Брак без выхода. Мне не нужна умная жена

«Змея»

Лили

Мне нравится высокие своды у зданий. Так кажется, что, даже если люди вокруг душат, у тебя все еще есть пространство, куда ты можешь сбежать. Даже если ты не можешь, мечтать-то все равно можно?

Я разглядываю стеклянную крышу атриума в одной из самых дорогих гостиниц Москвы и мечтаю. Мечтаю, что припорошенный снегом свод совсем не крышка гроба, которую хрен откроешь, даже если Геракл — это твой настоящий отец, а Зевс, следовательно, дед. Сегодня меня все душит особенно сильно, поэтому на ум приходят исключительно фентезийные метафоры. Малик крепко прижимает к себе и таскает по шикарно обустроенному залу с официантами в белых смокингах. Их красные бабочки похожи на капли крови на снегу, а золотые вставки в интерьере — на безоговорочный, смертный приговор.

Его пальцы жгут мою кожу через тонкую ткань платья.

Невыносимо жарко.

Пару раз я делаю особенно глубокие вдохи, обдуваю себя ладонью, но стараюсь не показывать, как мне на самом деле хочется быть где угодно, но не рядом с мужем. Дежурная улыбка спасает. В этом мире она вообще всегда спасает. Улыбаемся и машем, как говорит пингвин из моего любимого мультика, улыбаемся и машем. Единственный положительный момент, который я для себя стараюсь продвинуть на первое место — это наблюдение. Сбор информации, когда ты находишь в ситуации вроде моей — вот он залог настоящего успеха. Конечно, едва ли кто-то в этом мире может оказаться в моей ситуации…ну, да ладно. Хочется верить, что я не первая и не последняя идиотка на этой земле, которая поверила в воздушные замки собственного сооружения. Так хотя бы не кажется, что ты одинока и живешь на огромной льдине в океане из разочарования и боли. Странно, но факт. Когда ты представляешь себе других женщин, которые, как и я, поверили не тем мужчинам, действительно становится лучше.

Итак. Это снова не так важно, а вот мои замечания, которые я ставлю в длинном списке под названием «наконец-то-она-открыла-свои-гребаные-глаза», напротив. Вот что должно стоять во главе угла, ведь как? Это закон жизни: всегда есть кто-то, кто красивее тебя, умнее, острее. Всегда! А значит, есть кто-то сильнее тебя. Пока я не знаю, что мне делать с этой информацией и как ее использовать, но согласитесь. Знать лучше, чем и дальше болтаться где-то в совершенно другой вселенной. Поэтому я стараюсь найти ответы на свои вопросы, но…к превеликому сожалению получаю жирный хер. То есть, кукиш с маслом, само собой. Если отбросить эмоции в сторону и мыслить исключительно адекватными критериями.

Я пытаюсь, но злюсь все сильнее. Получается откровенно плохо, когда с каждым, новым «богатым и влиятельным», в первую секунду нашего появления, я замечаю неподдельную эмоцию, которую нельзя сыграть: и это страх.

О да! Они просто в ужасе…

Когда смотрят на Малика, сжимаются, скукоживаются, и я себе не придумываю! Что самое обидное…кажется, я вышла замуж за самого настоящего Влада Цепеша, который держит в своем могучем кулаке всю элиту Москвы!

И это приводит меня к отчаянию…

Бессильному, жгучему и больному.

К сожалению, слова Малика — это, похоже, не просто выстрел в небо. Я не больная; не истеричка; не психопатка. Я вижу, как его боятся, а значит, стоит мне только заикнуться о помощи, как меня тут же сдадут. Тут же! Никто не хочет мараться о чужие проблемы, и это очередная «роскошная» правда жизни. Возможно, в мире вне этих стен как-то иначе складывается, но в мире больших денег? Они все драконы, которые будут сидеть на своей золотой куче и греть ее уродливым брюхом.

