Блог демона Шаакси, или адская работёнка

30

*

— Мы все — мертвы, — сказала Любве. — Почему этого никто не замечает?

Старый Борис, распространяющий на всю ночлежку совершенно непередаваемый аромат, согласно всхрапнул. Я старательно вдохнула через нос, продолжая упорно намывать пол.

Борис никогда не трезвел.

Когда-то он убил собственного друга в пьяной драке — то ли даму они не поделили, то ли взгляды на политику, то ли любимую команду… Из-за чего там ещё нынче принято устраивать пьяные драки? Так или иначе, всё зашло очень далеко. Дальше, чем кто-либо из них хотел.

Борис отсидел положенные ему годы в тюрьме, но пить не перестал. И возвращаться домой не пожелал. Наоборот, бродил по тёмным переулкам и пил так старательно, что чудо, что ещё жив.

— Он тоже мертвец, — сказала Любве. — Не смотри на него так, как будто он живой.

Я прикрыла глаза.

Терпение.

Она просто… специфичный человек. Ты сама такой станешь, если будешь обращать слишком много внимания на собственные сны…

“Опять эта сумасшедшая дрянь за своё, — зашептал тот самый голос. — Если ты вышвырнешь её, никто не узнает. Ей тут не место, если уж на то пошло! Всем станет проще, если она заткнётся. Выкинь на улицу — и забудь. Никто не узнает…”

Я поморщилась.

— Мы все — мертвецы, а сотрудники — демоны! — развивала свою мысль она. — Или ангелы… Я так и не разобралась. Вот ты кто такая?

“Нагруби ей, — зашептал тот самый голос. — Пошли, ударь. Они никому не пожалуются, ты знаешь. Они беспомощны. Им некому жаловаться…”

И вот именно в этот момент меня передёрнуло от отвращения.

Я определённо была не лучшим на свете человеком (и совсем никакущим ангелом, если вспомнить сны), но желание издеваться над зависимым и беспомощным всегда казалось мне самым отвратительным душевным порывом из возможных.

“Серьёзно, мать? У тебя злобный голос-допельгангер в голове, а ты о Любве что-то там говоришь? Это с таким-то бревном в глазу? Окстись!”

Я вздохнула и улыбнулась Любве.

Злость тут же прошла, будто была вовсе не моей.

— Я не знаю точно, ангел я или демон, — сказала я ей. — Но в данный момент я точно супергерой.

— Это какой? — заинтересовалась она.

Я приняла гордый вид и оправила воображаемый плащ.

— Я — человек-швабра, — сказала я. — Трепещи!

Любве рассмеялась.

— Я думаю, ты как раз ангел, — сказала она. — Те все, остальные, говорят, что я сумасшедшая. Но дело даже не в этом — я же, наверное, и правда слегка того, раз помню, как умирала… Но остальные сотрудники злобные, знаешь? То есть, очень быстро такими становятся. Делают вид, что нет, но я с десяти лет на улице, меня не обманешь. А ты другая. Я думаю, точно ангел. Вон, к тебе ещё и голуби постоянно прилетают. Видишь? Этот снова там.

Я повернулась.

Точно. Вечно забываю про эту тварь

"Он заразный. Не открывай. Он помоечный. Не впускай. Он просто городской паразит."

И правда, снова этот птиц прилетел — облезлый, нахохленный, как шар из перьев. Вечно торчит на подоконнике и смотрит на меня со значением. Иногда даже стучит в окно, но я не открываю. А вдруг он чем-то болен? У нас тут не место для животных, тут хоть бы с людьми как-то разобраться.

— Я не вижу у него в клюве никаких веток, — сказала я. — Так что не считается.

Некоторое время мы провели в благословенной тишине, изредка нарушаемой похрапываниями Бориса.

Потом Любве заговорила.

— Ты тоже думаешь, что я сумасшедшая?

Вот же вопрос.

Любве была… Скажем, жизнь оказалась не особенно ласкова к ней: родители-психи, побег из нескольких подряд колоний для подростков, все сопутствующие уличной жизни прелести, которые не так трудно вообразить… Любве было не больше двадцати пяти, но она выглядела на сорок.

При таком вот раскладе не удивляет её навязчивая идея о том, что очередной клиент оказался маньяком и убил её. Не иначе как защитная реакция психики: когда ты уже мёртв, то тебе не сделают больно.

