Будешь моей мамой?

Глава 4

Саша

Так, мой сын явно поторопился с заявлением. Олег решил гулять сам по себе — и ладно, но мы никуда не переезжаем, тем более к Адаму! Мне жаль его дочь, но жить с ним — нет уж, увольте!

— Ты зачем пришел? — я поднялась и воинственно уперла руки в бока. Он не первый раз совершал финт ушами и уходил на ночь. Затем возвращался и просил прощения: вспылил, каюсь, проветрился, одумался. Говорил, что к матери ездил, успокаивался. Она звонила мне и подтверждала. Все складно и ладно — мне хватало этих объяснений. Почему? Сейчас могла себе признаться: я никогда не любила Олега, но мне нужен был рядом кто-то, на кого могла положиться. Не материально, нет, просто взрослый человек рядом, который иногда мог выслушать и пожалеть. Вот такой бартер: я пользовалась им как жилеткой; он мной как бесплатным жильем, едой и постелью. Даже звучало все это так себе. Больше не хочу такого. Пусть уходит с концами.

— Я вообщето здесь живу! — возмутился Олег.

— Неправда! — Тима снова выбился вперед. — Ты вчера ушел с вещами. Больше мама не будет плакать из-за тебя!

— Замолчи, мелкий, — презрительно велел Олег. У меня округлились глаза от негодования. Как он посмел?! Почему я пропустила момент, когда чужой, по сути, мужик стал ненавидеть моего сына?! При мне такого не было. — Это наше с твоей матерью дело.

— Так, — это уже Сафаров, — Александра, — поднялся и подошел ко мне, — я могу глаза на жопу этому козлу натянуть?

— Что… — изумилась. Никогда не слышала от Адама ничего подобного.

— Это кто такой? — Олег храбрился, но глазки забегали. Он крупный мужчина, но не из задир, тем более когда противник выглядел, как кавказец. Адам и был таким, правда, наполовину.

— Отойди, Тим, — Сафаров спрятал моего сына себе за спину. — Александра, этот человек прописан здесь?

— Не-ет, — протянула, хлопая глазами.

— Он не твой муж?

— Нет.

— И не отац Тима?

— Конечно, нет! — воскликнула я. Его отец — ты! Но этого я никогда не признаю! Да, я сказала про любовника в Ярославле нарочно: хотела причинить Адаму Сафарову боль! Он недостоин и не заслужил нашего сына! Дай бог здоровья его дочери, но моего Тима его семья не получит! Пусть им рожают «свои» девушки!

— Тогда, — повернулся к Олегу, — ключи, — протянул руку.

— Да кто ты вообще такой?! — и на меня взгляд перевел: — Саша?!

— Ты вчера с вещами ушел? — спросила и целую секунду ждала реакции. — Ушел, — ответила за Олега. — Птичка улетела, местечко сгорело, — развела руками.

— Ключи, — Адам повторил грозно, холодно и строго. — Я начинаю терять терпение.

— И что ты мне сделаешь? Драться будешь? Я, между прочим, строитель, знаешь, как умею? — и кулаки выставил перед собой. Я закатила глаза. Этого еще не хватало! Кулачные бои и петушиные драки!

— А знаешь, что я умею? — Сафаров снял с запястья золотые часы и передал моему Тиму как своему секунданту. Когда они успели стать заодно?! Сдружились против Олега. — Скальпелем орудовать так, что отделю руки от ног, вырежу внутренности и займусь мозгом, и ты все это время будешь в сознании. Хочешь рискнуть?

Олег обалдел от предложенного расклада, буквально роняя на пол челюсть. Я, признаться, тоже. Но Адам не шутил относительно своего виртуозного обращения со скальпелем, а в его машине всегда лежал маленький чемодан с инструментами. Всегда!

— Больные! — окрестил Олег и отдал ключи Сафарову. Адам повернулся ко мне и тут же уткнулся в мою руку. Неужели он думал, что ключи останутся у него? Нет уж! Ему тоже пора на выход! И благодарности от меня пусть не ждет.

— А вы правда так можете? — Тима смотрел с восхищением. Буквально десять минут назад водой Адама окатил, а сейчас во все глаза, с восторгом, как на божество. Мой сын обожал нестандартно мыслящих людей.

— Могу, — улыбнулся Тимоше.

