Будешь моей мамой?

Глава 17

Саша

Я осторожно отступила и отправилась в детскую. Говорить о подслушанном разговоре Адаму? Если даже на сто процентов не уверена, что речь шла о нем. Да и обвинить девушку в интригах, суть которых неизвестна, тоже странно — ревностью попахивает или бабкиными сплетнями. Скажу, если увижу девицу рядом с Сафаровым! Прекрасный компромисс!

— Тимоша, держи вещи и иди в мою комнату переодеваться, — отправила сына. Да, это дети, но все же Сабина девочка, причем другой культуры и религии. Так положено.

Я переодела Саби, но густые волосы собирать не стала. сделала милую «мальвинку».

— Красавица, — погладила еще по-детски пухлую щечку. Сабина в ответ коснулась моей скулы, а потом и вовсе обняла. Она молчала, но в ее глазах столько всего, что даже боязно не оправдать доверие.

Мы вышли, держась за руки. Прежде чем войти в свою временную спальню, постучала: зачем смущать сына, если он еще без штанов?!

— Тима, оделся?

— Ага, — распахнул дверь, а я закатила глаза. Вот почему у него в руках отвертка?!

— Тима! — воскликнула обреченно. — Не нужно сегодня экспериментировать!

— Мам, успокойся, — так по-взрослому сказал. — Я подтянул болты на окнах, защита от детей.

— Третий этаж, а если бы…

— Мам, я что, дурачок — из окна выпадать?

Мне хотелось и плакать, и смеяться, отшлепать его и расцеловать. Залез, открыл пресловутую защиту, проверил и затянул, чтобы другие не выпали. Чудо-мальчик! И юдо тоже!

— Ты хорош, — оценила светлые брюки, голубую рубашку с подтянутыми рукавами и… Сын расстегнул пуговицы сильнее, чем положено. Как Адам! — И волосы уложил, — осмотрела зафиксированную челку. Как у Адама! Если бы он был брюнетом, то сходство бросалось бы в глаза совсем явно. — Идем? — взяла обоих за руку.

— А ты не будешь переодеваться?

— Я… — замявшись, протянула, но Сабина уже открыла шкаф и погладила бледно-голубой шелк, а в глазах столько восторга!

— Мам, надень! — попросил сын. — Ты будешь самая красивая!

— А сейчас некрасивая? — пыталась съехать.

— Ты всегда самая лучшая! — и они оба бросились меня обнимать.

— Ждите в детской, — сдалась. Когда дети вышли, я переоделась: платье настолько точно повторяло цвет моих глаз, чем совершенно изумляло. Неужели такое можно купить в магазине? А село как! Просто идеально! Точно по фигуре: легкий шелк, утонченность, грация и совершенно не пошло.

Я достала украшения, погладила пальцами сверкающую вязь и застегнула пояс на талии. Камни удивительно гармонировали с цветом неба. Бирюза, серебро и нежность голубого. Я застегнула серьги, надела браслеты, последним было колье. Крутанулась у зеркала и звонко рассмеялась. Хороша, да! Очень хороша!

Буквально в дверях столкнулась с Адамом. Он чуть отошел и осмотрел меня ярким горящим лихорадочным взглядом. Я прикрыла дверь и замерла в паре шагов от него. Дыхание сбилось, сердце ломало ребра, стремясь к своему хозяину, ноги дрожали от восхищения в глазах мужчины напротив. Да, я люблю его. Я снова его люблю…

— Саша… — бросился ко мне и привлек в объятия. — Какая ты красивая. Господи, какая красивая, — коснулся моих губ.

— Адам, нас увидят… — не позволила нежности перейти в бурную страсть. Дети или взрослые — неважно, но это харам стопроцентный. — И, пожалуйста, не представляй меня как-то по-особенному… — может, Сафаров и не собирался, но на всякий случай предупредила. Только после нашего откровенного разговора.

— Да это и не требуется, — подмигнул загадочно. — Пойдем за детьми.

Если бы у меня было всего одно слово, чтобы описать кавказский праздник, я бы выбрала «огонь»! Яркие краски, веселая музыка, шумно и весело. Прошло всего полчаса, а торжество уже вспыхнуло, словно в унисон первым звездам еще на светлом небосклоне!