Опять же, если не считать этих идей, Любве была вполне приятным человеком. Как минимум, агрессии она в жизни не проявляла, да и во всём, что не касалось наших потусторонних сущностей, сохраняла здравомыслие.

— Я думаю, да. Но и примерно не настолько, как могла бы, — честно сказала я. — Ты со странностями, но кто из нас без них?

Любве покачала головой.

— И всё же… Думаешь, мы живы? И мои воспоминания — просто дурацкий сон?.. Потому что знаешь, я постоянно вижу его в тени этих улиц.

Это что-то новое.

— Кого?

— Того, кто меня убил. Он следит за мной, и только сюда ему нет хода. Думаешь, это безумие? Мания преследования?

Я повела плечами, чтобы разогнать набежавшие на спину мурашки.

— Не знаю, милая, — сказала я. — Если честно, скорее всего да. Но может быть и такое, что ты видишь просто больше, чем другие. Тут никогда не угадаешь.

Любве обняла свои колени.

— Давай так, — сказала она, — если я сумасшедшая, то всё в порядке. А если нет, то значит, ты и правда ангел. Защити тогда меня, пожалуйста. Хорошо?

— Хорошо, — ответила я тихо, а после подошла и провела ладонью по её голове. — Если я ангел, то, когда этот убийца снова появится, позови меня, и я приду тебя защитить.

— Позову. А как тебя-ангела зовут? Должна же я знать, чтобы точно позвать!

Я моргнула.

Как меня зовут?.. Почему я так растерялась от этого вопроса? Совсем уже в маразм впала. Надо срочно сказать, это ведь важно!

— Атиен, — ответила я. — Позови ангела Атиен, и я приду.

Она улыбнулась и сказала:

— Спасибо.

И тогда у меня на языке почему-то стало горько, как от ненавидимого в детстве лекарства.

Дурацкая ситуация. Пора заканчивать с этой уборкой… Я развернулась, чтобы уйти прочь.

— И кстати, — догнал меня голос Любве, — впусти голубя. С веткой или нет, но зачем-то же он прилетает к тебе? Нельзя же ни разу ему не открыть!

А, голубь… Вечно забываю про эту дурацкую птицу.

Кстати, почему забываю? Почему я забыла своё имя?..

Что вообще здесь происходит?!

Ладно.

Ладно.

Что мне на самом деле нужно, так это не забывать.

Влетев в каморку, которую принято считать моим вроде-как-кабинетом, я записала на доске: “Надо впустить голубя”

Надпись исчезла.

О, дерьмо.

Кажется, я просто сплю. Или схожу с ума.

Но всё же…

“Меня зовут Атиен”

Доска задымилась.

Буквы засияли, полыхая, вгрызаясь в белую поверхность, и я вдруг поняла, что не знаю языка, на котором сделана надпись. Не знаю — но знаю.

Просто отлично. Я всё же сошла с ума…

В окно постучали.

Я повернулась и увидела его, того самого голубя.

Он смотрел на меня так, что заболело сердце: нахохлившийся, усталый, с опалёнными крыльями, явно очень голодный…

Я впустила его — и в тот момент, когда он, радостно курлыча, сел мне на плечо, всё вспомнила.

*

То есть, на самом деле, не всё.

Прошлые жизни, ради которых всё закрутилось, пока что не вспомнились. С другой стороны, я знала совершенно точно, что стала ближе: если раньше воспоминания казались далёким миражом, то теперь они уже стояли за приоткрытой дверью, шумели на границе сознания — шёпотом, грохотом волн, силой забытых ветров и чувств. Кажется, нас разделяет хрупкое стекло, прикоснись и рухнет… Но слава Мастеру, я уже была не тем глупым созданием, которое вполуха слушало объяснения Пророка на кухне. Потому не стала форсировать события, более того, одним жёстким волевым усилием оборвала этот потусторонний шум: ещё рано.

То, что придёт, должно прийти само.

Мысли, как и ощущение голубиных перьев под пальцами, сделали кульбит, вернув к воспоминаниям.

