Брак без выхода. Мне не нужна умная жена

«Слишком много боли»

Лили

Я просыпаюсь в пять утра. В комнате холодно и темно. Постель большая и…я здесь одна. Ежусь, а сердце часто-часто бьется в груди.

Мне приснился плохой сон.

Это очевидно. Я знала, что так будет, ведь так всегда бывает в этот день. Мне всегда снятся плохие сны, а если честно, то плохие воспоминания. Тяжелые, густые и удушающие. Я всегда тону в них и мне так нужен якорь…

Сажусь, тру глаза, которые на мгновение прикрываю, а потом встаю. Накинув тонкий халатик на плечи, выхожу из комнаты и смотрю перед собой. Я поклялась, что никогда больше не зайду в ту комнату, но сейчас…сейчас все клятвы теряются между днем и ночью. В этот момент, когда ты как будто бы посередине: за окном все еще темно, воет метель, тлеет тоска.

Мне просто это нужно.

Мой якорь…

Захожу в его кабинет без стука. Знала, что найду его здесь, и так оно получается. Малик сидит в своем огромном кресле, что-то читает на белых листах, но как только я открываю дверь, вскидывает взгляд.

Я молча смотрю на него в ответ. По коже ползут мурашки, воспоминания врываются в меня острыми, жгучими пулями. Сначала те, плохие из снов. Потом другие плохие…из недавней реальности. Я будто бы снова вижу его и ее, отвратительную, красную помаду…

Нет. Не хочу об этом думать.

Мне это нужно, а если я буду думать, то не смогу. Я просто не смогу и тогда не знаю, что буду делать. Мне это нужно, почти как нужно дышать…

Жмурюсь, выдыхаю шумно и тихонько захожу внутрь, закрыв за собой дверь.

Малик молчит. Он не сводит с меня глаз. Между бровей залегла небольшая морщинка. Ему идут очки. Когда он читает, иногда он их надевает, и они ему чертовски идут…

Я обхожу стол, он поворачивается ко мне. Одет в серые спортивки. Я разглядываю его широкую грудь, темные волосы на ней, которые на ощупь, как шелк…Это дикость, и я не имею права нуждаться в нем, но я нуждаюсь…

Делаю шаг, касаюсь его кожи, по которой сразу идут мурашки. Не улыбаюсь. Всегда улыбалась, а сейчас не улыбаюсь…у меня на сердце ноющая тоска и боль.

Скоро это все закончится. Я пока не знаю как, но это кончится, и мы больше никогда не увидимся. Если повезет. Я тебя не прощаю, я ни о чем не забываю, но мне это нужно. Ты нужен. Мой якорь…

Забираюсь к нему на колени, а потом снимаю очки. Они ему идут, но я хочу видеть эти глаза, которые похожи на сочный, густой лес. Провожу пальчиками по его щетине, а потом тянусь и целую. Малик отвечает мне не сразу, но когда делает это, то делает так, как нужно. Забирая на себя мою боль…

Я растворяюсь.

Издаю тихий стон, когда он стягивает с меня халатик, издаю второй, когда его губы касаются кожи. Он ее зубами слегка задевает, и это уже ток. Первые вибрации.

Это неправильно; я не должна, но я делаю. Потому что мне это очень нужно…просто зацепиться за что-то, чтобы не утонуть. Неважно, что было между нами. На этот короткий миг, мне неважно, что ты сделал. Просто будь тут.

Я люблю тебя, и просто будь тут ради меня ненадолго…как раньше.

Его ладони сжимают мою нагую грудь, и я выгибаюсь в спине, откинув голову назад, чтобы дать ему больше места быть собой.

Ты мне нужен.

Это пройдет, и я снова буду собой потом. А сейчас я та Лили, которой ты безумно нужен…

Малик резко встает, крепко держа меня за бедра, и я думаю, что сейчас он посадит меня на стол, а потом будет только моим…ну, наполовину. Когда я приду в себя, то начну себя ненавидеть, что сделала это там, где он разбил мое сердце…просто сейчас это не имеет значения.

Наверно.

Но он не сажает меня на стол. Малик отталкивает кресло ногой и несет меня на выход. По коридору. В спальню.