Странные странности. Сложно понять Сафарова: я его так обидела признанием, что не любила и изменяла: для таких людей, для подобного типа мужчин, для южных кровей — это повод для ненависти и даже мести. Но Адам смотрел на моего сына без негатива, а на меня вообще старался не смотреть. И ладно, больно надо!

— Здорово! Я бы посмотрел!

— Если хочешь, как-нибудь устрою экскурсию по…

— Моргу?! — возмущенно воскликнула. — Тима, нашему гостю пора уходить, — выразительно взглянула на сына.

— Ну мам, — явно еще хотел пообщаться с Адамом. Со страстью моего сына к физике и общением с доктором Сафаровым — здравствуйте, новый доктор Франкенштейн.

— Мне правда пора, а вы, Александра, — повернулся ко мне, — подумайте над предложением о работе, — и подмигнул Тимоше. — Помоги маме принять правильное решение. Ваша помощь мне очень нужна.

Сафаров широким шагом с достоинством и уверенностью В собственном превосходстве, пусть и в мокрых штанах, ушел из нашего дома. Я осела на диван и сжала голову ладонями.

— Мам, все хорошо? — сын настороженно коснулся моей руки.

— Нужно замки поменять, — подняла голову.

— И убрать, — заключил Тима совсем по-взрослому. Да, у нас действительно часто бардак, и мука, наверное, закончилась.

Я рассмеялась, неожиданно и очень громко. Каждый день у нас что-то новенькое! Адам

с ума сошел, если решил пригласить нас в свой дом, потому что покой ему будет только

сниться!

— Мам, а этой девочке, — мы привели квартиру в порядок и на всякий случай закрыли дверь на верхний замок: ключи Олег отдал, но мало ли. Сомневаюсь, что ему охота снова жить с матерью, — ты правда можешь ей помочь?

Тима наворачивал густой ароматный гуляш с нежным пюре и запивал несладким чаем. Я сидела напротив и ковыряла в тарелке. Объективно было очень вкусно, но у меня с аппетитом что-то… Что-то… Кто-то!

Адам Булатович Сафаров ворвался в нашу жизнь крутым смерчем: захватить, закрутить, подавить, а потом… что? Выбросит на обочину за ненадобностью? Плавали, знаем. Я варила ему лагман, подавала чай, согревала постель, а потом стала не нужна. Я была женщиной-функцией, потом эту эстафету приняла другая, его жена.

Адам лгал, когда говорил, что любит. Лгал, что обязан жениться. Лгал, что через год вернется ко мне. Он жил с этой женщиной полноценной семейной жизнью: рожал детей и двигался дальше, абсолютно позабыв обо мне. Да, я не хотела его видеть и слышать, а он несильно старался добиться нашей встречи. За семь лет сегодня первая. Нас свел случай. А не свел бы — и не встретились бы никогда. Но в любом случае Сафаров не узнает, что у него сын растет, что первый класс не за горами, что мы выжили и справились, и все это без него. Мне это не нужно. Зачем? Ради финансовой помощи? Нет, не хочу быть зависимой от мужского настроения и расположения: сегодня ты достойна помощи, а завтра нет. Или вообще окажешься плохой матерью, которая не заслужила воспитывать отпрыска Сафаровых. Это мой ребенок и мое тело, а Адам вообще женился на другой, но я не желала проверять его реакцию на сокрытие беременности…

— Я не знаю, Тима, — измученно пожала плечами. — Я не работала с детьми, а с такими…

— Мне жаль эту девочку. У нее мамы нет, не говорит, никуда не ходит.

— Откуда в тебе это взрослость? — убрала со лба светлую челку. Шесть с небольшим, а такое глубокое понимание чужой боли. Поразительная эмпатия.

— У меня же папы нет. Нужно быть мужчиной, — просто и одновременно очень гордо ответил, не донеся до рта вилку. На стол шмякнулся кусочек мяса с морковью в густой подливе. Я тихо рассмеялась. Нет, он все-таки еще ребенок!

— Прости меня, Тимоша, — произнесла с грустью, — я очень хотела бы иначе, но не вышло.

— Зато у меня есть ты, — встал, оторвал от рулона салфетку и, смочив водой, вытер стол.

— А у меня ты, — удивлялась его хозяйственности.

Ему не нужно напоминать или заставлять: мой сын примерно с четырех лет мыл посуду, в пять жарил яичницу, а сейчас мог сварить макароны с сосисками и настругать простой салат. Я уж молчу, что именно шестилетний сын прибивал мне полки и сверлил там, где надо просверлить: у него точность и глазомер, а у меня только мини-дрель и чопики в руках.

