Блог демона Шаакси, или адская работёнка

26

Нет, всё же с этим Пророком что-то явно не так.

— Но люди становятся лучше. Должен же рано или поздно наступить день, когда они превратятся в высших существ, достигнут просветлённого и высокодуховного состояния!

— Хм, — вздохнул Пророк. — Во-первых, люди не становятся лучше. Просто умнее, причём в вопросах преимущественно практических. Они придумали очень много способов упрощать себе жизнь, за что им, разумеется, честь и хвала. И благодаря тому, что времени и возможностей у современных людей этого мира стало больше, равно как и доступа к информации, в среднем они стали интеллектуальнее. И в иных вопросах намного глубже. Но сделало ли это их лучше? Нет, люди есть люди. Просто люди этой эпохи — вот такие. Они во многом менее жестоки, чем их предшественники, но и ауры их больше отдают пластиком и затхлостью, чем было ещё несколько поколений назад. Таково влияние цивилизации. Но вынь этих людей из цивилизации, и эффект получится впечатляющий.

— Но я слышала от вполне уважаемых ангелов, что мы работаем, чтобы человечество пришло к идеальному обществу…

— То есть, к Апокалипсису? Потому что видите ли, идея идеала противоречит базовым настройкам тестового проекта “человечество” — кажется, так принято называть его в ваших записях. Потому что у людей всегда стояло и будет стоять “право выбора” в свойствах по умолчанию, не подлежащих корректировке. А “право выбора” и “идеальное общество” — это понятия, противоречащие друг другу в зародыше.

Ну ничего себе.

— Что?..

— Да ничего, просто пытаюсь изъясняться языком этих ваших, прости Мастер что поминаю, отчётов. Думаю: может так станет понятнее. Потому что, если большинство юных ангелов разделяет ваши заблуждения, то у меня для пресветлой леди Сариэль очень плохие новости.

Я поняла, что окончательно перестала понимать, что происходит.

— Пресветлая леди Сариэль?..

— Да, а что?.. Ох, понимаю. Манера именования же! Просто я знавал её ещё в те благословенные имена, когда она была богиней горных рек и одной из избранных королев ши. Не знаю, считать ли её превращение в ангела повышением или понижением, но ради душевного спокойствия монахов ей пришлось изобретать себе максимально андрогинное рабочее обличье и учиться говорить о себе в мужском роде… Да, она попросила меня присмотреть за вами. Опасалась проблем, и не зря.

Вот после этого заявления я могла только открывать и закрывать

Пророки не лгут.

Одно из двух: или он не Пророк, а какая-то тварь, способная обмануть даже ангела, или…

Или всё и все вокруг меня — совсем не то, чем кажутся.

Мне нужен совет. Я бы сказала, жизненно необходим. Я получила два противоречащих друг другу приказа от вышестоящих ангелов; я не понимаю, что правда, а что ложь; я… запуталась…

И в конечном итоге, разве не для того и нужны пророки, чтобы решать подобные проблемы?!

— Я вижу странные вещи, — сказала я. — Не сны и не явь, не мираж и не наваждение, что-то среднее. Смесь старинных легенд и даже образов из прошлых жизней…

— Так вы, получается, помните прошлые жизни?

Тонкий лёд.

Вообще-то Варифиэль не имел права показывать мне те образы, но он показал, потому что это тяжело — помнить кого-то из прошлой жизни, когда он не узнаёт тебя. Не самая пугающая и неприятная разновидность одиночества, но одна из точно.

В свете всех последних событий, если вспомнить также обстоятельства встречи Шаакси и Варифиэля, можно предположить, что о своём наставнике я знаю… Скажем так, недостаточно.

Можно даже развить мысль и сказать, что обо всём на свете я знаю недостаточно.

Но всё же быть той, кто предал доверие и привязанность, я не хочу. С другой стороны…

— Скажем, так получилось, что кое-что я помню, — ответила я осторожно. — Случайно вспомнила. Так получилось.

— Это плохо, — кивнул Пророк серьёзно. — И может быть очень вредно. Люди не должны помнить свои прошлые жизни…

..И, что бы ни думали по этому поводу увлечённые любители магических штудий, это скорее хорошая…

— И на то, надо сказать, существует предостаточно очень хороших причин.

