Саша
Дверь спальни давала опору телу, а тишина немного успокаивала. Совсем чуть-чуть охлаждала красные пятна на щеках и закипевшую голову. Про душу и сердце и говорить не нужно. Когда отец выпивал, то не буйствовал, а пускался в рассуждения: за жизнь, судьбу, житие свое. Меня не забывал помянуть «добрым» словом. Это и раньше было, но после смерти мамы и повторной женитьбы стало закономерностью. Беременность добавила тем обсудить меня. Не со зла, наверное, мне хотелось бы так думать. Но слушать все это неприятно, а еще при Адаме. Стыдно как.
Отец все выдал, всех нас поставил в неловкое положение. Судьбинушку мою вообще горемычной представил, да и саму меня в непонятном свете выставил, а себя вроде как правильным отцом. Да только родитель, который любит, так себя не ведет. Адам… Если честно, удивил: найти обидчика моего хотел, отца Тимоши. Для Сафарова очень важны корни и семья. Моя явно не образцовая. Его отец сказал бы: невестка с такими родителями нам не нужна… Простая семья, без связей и денег, да еще и с языком без костей. Меня никогда не смущал рядовой достаток, как у всех рабочих Ярославля, но склонность к бутылочке после работы и полное отсутствие тактичности, воспитания, деликатности — это разочаровывало до слез. Вот и сегодня меня сжигали стыд и обида. Надеюсь, Сафаров утром сделает вид, что ничего не было, что он этого не слышал. Я провожу отца с мачехой и выкину из головы сегодняшний день. Только так можно избавиться от неприятных стыдных воспоминаний.
Оттолкнувшись от двери, включила свет в комнате. Первое, что удивило — большая бело-розовая коробка на моей кровати. Это тот самый подарок, о котором сказал Адам? Как он здесь оказался? Ведь точно еще час назад ее не было!
Под перламутровым бантом лежала карточка. Я достала и прочитала ее:
Надень на праздник, если тебе понравится, если захочешь быть со мной… Твой Адам
Я развязала бант и подняла крышку: сверху лежали украшения — серьги из серебра и бирюзы, с очень изысканным орнаментом; браслеты той же работы, массивное колье на шею и широкий удивительный пояс — все из одного ансамбля. Красота невероятная! Это какой-то знак? Желание чего? У этих украшений было предназначение? Я не знала, поэтому отложила драгоценности на кровать, заглянув на дно коробки, и достала блестящий шелк: гладкое бледно-голубое платье в пол, изящное, утонченное. С закрытыми плечами и текущей по ногам юбкой.
Адам выбрал для меня наряд? Вкус у Сафарова всегда был, но странно делать именно такой подарок. Словно у всего этого был тайный смысл, но я пока не разгадала его. Спросить? Или положиться на текст записки: если захочу быть с ним…
Он кричал, что любит меня. Верила ли я? Бесполезно отрицать, что между нами горело и плавилось. Нас тянуло друг к другу. Но можно ли назвать это любовью? Или на старые дрожжи зашло? Страсть — да. А глубже? Дажея ни в чем не уверена. Меня по рукам и ногам связала моя тайна. Ложь, которую считала благородной, теперь камнем висела на шее и тянула под воду. Страшно признаваться Адаму, а дать нам шанс на будущее и продолжать лгать — высшая степень эгоизма. Сложно не признать, что Сафаров хороший отец, и к моему Тиму относился если не как к родному, то очень близко к этому. Иногда казалось, что в принципе не делал разницы между своей дочерью и моим сыном. Я действовала по тому же сценарию: Сабина — прекрасная девочка, нуждавшаяся в маме, и я пыталась закрыть этот пробел. Нет, я не хотела вытеснить из ее сердца образ родной матери, просто старалась, чтобы девочка забыла трагедию, которую пережила в детстве. Саби пока не говорила, но она уже много смеялась, и мы давно не видели ее слез. Дай бог, чтобы так и было.
Я погладила гладкую ткань наряда и убрала все это великолепие в небольшой гардероб. Мне нужно отложить выбор до момента, пока не соберусь с силами и не решусь рассказать. Это будет проверка нас обоих: если я струшу — значит, этот мужчина не тот, что нужен мне до потери дыхания; если он, узнав о сыне, возненавидит меня — значит, я не стала той женщиной, которая способна удержать горячее сердце доктора Сафарова. Я ведь не была ей раньше. Иначе он не женился бы на Мадине? Договорной брак или любовь? Это интересный вопрос, и мне хотелось бы узнать ответ, но, каков бы он ни был, факт, что я значила меньше чем «что-то». Адам пригласил меня к диалогу, и мы обязательно обсудим все. Главное, это нужна ли я настолько, что Адам сломает все преграды? Даже те, что нелегко будет принять и простить…
Все горькие думы было решено припарковать: после юбилея Сафарова-старшего поговорим. Чтобы сохранить в тайне отца моего Тимофея, пришлось обмануть и относительно моих чувств к самому Адаму. Я сама обесценила их, свела страдание до нуля, опустилась на уровень бесчувственной охотницы за перспективами. Сафаров должен узнать, что это не так: что он единственный, кого я любила, и я хотела бы понять, как он жил эти семь лет. Возможно, тогда мы сможем возродить жизнь на пепелище.