— Ого! — мой Тима тоже удивился. Мы в первый раз на подобном мероприятии. Я даже растерялась: куда идти, куда бежать?

— Давай детей мне, Сашечка, — подошла тетя Роза в ярком платье цвета костра.

— Но…

— Сегодня для детей организовали отдельную зону. За ними есть кому присмотреть, — убеждал Адам.

— Хорошо, — выпустила ладонь сына. — Тетя Роза, вы прекрасно выглядите! — похвалила от души.

— Даты сама красавица! — и как-то хитро на Сафарова взглянула. — Очень красивая… — и снова этот загадочный тон.

— Пойдем за стол? — Адам меня не касался, но смотрел слишком красноречиво. На мне не было бюстгальтера (его точно было бы заметно), и платье буквально стекало по моей двоечке с половиной, а соски встали от жгучего взгляда, полного желания.

Неожиданно какая-то девушка с русыми волосами и непокрытой головой закрыла Сафарову глаза, тихо посмеиваясь. Я была изумлена такой неприкрытой тактильности, ну и взревновала, что уж тут!

Адам убрал руки, резко обернулся, затем подхватил незнакомку и закружил в крепких объятиях.

— Наконец-то! Думал, не успеете!

— Самолет задержали, но мы сделали это!

— Саша, — они повернулись ко мне: девушка смотрела с любопытством, Адам светился, как начищенный рубль, — познакомься с моей младшей сестрой Шейлой.

— Очень приятно, — я улыбнулась. Сестра!

— Шейла, это Александра, моя…

— Я няня Сабины, — опередила его. На всякий случай. Адам вздернул черную бровь, мол, что ты несешь, Саша?!

— Няня?! — она рассмеялась, заливисто и весело. — Шутники! Очень приятно, Саша, — и чмокнула меня в щеку. А что происходит вообще?!

— Где Эмин и мои племянники?

— Мальчишки играть отправились. Муж голодный! — и снова рассмеялась. Такая яркая, такая хохотушка. Совсем не похожа на сдержанного и строгого брата.

— Адам Булатович, — к нам подошла какая-то женщина в платке. Видимо, хозяйством у Сафаровых заведовала. Именно она звала на помощь Юлию Германовну, когда их атаковала вяленая свинина, — помощь ваша с барашком нужна. Хозяйка, мама ваша, просит вас.

— Сейчас женщин провожу за стол…

— Да иди уже! Мама зовет! Я сама Сашу провожу, — и Шейла взяла меня под руку. — А вон и Эмин! — мы пошли в сторону высокого крепкого мужчины.

— Звезда моя, — взял поданную тонкую ладонь, — ты куда убежала?

— С невестой брата знакомилась. Саша, это мой муж, Эмин Арджанов, — и ему подмигнула: — Красивая, правда?

Невеста?! В смысле?!

— Правда, — но поцеловал ее руку.

Я была настолько шокирована, что молча опустилась на стул совсем недалеко от юбиляра. На мгновение наши взгляды встретились: Булат Зелимханович прошелся по мне удивленным взглядом, затем в нем появилось какое-то обреченное понимание, и в восторге от этого он не был.

— Шейла, — шепнула ей, — почему ты назвала меня невестой? Почему на меня все смотрят?

— Саша, на тебе помолвочные украшения. Все же видят, что жених — наш Адам! Он же от тебя не отходит!

— О… — только и выдала.

Надень их, если захочешь быть со мной…

Это что, такое своеобразное предложение руки и сердца?! О-о-о… Слов у меня не было!

Вроде Адам как бы и предупредил, но я и не подозревала, что это практически помолвка. Кольца же нет…

Нос пощекотал дымный и пряный аромат, отвлекая от раздумий. Его нельзя ни с чем спутать: горячий запах баранины на углях, душистый дымок от шашлыка, пряность аджики. Это пахнет так сытно и радушно, что слюнки потекли рекой.

— Все хорошо? — Адам неожиданно появился рядом, устраиваясь в кресле, и сжал мою руку под столом. Я только кивнула — началось застолье, которое меня ошеломило.