Кто захочет поставить свое состояние под вопрос? Кто откажется от сытой жизни? А главное…ради чего? Из-за меня? Ха!

У меня достаточно провокационное платье. Я не знаю, почему мне пришло в голову напялить именно его? Точно не ради Малика. Чтобы побесить? Возможно. Чтобы показать, что я, как жена, так себе вариант? Тоже может быть. Конечно, он никогда не запрещал мне носить любые наряды, даже провокационные, но…быть может, сейчас что-то поменялось бы?

Нет.

Он не сказал мне ни слова, кроме комплимента; и на меня по-прежнему никто не смотрит слишком долго. Не потому, что тут не на что посмотреть. Нет. Просто его уважают гораздо сильнее, чем мои сиськи могут кого-то привлечь.

Печально.

Допиваю бокал с шампанским и ставлю его на серебряный поднос, а потом аккуратно прошу воду. Похоже, я так давно не пила, что меня здорово ведет.

Я горю.

И задыхаюсь.

Черт возьми! Может быть, не стоило ничего вообще пить? Зачем я это сделала?! Хотела же послушать, а по итогу не могу ни слова разобрать. Сердцебиение шкалит, тело продолжает нагреваться.

Я покрываюсь мурашками.

Делаю глубокий вдох, прижимая влажную ладонь к груди. Одна из жен партнеров моего благоверного замечает, что что-то не так.

А что-то не так?

Черт, да!

- Лили, с вами все в порядке?

Пару раз моргаю. Молчу слишком долго, потому что до меня и доходит долго! Боже…

Чувствую на себе пристальный взгляд мужа, но бросаю на него лишь короткий в ответ и мотаю головой со слабой улыбкой вкупе.

- Нет, все хорошо.

И могла бы сказать, да только не хватает мне еще больше претензий и мозго— простите — ебства.

Я уже все послушала, поняла и приняла. Щеголяй. А я тут рядом постою и просто пережду.

Господи, как же жарко!

Чуть отодвигаю лиф в сторону, а от прохлады на груди хочется закатить глаза. Внезапно меня обдает жестким возбуждением.

Соски напрягаются и трутся о ткань.

Я дышу все чаще и чуть сильнее сжимаю ноги.

- Лили? - тихо зовет меня Малик.

Снова смотрю на него, но на этот раз не могу оторвать взгляда. Какой же он, сука, красивый…жестокий ублюдок. Привлекательный до дрожи ублюдок, которого я ненавижу! Но так дико хочу…

Щеки заливает румянец из-за неизбежных картинок перед глазами, которые в основном находятся в горизонтальной плоскости. На обязательно черных, шелковых простынях…

Боже! Я буквально ощущаю, как его член проникает в меня, а стенки влагалища приятно растягиваются, принимая всю его длину.

Сошла с ума?!

Что я делаю?

Сильно сжимаю ткань своего платья на разрезе. Меня кроет. Больше всего на свете я хочу запихнуть руку в трусики и кончить. Кажется, кроме этого меня вообще ничего не волнует…

Неожиданно Малик перехватывает меня за подбородок, резко дергает, направляя лицо к свету, а потом долго вглядывается в глаза.

Слишком долго.

Но он касается…и по телу от его рук исходят длинные, глубокие вибрации. Я прикрываю глаза, но он рычит.

- На меня смотри!

Мне нравится, когда он рычит. Мне нравится, когда он приказывает. Я хочу опуститься на колени прямо в этом зале, а другие пусть смотрят. И завидуют.

Чуть поворачиваю голову в сторону и прикусываю его большой палец, а потом медленно сгибаю ноги, чтобы притворить свою дикую фантазию в жизнь…

Малик

Смотрю на своего ангела и охуеваю. Ее зрачки больше ее глаз, притом что глаза у нее как обалденно огроменные блюдца.

Какого черта?!

