Будешь моей мамой?

Глава 14

Саша

В воскресенье у меня законный выходной: обычно мы ездили в Подольск, проверяли нашу квартиру. Адам мне хорошо платил, и я решила не сдавать ее: ремонт хоть и простой, но хороший и симпатичный. Зачем рисковать? Тимоша с радостью встречался с друзьями во дворе и рассказывал о своих приключениях. Ситуация в лагере выправилась, и теперь они с Сабиной ходили туда с удовольствием.

Сегодня мы отступили от привычного плана: сын останется под присмотром тети Розы, а я пойду на свидание. Богдан пригласил на ужин, а дальше по обстоятельствам.

Это первая встреча: никто не знал, подойдем ли мы друг другу хотя бы в качестве собеседников. Взрослые состоявшиеся люди: я много лет не знакомилась с мужчинами; а Богдан показался закаленным работой: она у него непростая, там люди жесткие. Я не уверена, что такой мужчина подходил мне именно как спутник. Но это первое свидание, и думать об этом рано. Секс для здоровья не рассматривала. Мне слишком сложно давалась близость без тяги к человеку. Адама я очень любила, доверяла и чувствовала себя с ним в безопасности. Олег казался простым и добрым, на меня смотрел с восхищением — приятно чувствовать искреннее внимание. Я очень злилась на него за отношение к Тимофею, но сейчас осознала, что, очевидно, он просто ощущал себя лишним. Олег не стал частью нашей семьи, и началась моральная агрессия.

Осмотрев себя в зеркало, осталась довольна проделанной работой. Волосы собрала в высокий гладкий хвост, хотела подчеркнуть открытое лицо, но не кокетничать. Для многих волосы женщины как знак: простоволосая — готовая к сближению; собранные волосы в пучок — явное динамо; хвост — золотая середина. Лайфхак от Саши Лисицыной, пользуйтесь. На лице не было тонны косметики — свежесть и естественность наше все. Прошло то время, когда в семнадцать лет я красила глаза синими тенями, а ресницы выводила до самых бровей! Сейчас я выглядела моложе, чем тогда, парадокс!

Платье не стала надевать, остановив выбор на легком комбинезоне свободного кроя и подпоясанного шнуром в цвет сумочки. Утонченно и по-летнему. Я научилась подбирать одежду чтобы даже за небольшие деньги выглядеть приятно глазу. Женщинам на генетическом уровне заложено быть красивыми, нравиться, любоваться отражением в зеркале.

Я вызвала такси к дому и отправилась вниз: сына поцеловать, с Сабиной попрощаться; тетю Розу поблагодарить, что за Тимой присмотрит, Адам тоже там….

— Мама, ты такая солнечная! — Тим с Сафаровым играл в приставку, а Саби на полу одевала кукол. Сын подпрыгнул, отбросил джойстик и подбежал ко мне. — Такая красивая, — погладил гладкий хвост.

Сабина тоже поднялась, но казалась грустной. Она протянула мне листик с вопросом:

Ты вернешься к нам?

Я удивилась. С чего такое впечатление?! Куда же я денусь, когда здесь мой сын, да и саму Сабинуя не бросила бы без веских на то причин.

— Конечно, — погладила кудряшки и встретилась с темными глазами Сафарова: оценивающий взгляд пробивал насквозь, в остальном — ледяное спокойствие. Ни одного саркастичного замечания, ни презрительной усмешки, ни попыток вывести из равновесия.

Наш контракт хорошо работал, особенно когда рядом дети. Правда, вчера мы его уже нарушали капитально. Можно в суд идти, только целовал не один Адам, я отвечала вполне охотно. Либо расходиться по соглашению сторон, либо забыть.

— Вы очень красивая, Александра, — комплимент ровный и без острой примеси эмоций в голосе, но глаза ревниво горели.

Ты была для меня особенной тогда…

Ты осталась особенной сейчас…

Конечно, мне хотелось верить, что между нами была не только ложь. Чувства, ласковые признания, единение тел и родство душ — это было правдой или миражом? Ведь я тоже обманула, сказав, что не любила, что выгоду искала в романе с ним. Возможно, Адам тоже в сердцах послал меня в ответ в том же духе. Да, он выбрал другую. Женился на девушке своей нации и религии — это ничего не изменит, обман и ложь без вариантов. Но… Хотелось верить, что я была чуть больше, чем девушка, с которой удобно. Что я билась в его сердце и затронула душу. Любил или нет — наверное, уже не важно, но его губы, нежность, страсть и желание подтвердили, что он ко мне испытывал что-то. Этого «чего-то» было мало, чтобы сделать меня своей навсегда, но больше, чем просто тело в тело.