В пятницу я собрала вещи для детей на выходные: Роза Эммануиловна объяснила примерный формат мероприятия — большой кавказский сабантуй! Только члены диаспоры, родня и самые близкие друзья.
— Сашенька, тебе понравится: весело, с танцами и плясками, барана резать будут! — воскликнула она.
— Ой! — я передернула плечами. — Убивать?
— Ну-уу, — протянула тетя Роза, — его забьют и будут целиком на огромном мангале жарить. По древней традиции. Кстати, Булат сам должен сделать это.
Ох, как это дико! Но я оставила замечание при себе. Роза Эммануиловна — прекрасная женщина, но это ее культура, а чужие традиции оскорблять не стоило.
— И стрелять будут?
— Ой, Саша! — она рассмеялась. — Вряд ли. Только если молодежь, но наши старшие этого не одобряют.
Хорошо, что Роза Эммануиловна тоже приглашена на праздник. Как-то мне боязно все это. Правильно, что я еду с детьми, а не сама по себе. Тогда точно не поехала бы! Даже если бы Адам попросил сопровождать его в качестве спутницы…
Меня заботливо усадили на переднее сиденье, а Роза Эммануиловна устроилась сзади с детьми. Сафаров подсуетился и достал бустер для моего сына: Тима — мальчик рослый, и в кресле ему уже не так комфортно, да и громоздкие они.
— Спасибо, — тихо произнесла, не желая привлекать внимание к нашему разговору. Хорошо, что Тима решил рассказать своим спутниками по заднему сиденью про опыты с жидкостями разной плотности.
— За что? — Адам повернулся ко мне. Машину вел одной рукой, а другая свободно лежала на селекторе. Был соблазн коснуться ладони и переплести пальцы. Да, я поплыла…
— За бустер.
— Пустяки, — отмахнулся Адам. — Я всегда за безопасность, тем более детей, — и строго проверил, пристегнута ли я, — и женщин, — раскрыл внутреннюю сторону ладони, словно бы приглашал вложить свою руку в его. Я не решилась, спрятала ладони в карманы.
— Проинструктируешь меня относительно вечера? До которого часа дети могут присутствовать на празднике? Я уже слышала про барана, — нарочито округлила глаза.
Адам тихо рассмеялся.
— Нет, сегодня без барана.
— Вообще?!
— Жарить на вертеле будем, но его уже забили и подготовили. Незачем мелким, — посмотрел в зеркало заднего вида, — на это смотреть. Сегодня будет много ребятни.
— Мне нужно будет еще кого-то взять под опеку? — деловито поинтересовалась. Это распространенная практика: мы с медсестрами всегда страховали друг друга, у нянь, наверное, так же.
— Нет, ты не должна следить за чужими детьми. Тетя Роза, мама моя, я, в конце концов, будем помогать. Сегодня праздник, не рабочий день, — и улыбнулся во все свои идеальные тридцать два зуба. — Хотя… Уверен, мама организовала присмотр. Так что будем гулять.
— Дядя Адам, — услышала голос сына, — а можно лошадей посмотреть? Сабина сказала, что уее дедушки есть лошадки.
— Конечно! А ты в седле сидел?
— Неа, а можно?
— Все можно, если мама разрешит, — и посмотрел на меня.
— Мам, можно?
— Саш? — тоже просил. — Если Тиму понравится, можно конным спортом заняться.
Сабина потянула меня за волосы, перебирая их маленькими пальчиками и щекоча шею. В общем, насели на меня со всех сторон.
— Это точно не травмоопасно? У меня запасного сына нет, — покачала головой.
— За него головой отвечаю, — легко ответил и показал моему мальчику большой палец, затем протянул ладонь и принял от него «пять». Спелись!
Дом клана Сафаровых находился в закрытом поселке и был похож на поместье! Большой, но архитектура не вычурная и помпезная, как дворец падишаха, всего в меру. Нас встречали ухоженный газон и подстриженные цветущие кусты. Дом утопал в зелени, перетекая в цветущий сад, а где-то вдалеке маячила специфическая постройка конюшни и загон с лошадьми. Встречала нас хозяйка:
— Здравствуй, — обняла сына первым. — Сашенька, — меня тоже расцеловала. Честно… неожиданно было: я ведь по факту просто работник. — Дети, — раскрыла объятия обоим. Губы дрогнули в слабой улыбке, а глаза сами собой увлажнились: у Тимоши не было бабушки, а дедушка Яков особого внимания внуку не уделял. Думаю, Юлия Германовна могла бы стать любящей бабушкой. Стало немного стыдно.
