, не прочтёшь в этих глазах ни знания, ни вызова, ни любви, ни ненависти, не узнаешь, каким ангелом она станет в итоге, не сможешь спорить с ней о добре и зле, пройтись по дорогам, показать ей этот новый, яркий, сияющий неоном, бездонный, пластиковый, мёртвый и очень, очень живой мир...

Нет, этого я не могу допустить.

Я обещал, в конце концов.

“Мне не дано знать, душа моя, какие дороги перед нами сплетены. Ведут ли они в небо или в бездну, окружены вереском или ковылью, широки или узки, как горные тропки, стремятся к городу на горизонте или вьются сквозь ночной лес? Я хотел бы знать про меня и тебя, что впереди, но мне не дано.

Даже мне.

Но есть одна вещь, в которую ты можешь верить: на перекрёстке любой твоей дороги всегда буду ждать я. И пойду вместе с тобой до конца, куда бы ты ни шла. Потому не бойся ничего, даже смерти, даже жизни, даже завтрашнего рассвета. Что бы ни случилось, одно не изменится: я всегда буду для тебя — и с тобой,” — так я сказал ей там, у реки, в огне русальских костров, ночью, пахнущей травами и любовью.

Я не могу нарушить обещание.

Не это.

Не так… глупо.

Так что я вцепился в сознание, используя все известные мне ментальные приёмы, и всё же полностью вынырнул в реальность.

*

Тени плясали по стенам, отражаясь в широко раскрытых глазах Ю. Тьма звенела вокруг, жаркая, любопытная и очень торжествующая.

Ю. сидела, сжавшись на полу, покрытая кровью и балансирующая на самой последней грани безумия. Она с силой зажала уши, но это, разумеется, не помогало, потому что голоса, мешавшие ей, не звучали в реальности.

— Замолчите! — выкрикнула она отчаянно, — Заткнитесь!

О как.

Я не мог слышать, о чём ей там говорят, но в общем и целом догадывался: какие-нибудь вариации на тему “Ты жалкая”, “Ты — игрушка”, “Ты — ничтожество” и прочее в том же духе. Возможно, что-нибудь голосами любовников её матери, которые начали навещать комнату маленькой Ю. довольно рано; возможно, сама мать, которая обрезала доченьке волосы под корень, “чтобы не уводила мужиков”; возможно, что-то насчёт её парня, который расплатился её телом с долгами; возможно, голос её лучшей подруги, которой Ю. позволила утонуть — единственный человек, кстати, которого Ю. действительно любила. Но подруга, как и сама Ю., любила спасать пингвинов. Или кого там они спасают? Или Ю. начала спасать пингвинов особенно активно после того случая? Кажется, последнее.

Очень типично для наших клиентов, на самом деле.

Дело в том, что подруга, помешанная на мироспасении, случайно узнала много лишнего и не собиралась молчать об отжигах супруга Ю. Что могло разрушить весь инстаграмный рай до основания.

Убить подругу Ю. не решилась бы, как минимум тогда. Но это и не было необходимо: моим бесам было достаточно столкнуть девчонку в воду, а дальше, как говорится, вопрос выбора. Спасти или не спасти? Это именно там, тогда она должна была подтвердить нашу с ней сделку. И, возможно, в глубине души знала об этом.

Это всё довольно иронично, если подумать.

Впрочем, слово “иронично” — это общая характеристика, которая подходит для всех моих клиентов.

И для меня, пожалуй, тоже. Потому что я, если разобраться, во многом такой же.

— Замолчи! Пожалуйста! Мне жаль! — ага, вот теперь точно подруга. Насколько я знаю, ни о чём другом Ю. не жалела. Хотя, может, мать. Или, того хуже, отец? Там тоже тот ещё кадр, что совсем не сюрприз: у всех поголовно зеркальных королев папочкопроблемы размером с парочку галактик. Если исключения из этого правила есть, то лично я не встречал.

— Хватит! Хватит… — по её лицу потекли кровавые слёзы.

Ого, однако, как пробрало.

Мне даже почти жалко дурочку стало. Но только — почти. Потому что я, может, и помоечный голубь, но и маркиз безумия тоже.

Особенно когда меня выбесить.

А девочка об этом забыла.

Глупая, глупая девочка.

Это ж надо было додуматься — не заткнуть мне рот, да ещё и заговорить со мной? Неужели же она думает, что связана со мной только простыми нитями? Нет уж, это всё никогда не бывает настолько просто. И демон, с которым ты заключаешь контракт, становится самым близким тебе существом. Ближе друзей и любовников, острее врагов, довереннее духовника, неотступней ангела-хранителя, демон всегда с контрагентом. Все душевные порывы, все тёмные тайны, все слабые места… Нет того, до чего твой демон может не добраться.