Пророк… Шаакси… Я слегка поморщилась, вспомнив. Как стыдно теперь за всё, что им наговорила! Они ведь буквально пытались поставить мне мозги на место, а я не слышала ничего, кроме того, что хотела слышать! Как бы я хотела вернуться к этим разговорам здесь, сейчас… Но это, наверное, тоже часть взросления. Подозреваю, что настоящие проблемы у тех, кто считает, что кругом, во всём и всегда был прав…

Я осторожно погладила голубя, призывая целительную силу. Сомневалась, что получится, но на удивление всё оказалось в разы легче, чем раньше было. Как будто у меня изменился ранг и стало намного больше сил. Хотя это, конечно, невозможно. Ангелов ведь не повышают за падение, верно?

С другой стороны, пора уже признать: нихрена я всё это время не знала об ангелах. Так, притворялась оным, натягивая парадные обличья, и охотилась на каких-то демонологических отщепенцев. Что, конечно, тоже дело, которым кто-то должен заниматься… Но желательно при этом хоть что-то знать о мире, в котором живёшь! Точнее, о мирах. Но прав был Шакс: то, что рассказывают юным ангелам — это не то что не вся правда о нашей работе, но даже не сотая часть её…

Я почувствовала его приближение и напряглась. Крылья материализовались сами собой, разметав в стороны письменные принадлежности. Кажется, или они стали больше? Впрочем, это сейчас тоже не актуально.

Он вошёл.

Раньше, пожалуй, я бы бросилась на него сразу.

Раньше, как упоминалось, я была той ещё дурой.

— Поздравляю, коллега, — сказал он чуть насмешливо.

— Благодарю, падре, — ответила я в тон.

Несколько мгновений мы рассматривали друг друга, пытаясь определиться, как себя теперь вести. Потом он тоже распахнул крылья — широченные, всё ещё прекрасные не лишённые небесной силы, несмотря на припорошивший их пепел.

Вот уж, как говорится, вместо тысячи слов. Теперь-то мне точно не надо объяснять, чего стоит сохранить такие крылья — здесь.

— Если ты не собираешься на меня нападать, предлагаю выпить кофе на крыше. И поговорить, как положено нормальным цивилизованным нам.

Я помедлила.

С точки зрения внушаемой мне всю жизнь логики получалось, что прямо сейчас надо воспротивиться искушению и гордо отказаться.

Но с точки зрения новой логики получалось: дурой буду, если откажусь.

Последнюю мысль я и озвучила.

— Вот и хорошо, — усмехнулся он. — Значит, полетели.

*

На высоте стало понятно, почему всё это время здесь меня заставляли так спешить, не останавливаясь и не оглядываясь: таким образом, поглощая время и внимание жертвы, ловушка защищает сама себя. Всё же, если присматриваться к этому миру неспешно и внимательно, становится понятно, что никакая это не реальность. Фрагменты вроде-бы-нормального тут смешиваются с движущимися не так тенями, тусклым, будто скрытым за стеклом небом (хотя почему будто, отражение же!) и прочими такими несоответствиями, словно всё вокруг — просто декорация. Интересно, не сюда ли выбрасывает сознание некоторых людей, страдающих диссоциативными расстройствами? Это многое бы объяснило.

Впрочем, как там сказал Шакс?

— Четвёртое отражение, — пробормотала я. — Он же зазеркалье, он же пограничье, он же — грань снов и безумия…

— О да! — обрадовался падре. — Именно так. Рад, что ты помнишь. Честно говоря, я уже начал бояться, что вред слишком серьёзен, и ты не очнёшься. Это было бы обидно.

— Так уж обидно? Не переигрывайте, падре, право.

Он усмехнулся.

— Слабо верится, да? Но ты — первая за много лет, кто упал сюда добровольно. Не “условно добровольно”, наслушавшись глупостей, на спор или вследствие собственного идиотизма — такая пернатая молодёжь у нас тут то и дело объявляется. Но вполне понимая что делаешь и осознавая риски… За последние пятьсот лет ты одна из десяти. В эту же десятку, кстати, вхожу и я. Так что мы и правда ближе, чем ты думаешь.

Вот теперь он завладел моим вниманием в полной мере.

— Ты… ты добровольно спустился сюда? Стал демоном?

— Скажем, я сменил офис, — пожал он плечами. — Легион был в восторге — он обожает ангелов-перебежчиков, особенно моего ранга, — потому дал мне почти неограниченные перспективы. Демон ли я, вопрос дискуссионный. То есть, разумеется, почти все любимые коллеги, не считая моего бывшего шефа Рафаэля и незабвенной Сариэль, предвкушали моё путешествие в Бездну и всё, что эта самая Бездна со мной сделает; как ты понимаешь, вариант “полностью уничтожит” казался им и самым вероятным, и самым желанным. И я был готов к такому итогу, если честно. Но вот по факту как-то внезапно получилось, что взгляды высших ангелов несколько расходятся со взглядами Творца наших вероятностей. В частности, Мастер не стал карать меня, хотя я и был готов к такому исходу. Я так и сказал, стоя перед Престолами, что решился и, какой бы ни была кара, не сверну. Но всё, что пришло мне в ответ: "Иди и будь".