— Это комната детей, — мать Адама лично проводила нас, — здесь будет тише всего. Праздники у нас шумные и почти до утра!
— Во сколько гости собираются?
— Уже многие приехали: кто-то из республики, кто-то со всех краев нашей необъятной, местные к восьми будут, — она распахнула дверь рядом с детской: — А это, Саша, ваша спальня на все выходные, — и показала радионяню: — Чтобы не волноваться за проказников, — рассмеялась и очень внимательно посмотрела на меня: — Саша… — словно сказать что-то хотела, но…
— Юлия Германовна, — забежала явно работница, — у нас с закусками из ресторана беда! С этим, как его… хамоном канапе сделали! А это свинина! — и возвела руки к небу.
— Оставьте мне, я съем, — пошутила Юлия Германовна, чтобы только я услышала. — Саша, отдохните перед праздником. Детьми есть кому заняться, их сегодня целый дом! — и вышла.
Я не устала, наоборот, меня будоражило предстоящее торжество, даже несмотря на личность именинника, который мне был не очень приятен. Не сомневаюсь, что это взаимно. Но душ приняла и обновила легкий макияж, расставляя акценты: глаза, скулы, ягодный блеск на губы. Волосы не собирала, только слегка прихватила, чтобы лицо не закрывали. Время восьмой час, скоро гости собираться начнут.
Я все же няня, а не гостья, поэтому считала, что надевать платье, присланное Адамом, да еще и роскошные драгоценности — это могло выглядеть, как вызов его отцу, а мне не хотелось бы этого. Не сегодня точно. Поэтому надела свой наряд: светло-розовое почти белое платье по фигуре, ниже колена и без возмутительного декольте. Можно и в пир, и в мир, и в добрые люди. Не слишком торжественное, не обязывающее, но мне очень шло.
Дом вместительный, и суета не ощущалась как давка. Я вышла во двор, то и дело замечая любопытные взгляды: конечно, я отличалась от дагестанских гостей и родни Сафаровых. Кто на этом празднике я? Меня юбиляр не приглашал, значит, не гостья. Но и дети не при мне — какая я няня?!
Задний двор был огромен! Сейчас он весь перетянут, как большой шатер, шапку которого нежно ласкал ветер. Столы накрывали официанты, но расстановка меня удивила: это не модные круглые со скатертями до пола, а внушительный стол буквой «Т». Вероятно, чтобы гости общались без помех, находясь рядом. На мини-помосте готовились музыканты, но веселая музыка уже звучала, а на площадке для танцев кто-то отплясывал.
Женщины были разными: покрытые и простоволосые, но у всех без исключения наряды максимально целомудренные: ноги до пят, а руки до локтей, а вот запястья увешаны браслетами и пальцы рук — множеством колец. Похоже на соревнование — у кого больше, у того муж богаче и щедрее. Или отец.
— Александра? — меня окликнул именинник. Я некстати вспомнила, что подарка я не приготовила. Я, конечно, не приглашенный, а скорее вынужденный гость, но все равно неудобно.
Булат Зелимханович стоял в компании мужчин: говорили громко, жестикулировали ярко, смеялись и поздравляли юбиляра.
— Поздравляю, Булат Зелимханович, — произнесла, когда подошел ко мне. — Долгих вам лет жизни.
— Благодарю, — осмотрел меня. — Дети на конюшне. Займитесь ими. Людей много, чтобы, не дай Аллах, что-нибудь не случилось, — намекал на мои обязанности.
— Не беспокойтесь, это моя работа, — ровно ответила.
— Хорошо, что вы это помните, Александра, — завуалированно дал понять, что не хотел бы видеть меня кем-то большим. Не скажу, что это сильно смутило или смертельно обидело, но было не очень приятно. Я лично не пыталась охомутать его сына, он все сам. Но и отдаляться от Адама ради его папы не стану. Это наше дело, и только нам решать.
Я шла на звонкий детский смех и ржание лошадей. Тиму заметила сразу: он сидел на высоком, красивом и гордом вороном жеребце. Черная блестящая грива, лоснящиеся бока, длинные стройные ноги, ну и первичные половые признаки внушительные. Я не то чтобы смотрела, но какие-то парни-подростки смеялись и показывали пальцами на гениталии. Ребятам лет четырнадцать на вид — что с них взять!
За повод жеребца держал Адам и контролировал, чтобы Тима не упал, но тот так крепко вжался в седло, а пальцы вцепились в гриву, зато какая улыбка от уха до уха!