Не скрою, что когда ее мягкие губы обхватывают фалангу моего пальца — это как выстрел в упор, но я уже все понимаю. Все, сука, понимаю. Поэтому готов. Лили начинает опускаться на колени, ее движения хаотичные, дерганые и очень типичные для человека под гребаной наркотой!

Хватаю ее за талию и жму к себе со всей силы, а потом поворачиваю голову на наших невольных зрителей. Они не посмеют ничего сказать, не посмеют усмехнуться. Не посмеют открыть свои пасти! Даже между собой. Я знаю, что они сделают вид, будто бы ничего не видели, но все равно. Держу марку и киваю.

- Простите. Моей жене достаточно всего лишь одного бокала шампанского, чтобы ее чувства вырвались наружу.

- Понимаем, - тактично кивает в ответ седоволосый Григорий, а потом бросает взгляд на свою супругу, - Дело молодое. Второй медовый месяц.

Ага, блядь, конечно.

Скупо прощаюсь, разворачиваюсь и тащу Лили на выход. По моим прикидкам осталось совсем немного времени, пока остаток ее разума не утонет в приходе такой силы, что даже мне не хватит власти ее удержать. Для полного счастья не хватает только ловить ее по всему залу. На потеху публике.

Мы выходим на улицу быстро. Прямо под падающий с неба снег, который крупными хлопьями ложится на ступени, на мои плечи, на ее светлые волосы. Я стараюсь натянуть на нее шубу, потому что, сука, холодно! Но она сопротивляется…

- Нет, не надо. Так жарко. Господи, как мне жарко…

Сука! Блядь! Все планы коту под хвост. Я еле сдерживаюсь, чтобы кого-нибудь не убить. Еще хочется орать благим матом, но, конечно же, я не делаю ни то, ни другое.

Лили жмется ко мне, трется, как бешеная кошка — выдержке пиздец. Закатываю глаза, потом разворачиваюсь и быстро нахожу нашу машину. Подхватил бы на руки! Но это привлечет еще больше внимания, которого итак уже чересчур много. Ей еще среди этих людей существовать; не хочу, чтобы завтра, когда ее откатит обратно в холод, Лили было слишком стыдно смотреть им в глаза.

Блядь. Блядь. Блядь.

Сука! Блядь!

Ее плохо слушаются собственные ноги. Каблуки то и дело грозятся разъехаться в стороны, а еще она так сладко хнычет.

Меня кроет сильнее.

Я обо всем напрочь забываю и вижу только цель. Никаких препятствий. Но неожиданно одно из них вырастает прямо напротив.

- Есть минутка?

Одариваю наглого блондина самым убийственным взглядом из своего арсенала, а он улыбается. Мерзко. Так, что хочется проехаться по морде кулаком.

- Не видишь? Я занят! С дороги!

Делаю шаг в сторону, но меня останавливает рука, которая так же неожиданно, как его появление, ложится на мое плечо.

- А я думаю, что вам стоит уделить мне минутку, господин Амоев.

Медленно опускаю взгляд на его пятерню, а потом цежу еле слышно.

- Руку убрал от меня.

Он хмыкает и вдруг повышает голос так, чтобы привлечь к нашему зажигательному трио больше внимания. Еще больше внимания! Как все не вовремя, твою мать…

- Меня зовут Орехов Анатолий Андреевич. Я — следователь по особо важным делам, а вы, господин Амоев, преступник и мразь.

Ярость моментально окатывает с головы до ног. Лили начинает сползать ниже, за чем Орехов наблюдает не без удовольствия. Насмехается, сука.

- Неужели, к внушительному списку ваших грехов можно добавить спаивание малолетних?

- Рот свой зарой, пес!

- О, простите…

- Ты при исполнении?

Молчит. Я хмыкаю.

- Очевидно, что нет, раз ты смеешь бросаться такими громкими обвинениями.

- Я говорю правду, которую все в этом городе знают.

- Знают… - пробую слова на вкус, потом коротко и криво насмехаюсь уже над ним, - Я тоже могу знать, что в соседнем доме живет тетя Люся, которая финансирует террористическую группу. Это является доказательством?