— Да, я это изучала. Например, недостаточная гибкость человеческой психики и формы, неспособность смириться с критическими противоречиями… Но я-то уже не человек, — головная боль усилилась. Гектор шевелил усами, смотрел сочувствующе и немного странно, как будто обиженно.

..А может, в этот раз на флейте всё же сыграешь ты?..

— Нет, но вы им были. Причём, если судить об этом по меркам жизни вечных, совсем недавно. Ещё каких-то жалких двести-триста лет назад вы были полны страданий, и счастья, и заблуждений, и правд… То есть, тех самых противоречий, что по сути всегда составляют любую человеческую жизнь. И это играет свою роль. Люди, они, знаете ли, и одну-единственную жизнь помнить не то чтобы способны. Ну то есть они-то всерьёз считают, что дескать помнят всё, как было, зуб даю и чтобы мне на месте что-нибудь. Факты, однако, зачастую говорят об обратном. Знаете, если предполагать, что прошлое — это книга, то воспоминания — вольный перессказ. Причём надо понимать, что рассказчик при этом читал книгу много лет назад, всего один раз, постоянно отвлекаясь и запоминая только понятные и резонирующие моменты. Так что он рассказывает сюжет через призму восприятия того себя, многолетней давности, при этом благополучно забыв половину имён, перекрутив множество ключевых фактов и дав волю всяким эмоциональным искажениям вроде ностальгии, замещения или предубеждения. И вот это вот дикое сочетание у людей принято называть “точной памятью о себе”. Да уж, куда точнее!

Я нетерпеливо кивнула.

— Да, на курсе “психология подопечных” нам объясняли всё про избирательность человеческих воспоминаний.

— Психология подопечных? Ишь чего придумают! Даже не знаю, что думаю по этому поводу. С одной стороны вроде бы и хорошо, а вот с другой… Честно говоря, мне идея того, что ангелам-хранителям можно преподавать таким образом их искусство, представляется палкой о двух концах. С одной стороны — хорошо, с другой стороны так называемый “научный метод” годится для кого угодно, но только не для ангелов. Ангелам следовало бы учиться, глядя на живых людей, а не на цифры статистики и голые определения, которые без выстраданного опыта, сотни сошедших потов и порванного в клочья сердца мало на что годятся. И идут скорее во вред, чем на пользу… Впрочем, я отвлёкся. А всего-то и хотел сказать, что человеческая память сама по себе — вещь очень противоречивая. Если бы каждому первому человеку предложили посмотреть со стороны на любые на выбор значимые события в его жизни, которые он якобы помнит, дело бы кончилось шоком, катарсисом, крушением жизненных основ и прочими переживаниями в таком роде. И это, повторюсь, только одна жизнь! А ведь многообразие прошлых воплощений в этом смысле куда более серьёзно. Воспоминания о прошлых жизнях похоронены так глубоко на дне человеческой сущности, что достать туда почти невозможно. Но это не значит, что прошлое духа не продолжает влиять на нас. Скорее наоборот: подавленные и похороненные, воспоминания перерождения имеют поразительную власть над нашими дорогами, решениями и побуждениями. Порой неочевидную, порой искажённую, порой противоречивую, порой жестокую, но всё же — власть. Потому что, собственно, Круг Перерождения — это самое близкое к карме, аду, раю и прочим подобным понятиям явление, которое только может существовать за гранью жизни. Мы тащим за собой то, что не готовы отпустить, дальше и дальше. И сплетённые нашими прошлыми долгами и нынешними решениями дороги, во многом и принято называть судьбой. Именно потому для ангела ясно и точно вспомнить прошлые жизни — ярчайший и важнейший этап взросления. Это, с одной стороны, отказаться от всех возможных знаний о себе, с другой стороны, проснуться, с третьей — согнуться под грузом всех завязавшихся узлом дорог… Но мы сейчас говорим про ясную память. А фрагментарные воспоминания в этом смысле похожи на человеческие: это вольный пересказ, но не книги даже, а одной единственной главы из неё. Они не могут не быть поняты неверно, вот в чём с ними проблема. Вместо ясности и прозрения они принесут только туман. И именно по этой причине ангелам запрещено заглядывать в закрытые уголки своей памяти до срока.