Олег тоже мог, но у него в других домах ремонты, а у нас он отдыхал. Но именно он научил азам мужской рукастости Тимошу. За это я была благодарна. Наверное, именно поэтому ответила на звонок его матери.

— Доброй ночи, Лариса Ивановна.

— Да какой же добрый, Саша?! Ты зачем Олежика обидела, из дома выгнала? Хахаля нового завела и все? Мой сынок уже не нужен?

Я только закатила глаза. Мать Олега не была плохой или злой женщиной: она не особо лезла ко мне, неплохо относилась к Тимофею, даже подарки на праздники передавала, но возраст все равно брал свое. Отсюда и всяческие теории заговора, а с учетом ее увлечения эзотерикой и любви к определенному каналу по ТВ… Главное, чтобы понос или перхоть на меня не наслала!

— Лариса Ивановна, ваш сын ушел пару дней назад с чемоданом. Ему не подошли я, мой сын и мой дом. Олег снова ваш, поздравляю!

— Как это два дня назад? — ахнула женщина. — А где же Олежик ночевал?!

— Это вы у Олежика спросите и передайте ему, что мы с Тимошей уезжаем, а квартиру будем сдавать тому самому хахалю. Не советую Олегу приходить. До свидания, Лариса Ивановна, будьте здоровы.

Наверное, раньше я поступила бы иначе: долго расшаркивалась и извинялась, пыталась объяснить, почему так вышло, и обелить все стороны конфликта. Но Сафаров научил меня, что рвать так рвать, резать наживую, ампутировать, не испытывая жалости, эмпатии, любви.

Хороший урок, поучительный и нужный. Меня никто не жалел очень давно.

Утром, часиков в семь мне пришло сообщение с незнакомого номера:

Ты решила?

Ни подписи, ни уточнения, поразительная самоуверенность!

Я: Подумала

Незнакомый номер: Каков твой положительный ответ?

Я: Нет

Больше он мне не писал. Уже на смене в больнице я готовилась к рабочему дню в дневном стационаре: сегодня у меня полный день, десять пациентов на лечение. Надеюсь, до пяти успею, а дальше, если что, девчонки подстрахуют. Вроде бы по времени все рассчитала, но у меня бывало и так: придет бабушка, распереживается, и давление в космос улетает. Выше ста сорока пяти, и капать химиопрепараты не имеем права. Кто-то отправлял обратно к онкологу и переносил капельницу, я — таблетку в рот и ждать с чаем, не волноваться. Бывало, что до ночи сидели. Это не по протоколу, но слишком важно для этой самой бабушки: все онкопациенты боялись делать перерыв в схеме лечения.

— Саш, — ко мне подошла напарница, — тебя к главному вызывают.

— Крестовская? — удивилась я.

— Нет! К главврачу, прикинь.

Я ошарашенно обернулась, встречаясь глазами с такой же медсестрой. На весь дневной стационар нас, умевших смешивать самые новые и передовые схемы химиотерапии, было всего четыре человека, и работали мы хорошо. Сейчас в бюджетных учреждениях крайне не хватало младшего медицинского персонала: я подумывала уйти целиком в индустрию красоты — там реальные деньги. Но все время откладывала: сейчас докапаю своих до стойкой ремиссии и УЙду, но «свои» возвращались, потом приходили новые и тоже становились своими. Жалость и человеколюбие во мне остались, но не к людям, которые пытались давить и манипулировать мной. Таких нужно отправлять в лес!

— Пойду, тогда подменишь меня, ок?

— Потом расскажи, — крикнула вдогонку. — Может, ты наша новая старшая сестра.

На лифте поднялась на этаж, прошла к кабинету главного, выдохнула. Меня никогда не вызывали к Пахомову, боязно.

— Можно? — постучала самовольно. На месте не было делопроизводителя. Анну Михайловну мы все знали, и называть ее секретаршей язык не поворачивался: хорошая взрослая женщина, которая нас наивкуснейшей сдобой угощала, да она и сама была как мягкая булочка.