И да, в этом теле, человеческом и слабом, магия мне преимущественно недоступна. Но только — преимущественно.

Ведь там, где не сработает демоническая магия, всегда есть человеческая. И пусть я ней не самый великий мастер, но всё же невозможно прожить на свете несколько тысяч лет и совсем уж ничему не научиться. Правильным гипнотическим ритмам голоса, например. Или простейшим приёмам, разрушающим моральную стабильность… Так-то Ю. и без всяких приёмов уже довольно быстро падала в безумие, что всего лишь неотвратимо, если так стремительно начать использовать такого уровня тёмную магию, не привыкнув заранее к её разрушающему влиянию. Всё, что мне надо было сделать — ускорить процесс.

И здесь, сейчас надо подойти к кульминации.

На самом деле, мне было вполне себе наплевать, что рассказывать. Это мог бы быть отрывок из произведений каких-нибудь тёмных творцов, или пафосный рассказ о свойствах вселенной, или прогноз погоды на завтра — мой голос в любом случае стал бы ядом для разума, просто потому что в этом я действительно хорош.

Но всё же на самый конец мне хотелось припасти что-то для атмосферы.

И со сладко-горьким привкусом мести.

— Дорогая моя дешёвая девочка, — промурлыкал я вкрадчиво, — позволь мне рассказать тебе старую сказочку с плохим концом, чтобы ты спала крепко. И вечно.

Она вздрогнула, глядя в пустоту совершенно безумными глазами. Мой голос оседал на её разуме, как вулканический пепел.

— Ты слышала про Мастера Танцующих Кукол, дорогая? — промурлыкал я. — О, ты слышала наверняка, просто не помнишь! Я уверен, он снился тебе, когда небо окрашивалось алым, когда свет мёртвых звёзд вытекал из твоих глазниц, когда трава прорастала сквозь твои кости. Ты слышала эту историю много раз, девочка с глазами куклы, девочка с фарфоровым лицом, девочка, танцующая на верёвочках. Разве он не снился тебе? Разве ты не видишь нитей, привязанных к твоим запястьям? Разве ты не слышишь его шагов за твоей спиной?

Её крупно затрясло. Она явно очень хотела обернуться, но боялась. Её руки дрогнули, как будто к ним были привязаны тонкие нити.

Я хмыкнул.

Давненько же я так не игрался.

— Ты много раз встречала Мастера Кукол, знаешь? Он приходит в сон кошачьими шагами, влетает в окно на вороньих крыльях, вспыхивает в камине мёртвым пламенем. Он улыбается нарисованной улыбкой и говорит тебе — танцуй. Его пальцы сделаны из фарфора, они изрезаны множеством нитей, они всегда холодны. Прямо сейчас они лежат на твоих плечах. Ты чувствуешь их?

Это выражение в её глазах… Это нечто просто неповторимое.

— Знаешь, дорогая, однажды жила-была девочка, которая очень боялась мира, которая ненавидела своё отражение, которая очень хотела, чтобы больно больше не было. И Мастер Кукол пришёл к ней в сон, и взглянул на неё нарисованными глазами, и улыбнулся ей фарфоровой улыбкой. “Ты хочешь, чтобы больно больше не было? Это очень легко! Из нарисованных глаз не капают слёзы, фарфоровая кожа не стареет, а бумажному сердцу не страшно разбиться. Куклам не больно, куклам не страшно, куклы всегда улыбаются, куклы пляшут, и лица их вечно прекрасны! Хочешь танцевать с ними?” И девочка сказала: “Очень хочу”. И он ответил: “Всё очень просто! Позволь мне снять твою кожу, позволь покрыть кости и живую плоть тонким фарфором, позволь вырвать твоё сердце и заменить бумажным, позволь вынуть глаза и нарисовать другие, позволь сделать тебе самую красивую из улыбок. и тогда, поверь, больно не будет! Позволишь?” — “Позволяю,” — ответила она, и Мастер Кукол сделал всё, как обещал. А после она плясала перед ним, такая прекрасная, такая холодная, и нити вокруг неё дрожали, как паутина… Спляши для меня, моя дорогая. Иди ко мне.

Она встала, двигаясь, как на шарнирах.

И принялась кружиться по комнате, приближаясь ко мне. Глаза её были пустыми, и из них текли слёзы.