- Вы мастак выкручиваться…

- Я задал тебе вопрос, псина подзаборная. У тебя есть доказательства?! Или ты пришел сюда…а зачем, кстати?

- Хотел лично представиться. Чтобы ты, Амоев, в лицо знал того, кто тебя посадит.

- Интересно. Я охуеть как напуган, очень заметно? Надеюсь, что да. А теперь свали с моей дороги, если ты закончил пытаться влезть мне на плечи и орать о том, что ты здесь высокий.

Орехов открывает рот, но Лили издает утробный стон, и это провал по всем фронтам, конечно. Мозг воспален до предела, в штанах ахтунг полнейший. Толкаю дрыща так сильно, что он непременно свалился бы с этой проклятой лестницы и сломал себе шею, если бы стоял на пару ступенек повыше. Его спас исключительно тот факт, что мы почти у земли, хотя спасает лишь от фатального развития событий. Орехов валится на землю в снег, я подтягиваю Лили к груди и тащу к внедорожнику на световой скорости.

В спину летит:

- А девушка вообще хочет с тобой ехать? Или…

Блядь, просто завались. Завались!

Отключаюсь от окружающего мира, пихаю жену на заднее сидение и прыгаю следом.

Надо убираться отсюда, как можно быстрее. Я хочу трахаться. Даже не так. Я дико хочу ебаться! И это ближе к истине, так что сейчас меня может запросто перемкнуть, и завтра все газеты Москвы напишут о том, как лихо я избил молодого, наглого служителя гребаного закона. А может быть, и того хуже.

***

Всю дорогу до дома Лили не дает мне покоя. Она пытается раздеться, пытается раздеть меня, стонет, трется. Твою мать! Как кошка во время течки. Орет дурниной, извивается змеей.

У меня по выдержке совсем все плохо. Я злюсь просто дико, сжимая ее в своих руках. Еще одна секунда, и мне станет плевать совершенно на все! Вот, твою мать, абсолютно на все! Я разложу ее прямо на заднем сидении своего джипа, на глазах у водителя, который, конечно, сделает вид, будто ничего не было, но блядь! Мне это нужно? Нет.

В какой-то момент я окончательно теряю терпение. Лили изворачивается, залезает на меня сверху, но так как ее кроет нормально, все это выглядит странно. Точнее, совсем неловко. Она попадает на мое бедро, начинает ерзать на нем и оставляет на черной ткани моих брюк следы своего возбуждения.

Это финиш.

Она настолько мокрая, что я уверен, что если я сейчас засуну руку ей под юбку, ее бедра будут влажными. Это плохо. Это очень-очень плохо, потому что правда в том, что разлука — полная хуета. Нет никакого успокоения в разлуке. Нет никакого охлаждения чувств. Нет никакого «притормози». Я будто подсел только сильнее, у меня внутренности сводит в капкан, когда я смотрю на нее. Поэтому я ее вернул. Может быть, не надо было. Точнее, определенно не надо было, но вместо работы, я думаю только о Лили. Это плохо сказывается на показателях, и все идет по одному, хорошо известному месту.

Я все-таки сделал это. Я допустил ошибку, и теперь мне гореть в аду, но…главное сейчас, не упасть еще ниже. Поэтому я разворачиваю своего ангела спиной, наспех достаю ремень из петель своих брюк и стягиваю ее руки жестким жгутом. Так и тянет надавать ей по заднице, отодвинуть юбку хочу еще больше.

Я ее хочу.

И это болезнь.

Для меня — это абсолютная дорога в абсолютное никуда.

Сука…

Когда я вижу очертания нашего дома, почти вздыхаю с облегчением, а когда машина останавливается перед главным входом — выскакиваю на улицу, как ошпаренный. Тащу Лили следом. Здесь уже некого стесняться. Я закидываю ее на плечо и чеканю шаг сначала до прихожей, потом до лестницы, потом до спальни. Лили зычно стонет. Как гребаная сирена проходится по моим рецепторам, зовет и манит.