Мы ни о чем не говорим. В этом нет необходимости, но он со мной. Садится на кровать, раздевает бережно, целует нежно. Это до бесконечного больно, и за это я тоже буду его ненавидеть; себя ненавидеть. Просто не сейчас…

Он издает глухой стон, стягивая с себя спортивные брюки. Я подаюсь к нему бедрами, чтобы ощутить его. Мне нужен якорь. Маяк во тьме, и даже если он сам из себя концентрация тьмы — неважно.

Я ощущаю его каждой клеточкой своего тела.

Прикрываю глаза, обнимаю его за шею и медленно скольжу. Первая фрикция. Вторая. Малик меня не торопит. Он продолжает целовать, прижимает к себе, оставляя на моей коже свои отпечатки…

Еще одна фрикция.

Еще один поцелуй.

Мышцы внутри меня напрягаются и выдают ток.

Еще одна фрикция.

Еще один смертельный поцелуй.

А потом я взрываюсь, каясь его губ своими. О них разбиваются мои стоны, а потом…рыдания.

Я срываюсь в бездну и начинаю горько плакать. Цепляюсь за него до боли, прижимаюсь, уткнувшись в плечо. Рыдаю так горько, как только могу. Выпуская из себя все те эмоции, которые душат. Боль, обиду, страх, тоску…безумную тоску по тому, что было раньше…

Малик молчит.

Он не говорит ни одного слова, падает на подушки и просто гладит меня по волосам. Его сердце мерными, глухими ударами разносится по моему телу, а я все плачу…

Во мне слишком много боли, чтобы это кончилось быстро…

***

Я не думаю о том, что случилось между нами ночью. Когда просыпаюсь во второй раз, Малика снова нет рядом. На этот раз я об этом не жалею. Скорее всего, он никогда не спросит и не напомнит мне о том, что было сегодня ночью. Каким бы гандоном ни был мой благоверный, он никогда не станет тыкать тебя твоими слабостями, как нашкодившего котенка в его же беспорядок.

Он будет молчать. Сделает вид, что этого не было, как и я сделаю вид, что сегодня ночью не нуждалась в нем до дрожи где-то под сердцем.

Нет, я не позволю себе выходить за рамки. Встаю и иду одеваться. Выбираю черный, спортивный костюм, завязываю волосы в высокий хвост и киваю своему отражению.

Пора.

Покидая спальню, я думаю о многом. Сегодня у меня будет сложный день. Сегодня — годовщина маминой смерти. Я снова увижу ее могилу, а еще я увижу отца. Мы не общались с того момента, как он сказал, что продал меня, словно я — это абонемент в его гребаный спортзал. Да и зачем? Я бы и сегодня с ним не говорила, но избежать этого, увы, не смогу. Он будет ждать меня на месте, а потом мы поедем к нему, чтобы посмотреть старое видео и поужинать. Я бы предпочла вспороть себе горло тупым ножом, но снова. Увы. Выхода нет. Еще при жизни, мы дали маме слово, что не будем плакать на ее могиле, а будем смотреть старые видео и вспоминать о ней только хорошее. Еще мы дали слово, что никогда не потеряемся, конечно, но…думаю, если бы она узнала о том, что выкинул мой «папуля», она бы согласилась, что держать это обещание уже не имеет никакого смысла.

Он его нарушил первым.

Вздыхаю и поднимаю глаза, но тут же замираю. Мимо меня проходят люди Малика. Они мне улыбаются, здороваются, а я так и стою. Просто смотрю на них и не понимаю: что происходит?!

В руках у каждого коробки. Внутри книги Малика, у кого-то канцелярия, а у кого-то его компьютер. Что за…

- Доброе утро, Лилия Антоновна, - бросаю взгляд на Али, но сразу перевожу его обратно на странную процессию.

- Привет, а что…здесь происходит?

- А…это? Переезд.

- Переезд?

- Господин распорядился перенести его вещи в малую гостиную.

- Чем ему кабинет не угодил?

- Без понятия. Теперь он будет работать там, а эту комнату велел запечатать.

До меня доходит не сразу, но когда доходит, я издаю смешок. Ути-пути, какие жертвы квадратными метрами. Будто бы это что-то изменит…Действительно. Запечатал кабинет, и не было нихрена, да? Супер логика.

Закатываю глаза, закидываю рюкзак на одно плечо и сбегаю по лестнице вниз. Из столовой звучит звонкий смех моей девочки. Когда я захожу, она уже одета в красивое, голубое платье, и завтракает. А видит меня? Улыбается так открыто и светло, ручки тянет…

- Мамуля!