— Иди ко мне через тьму, девочка, — мурлыкал я, чувствуя, как наливается силой сущность, — бумажное сердце не бьётся, фарфоровая кожа не чувствует тепла, нарисованная улыбка никогда не стирается… Иди ко мне, куколка. Иди на голос Мастера. Вспомни, как я тебе приснился. Вспомни.

И она закричала.

Как и ожидалось.

— Смотри на меня, куколка, — мурлыкал я, — смотри на мою нарисованную улыбку, смотри в мои стеклянные глаза, смотри, потому что время — не река, в которую можно упасть лишь раз, но кольцо, которое всегда возвращает нас к началу. Смотри, потому что финал игры предрешён с самого первого хода, и ты видела его во сне, и ты знаешь, что в начале и в конце был всего лишь я, и имя мне…

Я замолчал и очень выразительно рассмеялся. Поглощаемая сила билась внутри, живая, злая и весёлая.

— Смотри, куколка, от моих запястий к твоим идут нити. Разве ты не хочешь порвать их? Разве ты сможешь? Ну же, попробуй!

Она попробовала, но, конечно, на её руках не было нитей — по крайней мере, тех, которые реально бы было порвать.

— Ты не можешь снять их с себя, — шептал я, — тебе нужно убрать их с моих запястий…

Вот сейчас был небольшой, но всё же шанс, что она соскользнёт с крючка.

Как бы глубоко ни проникла моя власть, как бы девчонка ни была тесно оплетена паутиной снов, тьмы и моего голоса, всё равно внутреннее сопротивление нельзя исключать.

Собственно, степень внутреннего сопротивления такому вот влиянию — это то, что по сути определяет уровень демонолога. Чем колдун могущественее, тем способность сопротивляться нашему влиянию выше. Настоящие мастера имеют на такие случаи специальные рычаги, стоп-вопросы и якоря, позволяющие в любых обстоятельствах вспомнить, кто ты и зачем ты. Они также отлично знают страхи и капризы своих “внутренних детей” и умеют с этим справляться… В идеале, конечно, колдун должен со временем полностью решить свои внутренние проблемы, как в таких случаях говорят, “встретив себя на полпути к себе”. Но это высший пилотаж, в рамках классических демонологических традиций почти что недоступный. На такие фокусы вполне способны шаманы, некоторые жрецы, последователи разного рода серьёзных практик. Но демонологи… Демонология в чистом виде слишком потакает капризам внутреннего ребёнка, переплавленным во взрослые страсти и страстишки; потому высший пилотаж для демонолога — уметь вовремя останавливаться. Издержки пути.

Разумеется, подобные навыки не появляются из воздуха. Они требуют тренировки. Грубо говоря, чем больше занимаешься тёмной магией, тем выше сопротивляемость, тем больше возможностей сохранить рассудок при контакте с демоническим. И наоборот, чем резче начинаешь ею пользоваться, тем сильнее безумие. Не зря самые отбитые и сумасшедшие демонологи получаются именно из бывших святош и случайных везунчиков, получивших дармовую силу — представителям этих двух типажей, как показывает практика, крышу срывает мгновенно и основательно, так, что потом окружающие ещё долго выдыхают последствия.

Если вообще выживают, конечно.

Ю., само собой, никогда на звание мастера не претендовала и близко. Для неё магия всегда была не целью, не искусством, но — средством достижения целей. Всё, что лежало за границами её личных интересов, отметалось как неважное.

С другой стороны, зомби-соперница, древний артефакт и прочие чудеса как бы сами намекают, что я всё же её недооценил.

И вопрос всё же в том, насколько…

Цепи-артефакты упали с моих запястий.

Я оскалился.

Ну что же, не так уж и недооценил, верно? Улыбка моя стала шире, я почувствовал, как трескается кожа на щеках под её напором — но это, к счастью, больше не было проблемой, как и кровопотеря. Пройдёт некоторое время, прежде чем я смогу сменить форму, но главное уже произошло: артефакт перестал сковывать, и всякое очень человеческое больше не довлело надо мной.

Конечно, рандеву с Ю. и её ножичком оставило мою сущность израненной, но теперь это была решаемая проблема: я потянул энергию из своих сбережений и, в обход правил, напрямую из контрагентов. И из всех, кому не повезло оказаться поблизости.

Обычно себе такого не позволяю, потому что за такое оштрафовать могут. И выговор влепить. Что по сути ерунда и того же Бэла никогда не останавливало, но зачем мне лишние проблемы? И дело не в том, конечно, что подобное чревато вспышкой насилия и депрессии в радиусе нескольких кварталов. И серьёзными проблемами с психическим здоровьем у контрагентов. Просто… Не то чтобы я действительно переживал, но… Скажем, я никогда не был сторонником избыточного побочного ущерба.