— Я вспомнила, можно сказать, случайно.

Пророк тонко улыбнулся:

— Очень много на этом свете “можно сказать”, моя дорогая. Но я не стану спрашивать, при каких именно обстоятельствах вам удалось вспомнить. О примерной подоплёке я догадываюсь, а в деталях не слишком нуждаюсь. Однако есть нечто, что я могу говорить вам уверенно: теперь, когда вы вспомнили кое-что, поскорее вернуть память о прошлых жизнях — это не просто теоретическая необходимость. Вы должны это сделать. И чем быстрее, тем лучше. Таким образом, помимо всего прочего, можно будет решить проблемы с вашим так называемым безумием.

Я ощутила накатывающее раздражение.

— При всём моём уважении, проблемы с “так называемым безумием” начались не из-за воспоминаний, а после того, как я встретила Шаакси и оказалась… здесь. То есть, причину нужно искать не в моих воспоминаниях, а в чём-то другом. Во влиянии демонической магии, например.

Говоря последнюю фразу я, признаюсь, не смогла удержаться от язвительного тона.

Пророк склонил голову, но это не скрыло промелькнувшую на его губах улыбку.

— Демоническая магия, да… Это, конечно, вещь очень могущественная, особенно когда дело доходит до духов высших порядков. Одним своим присутствием они способны влиять на разум окружающих существ, их настроение и психологическое состояние. Такие вещи в некоторых случаях могут происходить даже против воли демона, это тоже верно. И чем больше демон связан с, так сказать, объектом, тем сильнее влияние. Но знаете, что ещё не вызывает никаких сомнений?

— И что же?

— Где тонко, там рвётся. Демоны не плохи и не хороши, но они подобны зеркалам. Их присутствие для существа, желающего совершенствоваться, может быть очень полезно, потому что в конечном итоге рассказывает много — не о демонах, но о нас самих.

Вон оно что.

А ведь не задумывалась, да.

— То есть, не будь во мне этой слабости изначально…

— …И магия демона, которого вы же сами выбрали себе в подопечные, не сводила бы вас с ума. Верно.

Всё запуталось, окончательно и бесповоротно.

— Что же мне делать? — прошептала я растерянно.

— Вспомнить, — ответил пророк серьёзно. — Я уже сказал вам: теперь, когда вы уже поддались любопытству, повернули ключ и подсмотрели в замочную скважину, открыть эту дверь — ваш единственный выход. В таких вещах пути назад не бывает.

Я мысленно взвыла и с трудом сдержала совершенно недостойное ангела желание пнуть сидящее передо мной светлое создание.

Вот право, когда нам на занятиях рассказывали о светлых пророках, я воображала себе этих чудесных, просветлённых и всезнающих существ куда менее раздражающими.

Теперь я, пожалуй, начинаю понимать, почему старейший из наставников так насмешливо улыбался всякий раз, услышав фразу “пророки подлинно благостны, и общение с ними приносит неыразимое удовольствие”.

— Но как?! — воскликнула я. — При всём моём уважении, как вы себе это представляете?! Ангел не может просто так, с бухты-барахты, взять и вспомнить прошлые жизни. Не бывает так! Для того, чтобы вспомнить, я должна обрести имя. Чтобы обрести имя, я должна стать достойной и праведной, обрести просветление. А я… Объективно глядя, я… ну, скажем, так себе ангел.

Пророк расхохотался.

Вот натурально рассмеялся, да так, что солнце совершенно особенным образом отразилось в астрономических часах, в небо взмыли невесть откуда взявшиеся воздушные шары, а на людей, блуждающих внизу и понятия не имеющих о нашем существовании, внезапно накатила смешанная с весёлостью лёгкость.

— Это настолько смешно? — пророки благостны. Главное — не забыть об этом в очередной раз, когда хочешь одного такого побить.

Почему я никогда не задумывалась раньше о том, насколько тяжело разговаривать с тем, кто всегда знает правду и никогда не ошибается?