Стол буквально ломился от угощений и разнообразия. Мою тарелку наполняли снова и снова. Главное преступление здесь, очевидно, быть голодным или скромничать.

— Ты что, не любишь нашу еду? — пошутила Юлия Германовна, и на мою тарелку опустился очередной обильно приправленный кусок сочного шашлыка. Обжигающий мясной сок и острота соуса — очень вкусно! К утру точно прирасту на пару килограмм!

Я ненавязчиво рассматривала людей и поражалась обилию красок: девушки в платьях цвета спелого граната, небесной лазури (я!) и золота, что звенело при каждом движении. Седые старцы в строгих черных одеждах, но с живыми и мудрыми глазами. Изумрудный газон, мерцающий в свете зарождающихся звезд. Но главный цвет — красный: на шашлыках, румянец на щеках, алые языки пламени в костре, который зажгли в каком-то интересном очаге, и на гигантском шампуре запекался целый барашек: его медленно крутил мужчина, одновременно поливая соком, стекавшим в специальный поддон. Удивительно! В первый раз такое вижу!

— Я хочу поднять тост, — Адам встал и повернулся к Булату Зелимхановичу, — дорогой отец, как горный орел, ты всегда был для меня примером силы и мудрости. Желаю тебе крепкого здоровья, такого же долгого и счастливого жизненного пути, как горы Кавказа, пусть твои мечты всегда сбываются, а сердце наполняется радостью. Пусть твои корни — семья и друзья — дают тебе силу. За здоровье, за семью, за друзей, что рядом сегодня. За тебя, папа!

Я заслушалась! Тосты цепочкой пошли один за одним, и это не наши «ну, за любовь». Целые поэмы: о предках, о чести, о гостеприимстве, о любви. Образно, страстно, с душой. Каждый тост как спектакль: я ловила каждое слово, даже когда не все понимала, но дагестанский язык получалось прочувствовать душой.

Сегодня не просто застолье. Это какой-то удивительный гимн жизни, гордости, предкам и простому человеческому счастью быть вместе.

— Пойдем танцевать! — меня увлекла за собой Шейла. Она сама как вихрь, жизнь, музыка!

Да, здесь не просто музыка. Это нечто физическое, что входит в тебя через ступни и заставляет сердце биться в ритм мелодии. Виртуозные пассажи флейты, пронзительные и чарующие. Мощный и ровный гул барабанов. Даже гармонь звучала! Здесь музыка — это не фон для жеманного застолья: это команда «жить!».

И самое главное, что я чужая по крови, но ощущала себя родной. Меня обнимали женщины, со мной чокались. Шейла с подругой тянули меня в круг, чтобы я, неуклюже перебирая ногами, попыталась повторить их шаги.

— Получается? — смеялась и танцевала, живя огнем внутри себя.

— Конечно! — Шейла смеялась звонко, заразительно, из самой глубины души. Мне очень понравилась сестра Адама.

Ритм изменился, и в центр вышла та самая девушка — Малика. Она в такт музыке кружилась и грациозно выделывала кренделя руками. На нее смотрели: все вышли из круга, уступая сцену ее изяществу. Искусная танцовщица и красивая девушка, этого не отнять.

— Я соскучился, — в толпе рука Адама скользнула по моей спине, поглаживая, массируя. Волосы прятали эту невинную, но непозволительную ласку. Сафаров совсем не смотрел на Малику, только на меня. — Ты рядом, но мне так мало тебя… — шепнул, мазнув губами по моей макушке. С огнем играл мой джигит.

Неожиданно платок с головы Малики соскользнул и приземлился аккурат возле ног Адама. Он сначала просто удивился, затем нахмурился, но поднял его.

Малика неспешно шла к Адаму и смотрела прямо в глаза: она показывала себя и абсолютно игнорировала меня. Сафаров передал ей легкую ткань; она покорно приняла и кротко опустила глаза.

Адам сделал знак музыкантам, и воздух пронзила тихая томная мелодия. Он предложил мне пройти в центр.

— Я не умею… — одними губами.