Собственно, последний раз насильно вытягивать силы из смертных я позволял себе после памятного пражского рандеву с Вафом, раны от стальных перьев которого не позволяют сменить форму и заживают пусть и не как на человеке, но с огромным трудом.

Как говорится, отчаянные времена требуют отчаянных мер. И прямо сейчас они наступили.

Так что я напитался силой, залечивая повреждения (повезло, что в районе, где небоскрёбы пронзают небеса на манер современных Вавилонских башен, демону тщеславия всегда найдётся перекус), и медленно поднялся торжествующей Ю. навстречу.

Собственно, я мог бы сразу и без всяких затей свернуть ей шею, благо всепрощение никогда не относилось к числу моих достоинств… ну, если не считать нескольких исключений, которым я мог бы простить многое, и одному конкретному, которому я простил бы вообще всё. Но на то они и исключения, верно? Спускать же третьесортной по сути клиентке почти успешную попытку меня уничтожить я не собирался, причём как из соображений мести, так и безопасности. В таких вещах противнику по возможности не стоит давать и шанса на вторую попытку.

Но, во-первых, мне надо было узнать, кто именно поделился с клиенткой чудесным артефактом и надоумил на подвиги. Во-вторых… мне хотелось, чтобы она поняла. Чтобы в последний момент, когда наш контракт будет односторонне завершён мной в силу нарушения условий контрагентом, она была в ясном уме и всё осознавала.

Мелочно, конечно, кто бы спорил. Но, когда дело доходит до ненавистных, разочаровавших или разозливших меня клиентов, я предпочитаю действовать именно так. Под самый занавес, когда игра уже сыграна, я отзываю назад безумие, приглушаю какофонию эмоций и страстей, дарую ясность и осознание. Маленький прощальный презент, вишенка на тортике, моя личная мелочная демоническая месть. Никаких иллюзий, никаких внушений — просто за секунды до финала я позволяю увидеть, во что они превратили свою жизнь.

И во что превратились.

Я люблю смотреть на эту горько-сладкую гамму отчаяния и горечи в затухающих глазах… Красиво, как взрыв сверхновой.

И так же завораживающе.

Так что я встал напротив дрожащей Ю., чувствуя, как тени ластятся к моим ногам ласковыми щеночками, и принялся вежливо ждать, пока моё воздействие более или менее сойдёт на нет.

Вот она перестала дрожать, оглядываясь по сторонам.

Вот глаза её проясняются, и в них проступает понимание. И ужас. И…

Вкусное зрелище.

Я выдал самую милую из своих улыбок.

— Ты пришла в себя, дорогая? — уточнил я ласково. — Ну разве это не славно?

Я дал ей ровно три удара сердца, позволяя разлететься на осколки, а после склонился вперёд и впился ей в губы, целуя.

Пожалуй, со стороны это смотрелось даже красиво. По факту, многие наши используют именно такой способ передачи или отнятия жизненной энергии, заключения сделок и прочего — с одной стороны, действенно и быстро, с другой весьма эффектно. Страсть, запретное веяние демонического, ореол романтики и прочая чушь в том же духе. Отдел пиара одобряет!

Лично я никогда не любил этот способ, предпочитая обычную печать-напротив-сердца (или вырванное сердце, если уж ситуация тяготеет к драматичности и театральности). Но в обстоятельствах вроде нынешних у “последнего поцелуя” есть одно неоспоримое преимущество: вместе с жизненными и духовными силами демон забирает также и память жертвы.

Когда примерно минуту спустя я отнял свои губы от её, она смотрела в пространство пустыми глазами.

Фарфоровыми глазами.

Я разжал руки, позволяя ей бесформенным мешком осесть на пол, размял шею небрежным движением, попутно удивляясь хрусту пока-ещё-почти-человеческих позвонков, и подхватил с алтаря забытый в суматохе коктейль. Глупо не узнать, как именно люди ощущают вкус, так ведь?

Переступив через ещё бьющееся сердце (надо будет разобраться с зомби, кстати — даже местные людишки не нагрешили настолько, чтобы самостоятельно разбираться с ходячими трупами чужих любовниц, офис придёт в ярость, да и мой это, если подумать, косяк), я шагнул к панорамному окну.

Вид отсюда открывался потрясающий.