— Ведите себя хорошо, — пожелала всем троим. Тетю Розу не нашла, наверное, отдыхает, тем более такси подъехало. Богдан предлагал заехать, но мне показалось, что это чересчур: цели вызвать ревность у Сафарова у меня не было, а с Богданом мы не так близки, точнее, вообще не знали друг друга, поэтому лучше повременить с совместными поездками.

Богдан ждал меня на набережной в Замоскворечье: панорамный ресторан с изумительном видом на Кремль, известную сталинскую высотку и яркие огни вечерней Москвы. И, конечно, реку. Вода успокаивала и снимала боль: она благо, ласка и забота. Тетя Роза рассказала, что малышка Саби долго даже в ванной не купалась, боялась, в обиходе был исключительно душ, но, слава богу, мать Адама закатала рукава и выправила ситуацию. Мне как простой девушке думалось, что если есть бабушки, зачем няня? Но Юлия Германовна активно работала и развивала бизнес, она уже не девочка, чтобы поспевать за активным маленьким ребенком 24/7. Она реально упахалась вчера. Давление поднялось, румянец на щеках нездоровый появился — оба Сафарова очень разволновались.

Она мне, кстати, понравилась, приятная женщина: никакого гонора, высокомерия, разделения на наших и ваших. Через две недели в их особняке пройдет юбилей — Булату Зелимхановичу шестьдесят пять стукнуло. Юлия Германовна попросила меня не только сопровождать ее внучку, но и обязательно взять Тимошу. Это как-то удивительно. Я сначала испугалась, что у нее возникли подозрения относительно родства, но отбросила эту мысль: она определенно не знала про наше прошлое с ее сыном. Ее супруг вел себя так, чтобы у нее даже подозрений не возникло — сомневаюсь, что он расскажет об этом: о ее нервах Булат Зелимханович пекся истинно. Мой сын на Адама не похож, поэтому — с чего вообще такое можно подумать?! Я просто рандомная няня. Все!

— Привет, — подошла к Богдану-майору, стоявшему у входа в ресторан и беседовавшему по телефону.

Он был ровно такой же, каким я его запомнила, только часы на запястье другие, менее строгие и явно более дорогие, а еще на нем была белая сорочка, расстегнутая на пару пуговиц. Сегодня Богдан был мужчиной, а не безликим майором.

— Зоя, — он повернулся ко мне и улыбнулся, — давай позже поговорим.

Женщина так громко кричала, что я услышала что-то про «девок и сына кинул». Ого, любопытно. Причем со знаком минус. У него кто-то есть? Жена? Бывшая?

Мы переписывались, и вроде бы намеков на спутницу жизни не было… Но некоторые умеют виртуозно лгать.

— Я сам решу со Степкой. Все, — и отключился. — Извини, Саша, — и осмотрел меня: — Ты просто супер! — комплимент мальчишеский, а взгляд мужской. Интересно, сколько ему лет? В диапазоне не больше сорока? А во сколько становятся «товарищем майором»?

— Спасибо, — я оставалась спокойной. Было время, когда комплименты от взрослых и состоявшихся мужчин заставляли смущаться и краснеть, но я и сама уже далеко не девочка. Мне кажется, я тоже состоялась. Как человек — это уж точно. Еще, хотелось верить, как медицинский работник и мама.

— Пойдем? — предложил руку, приглашая в ресторан. Мы поднялись на крышу, а хостес, сверившись с бронью, проводила к столику. Я не осматривала зал, а восхищенно наслаждалась открывавшимся видом на реку в лучах закатного солнца. — Я рад, что мы все-таки встретились.

— Я тоже, — взяла меню и принялась изучать позиции. Если честно, после смены деятельности мое финансовое положение серьезно поправилось, и даже если Богдан окажется пополамщиком, я смогу оплатить счет за нас обоих, даже с такими кусачими ценами. Что ни говори, а материальный достаток — это приятно. Теперь можно будет подумать о школе с физико-математическим уклоном для сына. В понедельник, кстати, нужно писать заявление по собственному: даже если через год (срок моего договора с Адамом) мои услуги больше не понадобятся, в больницу не вернусь. Уйду в бьюти-сферу на полный день: там получалось очень хорошо по деньгам. Еще есть план поступить на заочное педагогическое: кто знает, возможно, когда-нибудь открою центр для детей. Опыт с Сабиной показал, что, во-первых, могу, а, во-вторых, хочу. Мне понравилось работать с детками-дошкольниками. Мне всего тридцать: есть время исполнить мечту и не одну!