Теперь понятно, почему он завёл в качестве друга демона: просто от безнадёги. Кто ж ещё этот ужас выдержит, если не ходячее воплощение лжи?

Пророк, будто услышав мои мысли, захохотал по новой.

— Ох.. Очень смешно, моя дорогая. Вы просто очаровательны.

Я бы посмотрела на него обиженно, но с него, как с камня. Да и какой смысл? И так же понятно, что на идиотов и пророков не обижаются.

— Я вполне серьёзно. Знаете, милая, вы очень напоминаете мне меня самого.

Внезапно.

— Правда?

— Да — тысячелетия назад, в самом начале моего пути. Хотите верьте, хотите нет, но я наступал ровно на те же самые грабли и попадал в точно такие же ловушки… Впрочем, они более-менее стандартны для сильных светлых, не так ли? И правда про нас не имеет отношения к тем обстоятельствам, в которые мы попадаем — она скорее о выборе, который мы в этих обстоятельствах делаем…

— Хватит, — попросила я устало. — Поймите: я не могу вспомнить, даже если захочу! Я недостойна этого. И долго ещё буду недостойна.

— Но вы уже ступили на этот путь. По глупости ли или чужому наущению, кто поймёт, но теперь вспомнить вы должны. Это больше не зависит от вашей готовности или неготовности это сделать. Вам нужно вспомнить. Сейчас.

— Это замкнутый круг. Я не могу получить имя, а пока я его не получила, воспоминания не вернутся ко мне. А это значит…

— А это значит, что ангельский способ вспомнить не годится для вас, моя дорогая. И остаётся только один — человеческий.

Человеческий?

— Но людям не позволено помнить прошлых жизней.

— Людям в теории много чего не позволено. Но тут мы снова и снова возвращаемся к тем самым базовым настройкам, которые про право выбора. Помните? Во все времена на этом свете были маги, шаманы, жрецы, творцы, пророки и прочие личности, которые полагали, что ответы на вопросы важнее всех запретов.

— Это… ересь.

— Это — выбор. И довольно значительная часть правды о том, что в иных священных текстах именуется “яблоком”... Впрочем, это скорее оборотная сторона. Ведь, съев то самое метафорическое яблоко, бессмертный дух, желающий познать смертную жизнь, одевается в человеческую плоть. А идея упомянутых достойных людей, шаманов, творцов, жрецов и прочих им подобных, была в том, чтобы позволить своему духу избавиться от костюма из плоти… А уж навсегда или нет, тут как пойдёт.

— Я и так дух… Ну, в том смысле, о котором идёт речь.

— Дух. Но это не значит, что человеческий способ для вас бесполезен. В конечном итоге, им пользовались за всю обозримую историю многие духи, и ангелы в том числе. А вы… Такой опыт помог бы вам узнать не всё, но очень многое о себе… и получить возможность находиться рядом со своим подопечным без дополнительных проблем. Это ведь важно для хранителя — быть рядом с его подопечным, не так ли?

Вот, значит, как…

Я могла бы сказать, конечно, что Шаакси — мой вынужденный, ненастоящий подопечный. Но настолько откровенно лгать, пророку и заодно себе, я всё же не стала.

Правда в том, что там, на набережной человеческого города, когда я увидела слёзы на его глазах, он окончательно стал моим подопечным. Не знаю, где он мне врал, а где нет, не знаю, действительно ли он сводит меня с ума, но в тот момент я почувствовала его всей собой, как может только ангел, чья связь с подопечным в достаточной мере крепка. И вся бездна его боли, острой, почти что вечной, обрушилась мне на плечи.

И это откровение, эта ноша была сродни весу всего мира.

Я осознала, почему арх… кхм… очевидно, всё же леди Сариэль поручила мне его. Он настолько прекрасное и одновременно настолько несчастное существо, что всенепременно заслуживает спасения… пусть даже не просит о нём.

И не ищет его.

Да, возможно, всё не настолько просто, как мне с самого начала представлялось. Но у спасения может быть... должно быть много возможных путей, верно? И я, как ангел-хранитель, обязана найти для первого своего подопечного путь, правильный именно для него. Пусть в глубине души и сомневаюсь: а по плечам ли мне ноша сия? Вот этого я не понимаю даже сейчас: почему для спасения такой заблуджшей ду... такого духа, как Шаакс, леди Сариэль не избрала кого-то более достойного, чем я, более опытного?