Адам в черных брюках и свободной белой рубашке, расстегнутой чуть ли не до паха. Очень по-кавказски и очень завораживающе: Сафаров был в хорошей форме — рельефный торс с умеренной порослью темных волос, крепкими ногами и сильными руками. Красивый статный мужчина — надеюсь, у местных девушек на выданье не случится инфаркт.
— Привет, — помахала рукой и подхватила на руки Сабину.
Адам подвел жеребца к нам и крепко схватил под уздцы.
— Мама, смотри, какой красивый конь! — Тима склонился к гриве и поцеловал глянцевую шею. — Его зовут Арес! Он дяди Адама.
— Очень величественный жеребец, — похвалила я. Как и хозяин.
— Красивое платье, — Сафаров сделал ответный комплимент, но глаза… Он расценил это как знак. Как мой ответ ему.
Я ведь просто не желала выходить на какой-то другой уровень, пока мы не поговорили откровенно. Или нужно быть хитрее? Счастливый мужчина — благосклонный мужчина. Как ни крути, но Адам будет зол, и только в моих силах открутить злость на минимум.
— Я ведь няня… Так удобнее, — улыбнулась, глядя прямо в черные глаза.
— Еще не вечер? — вопрос или констатация?
— Не вечер…
Детей у загона было очень много: кавказские семьи действительно большие. Как только Тиму спустили с Ареса, они с Сабиной бросились играть с ребятнёй в догонялки. Мы остались вдвоем.
— Скоро праздник начнется, тебе нужно идти, — проговорила я.
— Тебе тоже. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной и детьми, — мы шептались, и присматривающие за другими начали бросать взгляды в нашу сторону и переговариваться.
— Плохая идея, — попыталась незаметно показать на старших женщин.
— По-моему, отличная. Дети! — снова позвал.
К дому мы возвращались вчетвером: Тимоша и Сабина держались за руки, а мы вели их, я — его дочь, Адам… нашего сына. Со стороны мы выглядели как… семья. Могла ли я сегодня показать всем, что мы больше, чем хозяин и няня? Что мы вместе? А если завтра он меня возненавидит? Мы оба виноваты друг перед другом, но он хотя бы попросил прощения, а я нет…
Мы вернулись к шатрам, а ощущение, что попали в другой мир! Меня, женщину из обычной русской семьи, где праздники — часто тихие посиделки за столом, с первых же секунд оглушило, ослепило, поразило ароматами, дымными, пряными, божественными.
— Пойдемте, переодену вас, — шепнула детям. Гостей столько, что глазом не охватить. Я повернулась, бросила взгляд из-под ресниц на Адама: он чуть сжал мои пальцы и кивнул, показывая, что ждет нас здесь.
— Салам алейкум, дядя Рашид! — развел руки в приветственном объятии.
Я вошла в дом, а мои сорванцы уже поднимались вверх по лестнице — мне за ними не успеть! На этот раз первая Саби — она дом знала лучше.
Я как раз проходила мимо приоткрытой двери, когда услышала имя «Адам». Замерла и прислушалась. Может, это вообще разговор о другом человеке, но уходитья не торопилась.
— Отец сказал, что пытался сговориться с его отцом, но не вышло.
— Малика, ты такая красивая и молодая, что можешь выбирать из женихов, — кто-то заискивающе ответил.
— Но я хочу этого! — кажется, даже ногой топнула. — Адам так красив. Мужчина, понимаешь? Не то что сосунки в нашем институте. Если уж замуж, то только за такого!
Я решила заглянуть в комнату: хорошая гостевая уборная, а возле зеркала — две девушки. Одна в платке и светлой тунике, наброшенной на зеленое платье, а вторая, вероятно, та самая Малика. Черные волосы легкой блестящей волной закрывали спину, в отражении заметны хищно и густо подведенные глаза и яркие губы. Красивая и молодая. Темно-бордовое платье переливалось яркими бликами и вспыхивало на свету. Эту девушку прочил Булат Зелимханович в жены сыну?!
— Но он не хочет, — увещевала подруга в платке. — Он взрослый и самостоятельный, может и не подчиниться воле отца.
— Только если его не скомпрометировать, — подмигнула Малика и набросила на голову платок, но исключительно в качестве аксессуара.
Что?! Скомпрометировать Адама?!
— Он мужчина чести… — загадочно продолжила она. — Таких мало даже среди наших. Я хочу его себе, — гордо вздернула подбородок. — Я всегда получаю желаемое.
— Но что ты хочешь сделать? — ахнула вторая девушка.
Малика склонилась к ней, и я не услышала, но увидела в отражении, как у той расцвел на щеках густой румянец.
Фамилии этого «Адама» я так и не узнала, но всем сердцем чуяла, что заговор против Адама Сафарова…