У меня сердце ускоряется. Я опускаю рюкзак, оставив его рядом с дверью, а сама иду к ней. Обнимаю, целую дочу, желаю ей доброго утра.

Малик за мной наблюдает. Не напрямую, конечно же. Он делает вид, что читает что-то в планшете, но я чувствую его взгляд нутром. Интересно, что он хочет спросить? Или чего ждет? Благодарностей за то, что намутил «переезд»? Ага, уже падаю на колени. Сука ты такая…

- Малыш, мама должна будет уехать, - ласково шепчу доче, вытирая ее пухлую щечку от каши, - Но я приеду скоро. Будь хорошей девочкой, хорошо?

Наша новая няня улыбается. Это женщина пятидесяти лет, с крепким пучком шоколадных волос и мудрыми, но добрыми глазами. Ее привел Малик. Видимо, выбирал специально такую, чтобы я снова не предъявила за любовницу под боком.

Издаю смешок и закатываю глаза. Дурость несусветная.

- Лариса Ивановна, проследите, пожалуйста, чтобы Надия сегодня обязательно съела овощи, хорошо?

- Конечно, Лилия Антоновна.

- Спасибо, - киваю и снова смотрю на свою малышку.

Мне очень сложно оставлять ее. Правда. Особенно в этом доме, где я…черт, хоть убей, но не чувствую себя в безопасности, а за нее? Боюсь безумно. Единственное, что меня хоть как-то успокаивает — это Малик, который будет рядом. Он же не даст ее в обиду, да?

- Ты же будешь дома? - спрашиваю у него, и как в доказательство тому, что у меня нет паранойи, Малик сразу откладывает планшет и кивает.

- Буду.

- Хорошо…

Киваю еще пару раз, улыбаюсь нежно дочке и убираю руку. Уходить от ребенка всегда сложно безумно! Только матери меня поймут, а на меня еще давят внезапно открывшиеся истины холодных стен особняка. Но мне надо уйти…мне надо. Вчера я кое-что придумала и…должна попытаться, чтобы больше никогда не бояться за малышку в собственном доме…

- Лили, подожди!

Малик окликает меня в прихожей, а сам спешит за мной. Закатываю глаза, но молчу. Спокойно застегиваю угги, потом тянусь к куртке. Он заходит в гардеробную как раз в момент, когда я снимаю ее с вешалки, забирает из моих рук и поднимает брови.

Ясно.

Играем в джентльмена. Что ж…

Не хочу спорить и тратить свои силы, поэтому поворачиваюсь и позволяю помочь себе одеться. Дальше мы замолкаем. Малик сжимает мои плечи, а я делаю вид, что ищу что-то важное в своей сумочке.

- С тобой все нормально? - наконец-то тихо спрашивает он, - Если ты не хочешь, то можешь…

- Не могу. Я поеду в любом случае.

Кивает пару раз, а потом упирается лбом мне в макушку и шепчет еще ниже.

- Мне жаль.

Чего ему жаль, я так и не рискну узнать, конечно же. Мне страшно. Банально страшно, что этот Дьявол скажет что-то такое, что снова начнет меня путать.

Он только и делает, что путает меня.

Я знаю, что должна совершить. Я знаю, как будет правильно. Но когда смотрю ему в глаза, больная душа снова придумывает, будто бы видит нежность…

- Необязательно было затевать переезд.

Издает смешок.

- Знаю.

- Хорошо, - освобождаюсь из его рук, подхватываю рюкзак и смотрю ему в глаза, - Это все равно ничего не поменяет. Нельзя стереть свое блядство, замуровав комнату.

Малик слегка улыбается и жмет плечами.

- Но можно попробовать не напоминать лишний раз.

- Ммм…ну, удачи.

Как ты собираешься вычеркнуть эти воспоминания из моих кошмаров, я не знаю. Вполне возможно, замуруешь мою душу?

Разворачиваюсь и выхожу из гардеробной. И как бы мне ни хотелось просто взять и выйти из дома, я бросаю взгляд на его людей в черном камуфляже. Они зубоскалят, шутят на своем языке, пока носят коробки.

И, черт меня дери, картинка отзывается в глупой душе, которой очень хотелось бы все исправить. Забыть. Замуровать и никогда не просыпаться ото сна под названием «Он меня любит»…в реальности у нее слишком много боли. Полагаю, так всегда бывает, когда грезы взрываются и острыми осколками вонзаются в нежную сердцевину этой самой души...