Я кидаю ее на постель и разворачиваюсь, чтобы сбежать подальше. Я должен сбежать. Я себя не контролирую, да и потом. У меня есть вопросы…

- Элен ко мне! Сейчас!

Рычу Алику, он кивает и сразу же разворачивается, чтобы пойти вниз. Конечно, она там. Сука такая.

Выношу дверь своего кабинета с ноги. Член воет. Рвется наружу.

Я хочу вернуться в свою спальню. Держусь на одной силе воли. Потому что есть вопросики. Интересные, сука, загадочные.

Во-про-си-ки.

Прикрываю глаза.

Дыши, твою мать! Дыши.

А сложно. Мне внутри все сдавило, органы в агонии. Весь мозг стекает в ширинку, как бы тупо это ни звучало.

Как же я ее хочу. До дрожи в гребаных пальцах. До адской боли в костях. До пульса, бьющего в мозжечок.

Я даже не слышу, как в кабинет заходят. Только когда моего плеча касается тоненькая ручка, прихожу в себя. Резко поворачиваюсь и сразу натыкаюсь на эти блядские, ярко-зеленые глаза и соблазнительную улыбочку на пухлых губках.

- Ты меня звал? - воркует Элен.

Тварь.

- Руки от меня убери, - низко рычу в ответ, и она, конечно же, соглашается.

Выставляет раскрытые ладони, издает смешок и делает шаг назад, а потом вскидывает тонкую бровь.

- Что-то случилось?

- Ты мне расскажи, Элен. Почему моя жена под наркотой?!

Элен молчит пару долгих мгновений, как вдруг издает смешок. Он проходится наждачкой по моим нервам, и это не то, что я хочу услышать. Далеко не то…

- Она приняла наркоту?

- Элен, я не то чтобы настроен шутки шутить сейчас.

Жеманно улыбнувшись, сучка жмет плечами и подходит к моему столу. Я чувствую запах ее духов, тепло ее тела. Смотрю, как медленно она проводит пальчиком по моим вещам. Слушаю ее голос, похожий на гребаную патоку…

- Я не слежу за твоим ангелом, родной. Откуда мне знать? Может быть, она хотела тебе насолить и…

Сука! Как же меня бесит, когда кто-то думает, что у меня есть чувство юмора. Особенно, твою мать, в такой ситуации!

Ее бесполезный треп я прерываю резко. Не люблю так поступать, но в некоторых ситуациях такова уродливая необходимость моего мира.

Замахиваюсь и даю ей сильную, оглушающий пощечину, от которой Элен падает на диван. Чувствую ли я вину? Нет. Чувствую ли удовлетворение? Тоже не совсем. Мне не нравится бить женщин — это правда; но когда женщина переходит все границы и перестает быть женщиной, а становится угрозой? Тогда, сука, да. Я испытываю удовлетворение.

Смотрю на нее холодно и безучастно. Как она хватается за моментально вспыхнувшую щеку, как поднимает на меня ошалевший взгляд, как задерживает дыхание. Замечательно. Мы вспомнили, кто перед ней.

Медленно наклоняюсь и шепчу тихо, хотя взглядом почти препарирую каждый гребаный миллиметр ее тела.

- Ты считаешь меня конченым мудаком или где вообще?! Или ты думаешь, что я не узнаю твой почерк?! Родная, тебя не просто так прозвали Черной мамбой, забыла?

- И я, по-твоему, дала бы ей отраву? - сбито шепчет она, - Если я знаю, что ты обо мне знаешь?! Это самоубийство!

Нет, сука. Не помогло.

Хватаю ее за шею и резко дергаю на себя так, что наши лица почти соприкасаются.