Нет, когда она только дала мне это поручение, я была неимоверно горда тем, что меня заметили, что мне поручили нечто настолько серьёзное. Повернуть могущественного демона к свету — разве это не великое достижение для ангела, которым можно гордиться?

Но, если подумать, еcли глянуть на это теперь, когда я прочувствовала его боль, которой тысячи лет, когда я побывала в этой комнате, полной крыс и голубей, теперь, когда я поняла, насколько ничего я не знаю об этом мире, людях, духах и ангелах, теперь, когда безумие накрывает мой разум приливной волной — могу ли я теперь быть уверена, что подхожу для этой задачи?

Мне понятно теперь: ангел, хоть раз разделивший боль со своим подопечным, не может думать только о гордости. Чтобы найти способ унять эту боль... чтобы остановить приливную волну безумия, накрывающую с головой... чтобы выполнить поручение светлейшей из ангелов...

Пророк, в конечном итоге (кто бы, право, сомневался?) прав.

Если это поможет, то выбор может быть только один.

Я должна вспомнить.

— Как они это сделали? — уточнила я тихо.

— Простите? — уточнил пророк, хотя очевидно, что всё он прекрасно понял. Просто хотел, чтобы я сказала вслух.

Что же, да будет же по воле его.

— Шаманы, пророки и прочие люди, которых вы упомянули. Как они освобождались от оков человеческого? И те ангелы, которые повторяли их путь. Как они это делали?

Пророк слегка насмешливо, и, как мне показалось, сочувствующе улыбнулся.

— Как? Очень интересный вопрос, моя дорогая. И ответ на него лежит в основе человеческой магии... Или, как минимум, в одной из основ. Видите ли, для человека есть только один проверенный, гарантированный способ избавиться от оков плоти. Догадываетесь, какой?

— Умереть, — не то чтобы эта загадка была такой уж сложной, на самом деле.

Другой вопрос, что она никак не приближает меня к ответам на мои вопросы.

— Верно, — усмехнулся пророк. — Но умереть, согласитесь, каждый хоть раз, да может, не то чтобы сложное мероприятие, хотя и редко приятное. Но вечная проблема разного рода магов в другом: как умереть, не умирая? И вот в огромном разнообразии ответов на этот вопрос и кроется принципиальное различие между магическими традициями.

— Умереть, не умирая?..

— Да. Как ни крути, а все человеческие обряды инициации, сонные путешествия, мистерии перехода, трансы и ритуалы зачастую сводятся именно к этому тезису. И сущность их мало меняется от метода к методу.

Я постаралась вспомнить всё, что знаю о человеческой магии, и была вынуждена признать: в словах Пророка есть смысл.

Кто бы, впрочем, сомневался.

— И каким же методом обычно пользуются бессмертные духи? Сомневаюсь, что человеческие мистерии или обряды перехода станут действенны для нас. И ангелы не спят, по крайней мере, ангелы вроде меня точно...

Он тихо рассмеялся.

— О, не волнуйтесь. К добру или к худу, часть проблемы для вас уже решена: вы не привязаны к слабому, полному боли, сложному и требовательному человеческому телу. Вам не нужно искать способа истончить эту связь. Потому, собственно, всё, что вам нужно сделать — упасть вниз.

— Упасть вниз? — теперь была моя очередь переспрашивать только для того, чтобы услышать подтверждение известного.

Понимания и сочувствия в его взгляде прибавилось.

— Путешествие в Нижний Мир, а том или ином его понимании, было и остаётся для светлых созданий самым лучшим и верным способом заглянуть в глаза правде о самим себе. Верно это и для нас с вами, моя дорогая. И хорошо, что вы ангел, а не, например, дух порога или плодородия. Вам нет нужды спускаться в Бездны: семи отражений этого мира будет вполне достаточно.

Ох.

— Но я не знаю, как туда попасть.

— А я думаю, что знаете. И не совсем понимаю, к чему была эта ложь. Не хотите этого делать — не стоит. Мой долг заключается в том, чтобы просто рассказать вам о такой возможности. Вам же остаётся остальное: принять решение и нести всю ответственность за его последствия.