Я потрясённо покачала головой.

И хотела бы верить, что он лжёт, но не получается.

— Как ты понимаешь, для моих коллег ситуация получилась неловкой...

— Могу себе представить.

Он ухмыльнулся воспоминаниям.

— Да уж, думаю, можешь… Некоторые даже начали говорить, что Он просто был слишком занят, чтобы вникнуть, а крылья мне всё равно надо выдернуть, чтобы не повадно было. И сжечь меня в огне Четвёртой Бездны, просто во избежание. Вот сразу видно, что общество Железного Ангела — это заразно.

Я слегка поморщилась.

— Варифиэль не так плох, — хотела бы я, чтобы это прозвучало уверенее. — Его методы иногда излишни, но кто-то же должен карать…

— Варифиэль — мерзость, по сравнению с которой демоны курят в сторонке. Грязь, которая разрушила ангелов, испачкала их, въелась в них. Как будто ржавчина, не оседая на его крыльях, переползает на всё вокруг, как будто кровь, не оставляющая на железе его перьев следа, пачкает всех, кто рядом. Кто-то должен карать, говоришь ты? Я говорю, что карателей в этом мире и так предостаточно. Карать — это вообще не ангельская работа, если уж на то пошло.

— Пророк говорил то же самое, — и тогда это показалось кощунством.

А теперь я уже не так уверена.

— И он знал, о чём говорил. Ты просто не была знакома с Варифиэлем, потому и не понимаешь.

Да. Неловкая ситуация.

Я мысленно прикинула, как если что буду отбиваться, осторожно прикрыла голубя крылом и сказала:

— Вообще-то Варифиэль — мой наставник и начальник, именно он сделал меня ангелом.

К моему счастью, бросаться на меня падре не стал. Он посидел несколько мгновений, рассматривая меня, как невероятную диковинку, а потом рассмеялся.

— Поистине неисповедимы пути Твои, — пробормотал он, — а чувство юмора и того хуже. Всякий раз, когда я об этом забываю, Ты находишь способ напомнить. Но в этот раз, честно, это даже немного чересчур. Я поклялся Тебе тогда, и вот. Ангел, прошедший моё испытание — выкормыш Варифиэля. Я даже не знаю, смеяться мне или плакать!

Впрочем, падре явно сделал выбор в сторону “смеяться”. За что я была ему, если откровенно, премного благодарна.

— Ладно, это действительно смешно, — резюмировал он, чуть успокоившись. — Но вместе с тем… Атиен, верно?

Я медленно кивнула.

— Скажи, твой начальник в курсе, где ты и чем занимаешься?

Я вспомнила улетевшее с ветром перо.

Сейчас, оглядываясь назад, я не стала бы отправлять начальству весть, пока не разберусь в происходящем сама — но то сейчас.

— Не то чтобы я его предупреждала, но перед тем, как отправиться сюда, послала весть. Как другу.

Падре покачал головой:

— Как другу… Послушай, ребёнок, ты не обязана мне верить, об этом я и не прошу. Но не верь и Варифиэлю — ни слову, ни жесту, ни взгляду. Для него ты теперь стала падшей, раз пересекла формальные границы отражений. Но даже не в этом проблема.

— А в чём?

— В том, что я не верю, что он просто так приблизил бы к себе кого-то вроде тебя. Поверь, до моего падения мы работали с ним не раз. И были злейшими врагами. Собственно, он сделал всё, чтобы я пал и был за это наказан. И чуть не спятил от ярости, когда я даже не был лишён крыльев: Ваф надеялся покарать отступника собственными руками. Он, знаешь ли, обожает отрезать чужие крылья. такое у него маленькое хобби.

Я осторожно провернула чашку с кофе в руках.

— Скажи, можно ли спросить тебя о подробностях падения? Почему ты принял именно такое решение? И что такое этот приют на самом деле? Расскажи то, чем готов поделиться. Я… хочу понять.