- Послушай меня очень внимательно, Элен. Либо ты перестаешь мне врать СЕЙЧАС, СУКА! Либо ты пожалеешь! Я привлек тебя в этому делу, но не стоит забывать, что ты не единственная, кто может сделать то, что мне нужно. Ты не единственная! Я могу тебя заменить, и сверху, будь уверена, одобрят все мои действия!

- А она единственная, значит?

Сжимаю пальцы сильнее и снова падаю до угрожающего шепота.

- Ты забываешься. Ты охуеть как забываешься, малышка. Я отдаю тебе прямой приказ! Помнишь, что бывает за неподчинение прямым приказам?!

Она заметно сглатывает, и я чуть ослабляю хватку.

- Помнишь. Поэтому я попробую еще раз. По-хорошему. В память о нашем прошлом. Что. Ты. Дала. Моей. Жене. А главное — как?

- Возбудитель, - шепчет она в ответ, - Обычный наркотик возбуждения. Ничего с ней не будет, последствия минимальны.

- Отлично, мы начинаем соображать. Как?

- Нянька.

- Что «нянька»?

- Она по тебе текла, была уверена, что у нее почти получилось тебя соблазнить. Это было просто. Твой ангел сам себе яму выкопал, когда решил показать свой гонор. Опять!

- Ты понимаешь, что подписала няньке смертный приговор?

- Мне по хер.

- Замечательно. Значит, сама его и исполнишь.

Отпускаю ее, и Элен валится на пол, успев лишь в последний момент подставить руки, чтобы не разбить себе лицо о паркетную доску. Я смотрю на нее с отвращением, вытирая руки о костюмную ткань.

- А теперь заруби себе на носу, малыш. Ты не подходишь к моей жене, не обращаешься к ней и даже не смотришь. Увижу или узнаю — я тебя к стене прикую, а потом буду пытать, пока мне не станет скучно. И ты, сука, будешь молить о смерти. Все ясно?

Она кивает пару раз и тихо всхлипывает. На моих губах в ответ только кривая насмешка.

- Не надо актерствовать. Я прекрасно знаю, что на слезы ты неспособна.

- Откуда тебе знать? - тихо шепчет, а потом поднимает на меня красные глаза, - Ты ее любишь.

Пошла ты на хер! Не собираюсь даже время тратить на этот бред. Иду к двери, но в спину летит тихое и хриплое.

- Ты ее любишь! А говорил, что она просто хорошая ширма. Но это не так! Не так!

Сжимаю круглую ручку до боли, не поворачиваюсь. Цежу сквозь зубы.

- Не знаю, с какого хуя ты решила, что я буду перед тобой отчитываться.

- Просто признай!

Сука! Нет, сегодня все бабы в моей жизни решили довести до белого каления. Резко оборачиваюсь и ору.

- Кто ты такая, чтобы я перед тобой отчитывался?! КТО, БЛЯДЬ?!

Элен вздрагиваю, опускает глаза, а потом издает смешок.

- Я — твой потенциальный союзник, но ты проебываешься. Из-за нее. И будешь отрицать дальше?

Возьми себя в руки, придурок!

Шумно выдыхаю, прикрываю глаза и шепчу.

- От этого союза ты тоже многое получаешь, малыш. Так что не забывай свое место, а главное — кто здесь главный.

Резко выхожу и хлопаю дверью так сильно, что, наверно, это слышно на другом конце Москвы. Орехов бы сейчас тоже посмеялся, конечно…

Плевать.

Надо спуститься в спортзал и скинуть напряжение. Надо валить подальше. Никто не должен видеть меня таким разболтанным, ведь она права. Я проебываюсь по-крупному. Но…

Смотрю на дверь нашей спальни и не могу сделать шага в сторону.

Плевать троекратно. Я в минусе при любых раскладах, и раз гореть мне в огне…

Чеканю шаг до двери, решительно открываю ее и захожу внутрь. Лили на черных простынях выглядит так, как выглядит во всех моих фантазиях. И это того стоит. Все круги ада того стоят: ее на моих простынях…