Я помнил, как этот город только зарождался: корабли, гружёные хлопком, далёкие огни порта, кровь, кости тех, кто жил тут раньше, рабовладельчество и религиозный фанатизм… Я бывал в этом городе на каждой стадии его сотворения, наблюдал, как мерцание костров сменяет свет газовых фонарей, чтобы после быть вытесненным ослепительно-ярким, полным прогресса и соблазнов электричеством. Я смотрел на эволюцию разумов и менталитетов, на переход от одних крайностей к другим, на возведение и падение кумиров. Я шагал след в след за множеством людей-мотыльков, которые желали ярко светить и потому летели на огонь; они редко хорошо заканчивали — но именно они, если разобраться, создавали эти города. Их амбиции, их творчество, их тайны и чаяния, их мечты, за которые они продали душу… В минуты неуместной ностальгии, как вот сейчас, я думаю, что всё это, лежащее у моих ног, как ни крути, построили мои контрагенты.

С моим непосредственным участием.

Ангелы не любят человеческие города. Слишком много дерзости, любопытства, несдержанности и амбиций, слишком много башен, упирающихся в небо, слишком много страстишек и страстей, спрятанных лиц и лжи. Будь на то воля ангелов, люди никогда бы не жаждали большего, довольствуясь малым.

Я люблю человеческие города. Они — памятник демонам тщеславия. Они — моё личное напоминание о том, почему я всё же полюбил эту землю…

О том, что, даже когда я покину этот проклятый офис, мне будет, чем гордиться.

Я улыбнулся этой мысли, стоя на окровавленном полу, глядя на далёкий, мерцающий городской свет.

Коктейль казался неимоверно вкусным — но, возможно, дело было не в каких-то его уникальных вкусовых качествах, а банально в новизне восприятия. Сколько времени понадобится моей сущности, чтобы окончательно избавиться от отголосков человеческого и сменить форму? По моим ощущениям, десять минут или что-то около. Есть время насладиться особенностями человеческого восприятия; есть время подумать о том, что я узнал от Ю…

Я хохотнул.

Если разобраться, всё это время я был идиотом. Даже поразительно, насколько круглым. Подозреваю, я бы покатился, толкни меня кто-нибудь!

С другой стороны, это была идеально сыгранная партия. Причём с несколькими претендентами на роль главных кукловодов.

Кстати, об этом: Старина Айм гений, как ни крути. Вот так работаешь с кем-то за соседними пентаграммами и даже близко не догадываешься о том, с каким талантом соседствуешь! Хотя уже одно то, что у Айма самый высокий показатель по тёмным творцам, манипулятивным психопатам и серым кардиналам, должно было натолкнуть меня на мысль. Но я всегда считал его “странноватым стариной Аймом”. А ведь он-то просчитал меня с очень большой точностью, не придерёшься! Как говорится, признай своё поражение.

Да, когда на этом свете начинается очередной замес из-за Кольца, большинство демонов не могут думать ни о чём другом. И меня, окажись я посреди этого, тоже вполне могло бы затянуть. Но вот ведь беда: перед моим носом помахали морковкой, которая оказалась, вопреки всем законам местного мироздания, намного привлекательнее Кольца. И каждый раз, когда я вспоминал о поисках проклятой ювелирки, на первый план выходила Ангел, и я думал — “потом”.

Не то чтобы я сожалел о такой расстановке приоритетов, в общем-то. Но справедливо и то, что мне следовало собрать мозги в кучку намного раньше. Тоже мне, нашёлся маркиз безумия — собственным голубям на смех…

Я снова обдумал то, что увидел в воспоминаниях Ю., и рот мой искривила широкая усмешка.

— Дорогой коллега, — пробормотал я, — нам жизненно необходимо встретиться и поболтать. Готов или нет? Я иду искать.

Там, где я прикоснулся к стеклу, когти прочертили полосы.

Способность трансформироваться вернулась.

Довольно хмыкнув, я потянулся к зеркальному пространству, готовый прогуляться в гости к старому приятелю… Но в этот момент стекло разлетелось множеством осколков, отшвырнув меня назад, в комнату. Порыв ветра, подчиняясь взмаху огромных крыльев, прошёлся по комнате, разбивая все поверхности, способные хоть что-то отражать.

Я знал, кто это, ещё до того, как стальные перья заслонили городской свет.

— Шаакси, — голос старины Вафа определённо относился к самым нелюбимым мной музыкальным сопровождениям, — ты всё так же мерзок, скверна. Безумие и порок, спрятанные за прекрасной обёрткой.

Вот уж кто бы говорил.

— Раньше ты ускользал от меня, но сегодня этому пришёл конец. Я уничтожу тебя — и тем самым сделаю этот мир чище.

Угу. Вот только этого очистителя мне тут для полного счастья не хватало. И, как это обычно бывает со стариной Вафом — как же он не вовремя…