— Готовы сделать заказ? — официант вернулся вовремя, как-то разговор у нас не клеился.

— Да, — и Богдан посмотрел на меня, галантно уступая.

— Мне, пожалуйста, салат с узбекскими помидорами с авокадо в паназиатском стиле, — на ночь не любила наедаться, — и равиоли с белыми грибами.

— Что могу предложить из напитков?

— Вино? — Богдан-майор поинтересовался.

— Нет, — я в принципе холодно относилась к алкоголю, а в компании малознакомого мужчины — это вообще табу, — фруктовый чай. Благодарю.

Богдан как крупный, взрослый и явно голодный мужчина взял «первое, второе и компот», но пить тоже не стал.

— За рулем, — пояснил мне. — Саша, все нормально? — чуть нахмурился, когда я задумалась, глядя на крыши домов на другой стороне реки. Тоже заметил, что общение в реале шло туго?

— Богдан, — повернулась и вздохнула, — я немного слышала твой разговор. Если у тебя кто-то есть, то я считаю неприемлемым…

Он тихо рассмеялся, а я не поняла этой шутки, поэтому замолчала.

— А если это просто ужин двух друзей? Ведь не всегда мужчина и женщина — равно любовные отношения, — предположил Богдан.

— Но мы не друзья, — веско заметила. — Мы практически не знаем друг друга. Мне сложно представить мир, где мужчина приглашает женщину на свидание, — достала телефон и напомнила нашу переписку, — чтобы стать ей другом.

— То есть, женщина всегда идет на свидание за отношениями?

Я усмехнулась и тряхнула волосами. Все-таки увел беседу в иное русло. Ну ладно, хотя бы разговор «пошел», а после ужина я всегда могу уйти. Просто как-то не хотелось возвращаться домой засветло. К Адаму домой, естественно. Это его дом, я помнила.

— Если женщина соглашается на свидание с мужчиной — значит, она свободная и хочет узнать его получше. Первое свидание покажет. Но редко кто из женщин идет в ресторан вечером с мужчиной, чтобы найти себе товарища.

— Значит ли это, что ты свободна и рассматриваешь меня на роль возможного спутника? — поймал меня.

Нужен ли мне мужчина? Отношения? Брак? Отец моему сыну? Добытчик? Защитник? Да. Я женщина и хочу любви, заботы, ласки. Я никогда не стремилась к полной эмансипации и независимости. Мне нужна семья, полная, дружная, большая. Но смотрела ли я на Богдана как на мужчину, который способен дать мне все это? С какими мыслями и планамия ехала к нему?

Просто хотела вырваться из дома, где все буквально дышало Сафаровым. Мне нужно понять, что я чувствую… Дело не в том, что между нами могло бы быть, а в том, что Адам снова заставлял мое сердце трепетать, а тело сжиматься пружиной рядом с ним. Я снова чувствовала его: всего, каждой ниточкой души.

— Я свободна, — взялась с умом за ответ, — и хотела пообщаться. Отношения… — картинно задумалась. — Не беспокойся, в загс завтра не потащу, но и друга себе не ищу. А еще я знаю, что ни одной женщине не понравится, если ее мужчина ищет женщин «для дружбы».

Богдан очень внимательно меня слушал и, кажется, делал выводы.

— У меня нет жены. Есть бывшая жена и сын.

И он отказался от встречи с ним, чтобы сходить в ресторан со мной. Судить не буду, это его личное дело. Но выводы сделаю. Мужчины-хорошие отцы — большая редкость и показатель: если своих не любят, то чужих не полюбят априори. А если у таких отцов любовь к детям строилась на вожделении к матери — это тоже плохой вариант.

— У меня тоже есть сын, которого я очень люблю, — и он сейчас играл в приставку с Адамом. Возможно, они на интуитивном уровне, по генетическому коду, на инстинктах тянулись друг к другу? Сафаров даже после обидного замечания, что никто для меня и никогда не был любимым, Тима полюбил. Да, именно так. Это все в доме заметили. Даже его мама. Да и мой Тимофей был в восторге от дяди Адама. Даже не знаю, как из этого выруливать… Ведь когда-то придется съезжать от них. Вариант рассказать правду не рассматривала! Это только все усложнит и испортит: между мной и сыном; между Тимом и Адамом; между Сафаровым и мной. Он убьет меня. Вот сейчас в этом не сомневалась.