— Заходите, — и бросил взгляд на мое личное дело, — Александра Яковлевна. Пахомов Владислав Юрьевич был не один. Кто же составлял ему компанию? Правильно: Сафаров Адам Булатович. Это что, заговор какой-то?! — У меня обход, — посмотрел на часы, — новых ординаторов послушаю, — это сказал Адаму. Видно, что они не просто знакомы, а друзья. — Александра Яковлевна, Адам Булатович очень просил меня отпустить вас. У него есть все инструкции. Все с моего разрешения.

— Что это значит, Сафаров? — совсем не церемонилась с ним. Это уже перебор! Он совсем ополоумел?! — Ты же врач: выпей таблеточку и станет легче. Нельзя преследовать людей, это диагноз, доктор Адам, — выбрала тон для душевнобольных.

— Ты мне вчера прописала хорошую пилюлю, Олененок, — глаза холодные, а взгляд тяжелый. — Спасибо. Облегчила мне муки совести. Это к лучшему.

— У тебя есть совесть? — вздернула бровь.

— Представь себе.

— И она тебя мучила? — нарочито округлила глаза. — Сколько? Целых два дня! — именно столько Сафаров пытался со мной связаться семь лет назад. У Адама дернулся глаз, прежде чем поднялся.

— Для тебя и двух дней много, — тон ледяной, но желваки на скулах проступили с острой редкостью. Ему не нравилось, что с ним так разговаривали. Его бесило, что кроткая нежная Саша позволяла себе такой тон.

— Тогда расходимся? — предложила уверенно.

— Неа, сходимся, — улыбнулся, но улыбка какая-то недобрая.

— Ты больной.

— Не существует полностью здоровых людей, есть недообследованные. Это я тебе как врач и доктор медицинских наук говорю, — надменно ответил. — У тебя явно раздвоение личности, но с этим мы разберемся потом.

— Когда потом? — нервно поправила волосы. Мне не нравилась его самоуверенность.

— Когда ты сделаешь правильный выбор. Я помогу тебе.

— Добившись моего увольнения?! Это помощь?! — воскликнула я.

— Нет. Я попросил Влада дать тебе оплачиваемый отпуск на месяц для начала.

— На месяц?! — это нереально. Мне никогда не давали столько подряд, максимум две недели, но чаще неделю.

— Да, — Сафаров вздохнул тяжело. — Саша, у нас в последнее время кризис: няни больше месяца не работают. Сабина добрая и не капризная, но она плохо привыкает к чужим людям, особенно женщинам. Если ты захочешь уйти, или она не примет тебя, — развел руками. — Надеюсь, что твой Тим, они ведь почти ровесники, сможет развеять атмосферу в моем доме.

— С чего ты взял, что я соглашусь? Что я хочу этого? Что мне нужна эта работа?

— Если бы была не нужна, то ты бы не пришла к Регине на собеседование — это раз. У тебя финансовые трудности — это два. Ты добрая — это три.

— Я пришла к этой рыжей, — губы Сафарова почему-то дрогнули в довольной улыбке, — потому что хотела предложить услуги физиотерапии на выходных — это раз. Мои финансовые трудности касаются только меня — это два. Я очень злая — это три. Ты плохо меня знаешь, Адам Булатович, — от его улыбки не осталось и следа.

— Тогда к делу, — резко, совсем без прелюдии. — Я закрываю твою ипотеку, даже если ты через месяц уйдешь. Документы готовы, осталось подписать и отправить в банк, — протянул мне бумаги.

— Но как… — проговорила, взяв в руки договор: строчки, цифры, суммы плясали перед глазами. Как он все это узнал? Кто ему помог? Я помнила, что у него везде знакомые, братья, товарищи, но…

— Пусть ты и овца, — жестко прервал мое недоумение, — но я задолжал тебе ставку кухарки, уборщицы и любовницы. Год трудилась, девочка! Ножек не сдвигала.

— Да как ты… — хотела швырнуть документы ему в лицо, но Адам ловко перехватил мою руку, толкнул к стене и вжал в нее своим мощным телом. Это недопустимо… Это против всяких правил… В любой момент может вернуться хозяин кабинета! А этот горный мерзавец домогается меня!

— Отпусти меня немедленно! — толкнула, но с таким же успехом можно сдвигать гору!

— Не хочу! — чуть ли не клацнул зубами и носом прижался к моей макушке, а его сердце угрожающе громко билось под моей рукой. Так и до инфаркта недалеко.

— Ты сволочь! — словами оскорбляла, пыталась остудить и выплеснуть свою обиду.