— Доверься мне, — почувствовала сердцем. Адам крутился вокруг меня, отбивая четкий ритм. Я даже не представляла, что он так умел! А прыжки и выбросы ногами… Адам, казалось, не касался земли. Я пошла за ним, но использовала женственность и изящество: плавность рук и резкость ног на самых жгучих музыкальных страданиях. Сафаров прожигал меня восхищенным взглядом, а гости подбадривали, хлопая в ладоши — это кружило голову. Это не просто танец: это полет, история, признание. Признание в любви.

Ноги Адама выбивали молниеносную дробь, ускоряясь к завершению. Его осанка — вызов всему миру; его взгляд — огонь на вершине Кавказских гор. Огонь, который зажжен женщиной: он горел на моих щеках и пылал в сердце. Я отвечала ему грацией, гордостью и силой любви, скрытой в плавных нежных движениях.

Мы не говорили, не обнимались, даже не касались друг друга, но танец сам все расставил по местам. Показал всем, кто мы друг для друга. Пара.

Из круга мы вышли плечом к плечу — рядом и близко.

— Пить хочу — восстанавливая дыхание, отделилась и отправилась к столу. Жадно глотала гранатовый сок, разбавленный ледяной водой. Нужно с Адамом поговорить относительно намерений этой Малики…

— Саша, можно тебя на пару слов? — рядом возникла мать Адама. Она взяла меня под руку и повела в отдаленную беседку в зарослях винограда. Мы присели рядом: она вздохнула, а я занервничала.

— Саша, простите за прямоту, но… — повернулась ко мне: — Тимофей — сын Адама?

Я испуганно замерла. Как она догадалась? Ведь никто до того…

— Почему вы так подумали? — я и так решилась рассказать Адаму, но его мать застала меня врасплох, и я начала отнекиваться.

— Я помню своего сына маленьким, — с любовью окунулась в воспоминания: — Та же мимика, жесты, нестандартный ум. Глаза, Саша! У них одни глаза…

— Тима просто много общается с Адамом, он подражает ему… — продолжала отрицать.

— Знаете, Саша, я еще в первую встречу заметила, как мой сын на вас смотрит. Я спросила, кто вы. Он рассказал, что вы — та самая Саша.

— Та самая? — не поняла. Адам говорил обо мне с матерью?

— Я сопоставила сроки и поняла, что та Саша, про которую сын рассказывал, ища утешения у мамы… Мой гордый первенец страдал по той девушке. Та Саша не могла родить от другого!

Я молчала. Значит, он все-таки думал обо мне…

— Саша, я спрашиваю не для того, чтобы осудить вас, — взяла меня за руку, согревая похолодевшую ладонь. — По-женски я вас отлично понимаю: вас обидели, оскорбили, оставили. Вы злились и были правы! Но вы не сломались и вырастили прекрасного сына!

Это дорогого стоит! Такая сила духа. Знаете, я тоже уходила от мужа беременная Адамом! — улыбнулась хитро, становясь молодой и дерзкой. — И моя поддержка всегда будет с женщиной, поверьте и ничего не бойтесь!

— Юлия Германовна, я… — все еще сомневалась.

— Столько лет, Саша. Я вся извелась в раздумьях. Как бабушка я хочу знать, если у меня внук. Вашим родителям повезло иметь такого мальчика.

— Мама умерла, когда мне было девятнадцать, а у отца своя семья… — тихо ответила. — Мы с Тимом одни. Команда… — улыбнулась сквозь пробивавшиеся слезы.

— Я тоже рано потеряла родителей, — по-матерински привлекла к себе, — детдомовская…

— Гладила меня по спине.

— Мне страшно рассказать… — всхлипнула. — Я знаю, что должна, но боюсь…

— Хвала Господу! — Юлия Германовна прикрыла глаза, а руки задрожали. — Наш Тимочка. Наш! — и коснулась моих волос. — Ты должна сказать. Будет сложно, мой сын с характером, но любящая женщина всегда найдет правильные слова для любящего мужчины. Адам тебя любит, не сомневайся.

Да, больше тянуть нельзя. Я должна сказать как можно раньше…