— Я тоже люблю Степку, но с его мамой у нас сложные отношения, — взлохматил волосы. — Давай не будем об этом? Слишком для первого свидания. Расскажи о себе.

— А разве товарищ майор еще не имел на меня досье? — вздернула бровь, приступив к помидорам.

Богдану принесли большое блюдо с шикарным стейк-салатом и ароматной заправкой. Хорошее место и кухня прекрасная, даже пресловутый авокадо заиграл с перцем и лаймом.

— Я не пользуюсь служебным положением в личных целях, — заразительно рассмеялся. Беседа наконец-то сложилась: без напряжения и тяжести.

Через полтора часа нам принесли счет; я потянулась за картой…

— Ни в коем случае! — Богдан не позволил разделить пополам ужин. — Это не по-джентльменски.

— А как же современные тенденции? Партнерские отношения?

— Мне тридцать девять, Саша, я воспитан иначе, — оставил щедрые чаевые. — Может, прогуляемся? Прекрасный вечер, — пожал мне руку, галантно помогая подняться. Мы вышли из ресторана, думали, куда пойти, но у него зазвонил телефон. Богдан отошел, но я успела услышать голос мальчика.

— Все нормально? — майор вернулся минут через пять.

— Саш…

— Поезжай, — догадалась, что его сын попросил приехать. — Все хорошо, правда. Я понимаю, — прогуляться теплым вечером одной — замечательная идея.

— Прости. Можно хотя бы подвезти тебя?

— Не нужно. Я прогуляюсь, потом такси возьму.

Богдан кивнул и шагнул ко мне. Коснулся руки и сжал пальцы.

— Саша, мне очень понравилось с тобой общаться, — коснулся щеки и легко губами погладил мои губы. Нежно, но без всяких вспышек. Вряд ли состоится второе свидание…

— Я позвоню, — произнесла дежурную фразу и отправилась вверх по набережной.

Я давно так не гуляла: одна, с шоколадным трдельником в руках, не бежала и не торопилась, просто смотрела на людей, любовалась молодежью, резкой, свободной, шумной. Пары с детьми тоже были, и даже бабушки под ручку с дедушками чинно проплывали мимо. Было легко и интересно.

Вернулась в гнездо Сафарова часов в десять, как раз стемнело окончательно. Уличный свет мягко стелился по дорожкам, плясал на ярких бутонах ночных цветов, играл бликами на смурном лице мужчины…

Адам сидел на террасе: сам в кресле, ноги закинуты на стол, рядом кальян. Мне никак не пройти мимо Сафарова, поэтому я шагнула на ступеньку.

Он выпустил очередную густую струю, и в воздухе разлилась ягодная удушливая сладость. Я терпеть не могла все эти курительные смеси, да и сам господин Сафаров врач и должен знать, как это убийственно для сосудов.

— Нагулялась? — затянулся и убрал трубку. Расслабленный, движения плавные, взгляд замедленный, зрачок слегка расширен.

— Ты пил? — надоело мне прыгать между «вы» и «ты», да и после наших поцелуев это звучало как насмешка, причем именно надо мной.

— Сбалансировал, — и ловко цапнул меня за руку, усаживая на колени. — Сначала расширил сосуды, потом сузил, — и уткнулся носом мне в шею. — Ты так вкусно пахнешь, Саша… Олененок… — и глаза темные на меня поднял. Я хотела привычно взбрыкнуть, но… столько в них было одиночества.

— Тебе пора в люлю, — максимально ровно произнесла. Адам не должен слышать мое рваное дыхание и видеть, как внутри все дрожит от его близости. Глупая, глупая Саша. Чувствами я уже на граблях, вот-вот ударит по лбу. Но в этот раз ставки выше, чем мое бедное сердце: я больше не одна и не могла допустить, чтобы душа моего сына тоже пострадала, если снова придет разочарование.

— Проводишь? — шепнул, поглаживая мою спину, завораживая взглядом, согревая теплом дыхания.

— Нет, — я же кремень.

— Поцелуешь перед сном?

— Нет, — я все еще кремень. Кремень, который часто сидит на руках у своего триггерного соблазна.

— Тогда я тебя поцелую, — потянулся ко мне, но не к губам, а к шее: обхватил зубами нервную жилку и втянул в себя. Язык скользил по коже, ласкал мочку ушка, медленно и мучительно двигаясь к губам. Неспешно, эротично, с обещанием блаженства. Если бы этот миг можно было бы остановить, то я продлила бы этот поцелуй на целую вечность, но мне нужно понять, куда мы идем, кроме очевидного… Жить одним днем больше не для меня.