Вот, значит, как! Я была для него реально всего лишь обслугой? Молодая, влюбленная, безотказная. Все что хочешь, милый. Любишь чуду и хычины — я научусь. Баранина — конечно, дорогой. Плевать, что меня поначалу воротило от одного запаха, даже едва уловимого. Убрать со стола, смахнуть пыль, поменять белье, потому что ты не спишь на одном и Том же больше двух дней — понимаю, ты врач, педант, привык к чистоте. Секс, страстный, нежный, жесткий, разный. Утром или ночью, когда ты приходил ко мне в три часа после долгой операции… Я встречала тебя.

Мне хотелось спать, а утром на работу, но тебе, любимый, нужно. Адреналин, стресс, повышенное либидо. Я все понимала. Я так любила.

— Ты не будешь так говорить со мной, Олененок, — обжег взглядом и пальцами зарылся в волосы. — Женщина не должна так говорить с мужчиной.

— Почему я? — выдохнула прямо в лицо. — Больше таких дурочек не было, да? — возле него столько жаждущих внимания девушек рядом, но почему выбрал меня? Ведь видел, что серьезно к нему, неужели совсем нет совести? Так играть чужим сердцем…

Адам очень ласково погладил меня по щеке, что абсолютно не вязалось с ледяным черным взглядом и саркастичной усмешкой на губах.

— Не такая уж ты и дурочка, как оказалось. Ты ведь не по любви со мной была, верно? — ладони спустились на плечи и сжали. — Почему, Саша? Почему ты была со мной?

У меня все сжалось внутри: сказать правду — значит, рискнуть сыном. Соврать… Частично потерять себя. На решение всего секунда…

— Красив, богат, не женат, — это правда, но не ответ. Красивые чувственные губы Адама превратились в тонкую линию, а взгляд заострился стальным лезвием.

— Мне нравятся хрупкие блондинки, — он тоже ответил. — Хорошо в моей постели смотрятся. — тоже своеобразная правда. — Ты мне подошла, Олененок. Тебя легко было получить и так же легко бросить, — закончил жестко.

— Подонок! — сжала ладонь в кулак и стукнула в грудь, туда где должно быть сердце. Сафаров не отреагировал, он неумолимо склонялся надо мной… Адам собирался поцеловать меня. Его до сих пор привлекали блондинки, доказательство этого четко упиралось мне в живот. — Нет!

— Да! — властно и требовательно, за мгновение до сближения.

— Я согласна! — крикнула, чтобы остановить его. Не знаю, как это работало — магия Сафарова, не иначе! Его близость с первого взгляда ломала запреты, сносила барьеры, подчиняла и покоряла. Так было тогда, так могло произойти и сейчас. Больше не хочу! Больше никогда! Я не игрушка!

— На что? — взгляд начал проясняться.

— На работу, естественно!

Адам выдохнул и отступил. Дышал рвано, глубоко, со свистом выгонял воздух из легких.

— У меня условие.

— Еще? — темная бровь иронично взлетела.

— Никаких намеков, приставаний и попыток залезть ко мне в трусы. Нарушаешь это правило, и я сразу уезжаю. Согласен?

— Да легко, — мягко рассмеялся. — У меня есть кому лезть в трусы, — так снисходительно поставил меня на место. — Но и ты ко мне не приставай. Ты девчонка страстная, я помню.

— Содержимое твоих трусов меня давно не интересует, — оттолкнулась от стены. — Когда приступать к работе?

— Поезжай домой, собирай сына и вещи. Завтра утром пришлю за вами машину. Детали относительно досуга для Тима обсудим уже на месте и подпишем контракт.

— У меня пациенты, — покачала головой. — Не могу я вот так… Я доработаю смену.

Адам громко и недовольно вздохнул.

— Завтра утром мы будем готовы. У меня не десять чемоданов, как у твоих подружек.

— С чего ты взяла, что у них десять? — нарочито округлил глаза. — У них двадцать!

— А ты все в зубах несешь?

— В договоре нужно прописать уважительное отношение к работодателю.

— И к работнику, — добавила я.

— Хорошо, — Адам кивнул. — Тогда в последний раз: коза ты, Лисицына Александра Яковлевна.

— А вы, Адам Булатович Сафаров, горный козел.

Он почему-то улыбнулся и протянул мне руку скрепляя сделку рукопожатием. Я коснулась ее. Что же, судьба бросила мне новый вызов…