— Шаакси сказал, что для меня очень опасно идти в отражения, потому что я им понравилась, — я подняла взгляд — и вздрогнула.

Глаза Пророка больше не были добрыми, всепонимающими или ласковыми. В них как будто бы разверзлась светящаяся, серая, ледяная, горячая Бесконечность.

— Верно. Именно в этом и суть. Если бы стать подлинным было просто, то грош-цена была бы этой подлинности. Мало сверкать белыми крыльями, чтобы претендовать на истинный свет. Спустись во мрак; вернись, встретив там правду о себе. А потом уже говори о спасении. Пока что единственное существо, которое ты должна спасти — ты сама.

И в этот момент я не могла ни злиться, ни переспрашивать, ни притворяться, что не поняла ответ на вопрос.

Ясно же, что то, что со мной говорило — никакой не Пророк. И с Этим уже не поспоришь, как бы ни хотелось.

*

Этот город полон теней, мостов и отражений.

Он обволакивал меня, как одеяло, ластился, как кот, касался моих крыльев своими ветрами одновременно нетерпеливо и ласково, как старый знакомый.

Это же я, я. Неужели не помнишь? Неужели не узнаёшь? Неужели не помнишь?

Не помню. Хотя знаю, понимаю, что мы встречались. Давно... хотя, по меркам вечных и гордов, совсем недавно.

Те воспоминания, что показал мне Варифиэль, отрывочны — он приоткрыл для меня ровно столько, сколько у него хватило сил. Но мне кажется, я узнаю этот рисунок крыш, эту реку, эти холмы... Думаю, тот разговор, который показал мне Варифиэль, состоялся именно здесь. Здесь я решилась стать ангелом. Здесь он, мой давний друг, протянул мне руку — и я приняла её.

Возможно, потому над этим городом, полным тьмы и теней, мне так свободно и легко.

Я летела над ним в голубином обличье, потому что едва ли сокол, сколь бы ни был моим основным аватаром, был уместен здесь и сейчас. Голуби Шаакси следовали за мной на почтительном расстоянии, как жирненькая и непрерывно воркующая свита: забавно и довольно мило.

Я хорошо запомнила инструкции Шаакси, потому догадывалась, что могу погрузиться в отражения где угодно. Но, как уже упоминал Пророк сегодня, тонко там, где рвётся. Именно потому я решила, что пойти следует той же самой дорогой, которую показал мне Шакси.

Потому очень скоро я стояла, раскинув крылья, на полуразрушенных останках стены старого Града. Надо мной летел гомон людей, пришедших посмотреть на вид, ветер трепал волосы и традиционные ангельские одежды, наполняя силой. Внизу несла свои воды Влтава, и я видела, как приглашающе по ней пробегают волны, не имеющие никакого отношения к обычным речным — отражения звали, манили, как будто предвкушая нашу встречу...

Я прикрыла глаза.

Быть может, стоит отказаться от этого, пока не поздно? Возможно, следует повернуть назад и ждать, пока память о прошлых жизнях вернётся сама, обычным ангельским образом? Но...

Вдох и выдох.

Варифиэль прав в одном: подлинный воин света должен быть решительным. И смелым. Иначе во всём, что мы делаем, нет ни малейшего смысла.

Варифиэль...

А ведь он наверняка огорчён моим исчезновением, ищет меня. Да и вообще, пусть в общих чертах, не учитывающих дела леди Сариэль, ему всё же следует знать, куда я отправляюсь. И что, хотя бы в общих чертах, произошло. И о том, что объявилось Кольцо, ему тоже знать следовало бы — серьёзные всё же вещи, никакие не шутки...

Вздохнув, я быстро вырвала из крыла маленькое пёрышко, нашептала короткое послание и отправила в полёт с ближайшим доброжелательным ветром.

Пускай, ели со мной что-то случится, мой единственный друг хотя бы знает, что именно.

Проследив, как ветер уносит пёрышко прочь, я решительно тряхнула головой.

Ну, хватит откладывать.

Решительно распахнув крылья, я камнем рухнула вниз.