— Чего ты хочешь, Адам? — обхватила его лицо. Пусть смотрит и видит мои глаза, прежде чем ответить.

— Тебя.

— Сегодня?

— И сегодня, и завтра, через месяц, год… — гладил мое бедро через тонкую ткань комбинезона. Он взял мою руку и приложил к горячей груди, где билось его сердце. Рубашка расстегнута достаточно, чтобы я ощутила все, что могло подарить почти невинное касание. Только меня обжигало даже от мысли, что мы снова можем оказаться в обнаженных объятиях.

— В качестве кого? — тихо спросила. Я больше не в том положении, чтобы идти в будущее без ясной перспективы. Я должна знать, что не разменная монета до следующей удачной партии.

— Женщины, которая мне нужна… — обхватил меня нетерпеливо и потерся, вжал в себя, выдохнул болезненно-сладко. Это приятно: Саша-Олененок удовлетворилась бы этим ответом. Но мне его бесконечно мало.

— Это не то, — грустно улыбнулась и убрала его руки. — Пойду спать, — поднялась с колен.

— В смысле? — Сафаров настолько ошарашен и возбужден, что не понял, как дал мне подняться. Он мотнул головой и взглянул чуть более осознанно: — Что ты хочешь услышать? Скажи прямо.

— Да ничего, собственно, — шагнула к парадной двери. Надеюсь, все уже точно спят.

— Саша, — Адам накрыл мою руку, когда потянула за ручку дверь, — я люблю тебя. Ты же знаешь. Не можешь не знать!

Ах, какая новость! Я, значит, должна чувствовать и верить, даже когда поступки говорят об обратном!

— Наверное, ты бросил меня и женился на другой из-за большой и чистой любви ко мне?! — дернула дверь и вошла в тускло освещенный коридор. Тихо, только зарождающаяся злость и досада звенели оглушительно. Прошлое, не высказанное, болючее, оно, как старый шрам или неправильно сросшаяся кость, ныло и уродовало, когда особенно грустно.

— Да какая разница! — расслабленная леность ушла в закат. Адам вспыхнул кавказским факелом. — Тебе не понять, почему я так сделал. Это мужское!

— Да что ты! — резко развернулась, хлестнув тугим хвостом по мощной груди. — Вот и оставайся со своим мужским, пусть оно тебя ночью греет! — попыталась уйти. Не дал!

— Да что же тебе еще нужно, женщина?! Я люблю тебя! Мало, что ли?! — рычал мне в лицо. — Давай поженимся, если хочешь!

Я хочу! А он мне с барского плеча!

— Перестань! — шипела, отталкивая его. — По нашему договору приставания и рукоприкладство — нарушение контракта. Я могу уйти.

— Я тебя не отпущу. Ты и Тим будете жить здесь! — Это кто сказал?!

— Это я сказал!

— Завтра посмотрим!

— Запру тебя и не отпущу никуда! — включил горца.

— Завтра же с сыном меня здесь не будет! — крикнула в сердцах. Ответом мне был детский плач и быстрые шаги. Мы с Сафаровым вместе застыли. Сабина плакала, быстро спускаясь по лестнице. Я первая бросилась и успела подхватить ее, опасаясь, что ножка снова подвернется. Если бы… Не простила бы себе никогда.

Мы, взрослые, забылись и потерялись во времени и пространстве. Мы не просто жили в одном доме. С нами жили дети, а они всегда слышат то, что для их ушей не предназначалось.

Сабина как всегда была с ручкой и блокнотом с единорожкой. Она быстро в темноте писала: много и хаотично, затем протянула мне:

Не уходи, не уходи, не уходи, не уходи…

Практически бесконечно. Я обняла ее крепко и взглянула на ее отца. Адам был подавлен и смущен.

— Я не уйду, — пообещала его дочери. — Не уйду… — это обещание, которое нельзя давать, но я дала…

Утром открыв глаза, я нашла на полу у двери явно просунутую через зазор записку. Почерк исключительно врачебный: летящий, размашистый и практически не читаемый.

Саша, прости. Я не должен был так себя вести и давить на тебя. Я все понял. Больше ни словом, ни делом не обижу. Пальцем не трону. Не бойся оставаться.

За грубость тоже прости. Я женился, потому что дал слово и слишком боялся быть не мужиком, чтобы забрать его. Если ты хочешь узнать про мой брак, спроси, и я отвечу. Буду ждать.

Подпись тоже была, и она абсолютно неоднозначная: твой Адам…